А.Н. Островский

4. Пьеса "Гроза"

5. Пьеса "Бесприданница"

1. Периоды и характеристика творчества Островского А.Н.

Александр Николаевич Островский (1823—1886) является одним из величайших драматургов второй половины XIX в. Его перу принадлежит 54 пьесы, каждая из которых отразила многогранность его таланта. Творческий путь Островского можно охарактеризовать следующим образом:

первый период (1847—1860), имеющий следующие характеристики:

Использование гоголевских традиций;

Овладение передовой эстетикой своего времени;

Расширение тематики и усиление социальной остроты пьесы, как, например, в пьесах "Воспитанница" (1858), "Праздничный сон — до обеда" (1857), "Не сошлись характерами" (1858), "Гроза" (1856);

Создание пьес "Свои люди — сочтемся!", "Бедная невеста", "Не в свои сани не садись", комедии "Бедность не порок", драмы "Не так живи, как хочется";

второй период (1860-1875), имеющий следующие характеристики:

Обращение к традициям исторической драматургии А. С. Пушкина, повышенный интерес к прошлому страны;

Убежденность в важности литературного освещения истории, так как это помогает лучше осмыслить настоящее;

Раскрытие духовного величия русского народа, его патриотизма, подвижничества;

Создание исторических пьес: "Козьма Захарьич Минин-Сухорук" (1862), "Воевода" (1865), "Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский" (1867), "Тушино" (1867), "Василиса Мелентьева" (1868);

Использование новых образов и мотивов, которые отражали и новые общественные отношения в стране, и суть мировоззрения самого автора;

Разработка жанра хроники и стихотворной трагедии;

Продолжение традиций Пушкина и Гоголя по разработке темы маленького человека в таких пьесах, как "Шутники" (1864), "Пучина", "Трудовой хлеб";

Разработка жанра сатирической комедии, отразившей русскую жизнь в период буржуазных реформ через разработку мотива противопоставления "волков" и "овец", т. е. персонажей — дельцов, хищников и их обездоленных жертв, в таких пьесах, как "На всякого мудреца довольно простоты" (1868), "Бешеные деньги" (1869), "Лес" (1870), "Снегурочка" (1873) и в комедии "Волки и овцы" (1875), созданной в третий период творчества автора;

третий период (конец 70-х — начало 80-х гг. XIX века), имеющий следующие характеристики:

Продолжение разработки намеченных на предыдущих этапах тем и мотивов: сатиры на русскую буржуазную действительность, темы маленького человека;

Углубление психологизма в исследовании и раскрытии характеров и в анализе среды, окружающей героев пьес Островского;

Создание основ чеховской драматургии в таких пьесах, как "Бесприданница", "Невольницы", "Светит, да не греет", "Не от мира сего".

2. Своеобразие творчества Островского А.Н.

Своеобразие и важность творчества Островского заключаются в следующем:

новаторство в тематике, жанрах, литературном стиле и образах пьес;

историчность: события и сюжеты его пьес охватывают огромный исторический период развития России от Ивана Грозного до второй половины XIX в.;

бытовая наполненность, погруженность сюжета в семейные, частные отношения, так как именно в них проявляются все пороки общества, и через раскрытие сути этих семейных отношений автор раскрывает и общие человеческие пороки;

раскрытие конфликта двух "партий": старших и молодых, богатых и бедных, своевольных и покорных и т. п., и этот конфликт является одним из центральных в драматургии Островского;

органическая связь драматизма и эпического начала;

широкое использование традиций фольклора, сказок как в названиях ("Не все коту масленица", "Не в свои сани не садись", "Правда хорошо, а счастье лучше"), так и в сюжетах ("Снегурочка"), и пословица зачастую определяет не только название, но и весь замысел и идеи пьесы;

использование "говорящих" имен и фамилий героев, часто продиктованное фольклорными образами и литературными традициями предшествующих авторов (Тигрий Львович Лютов из пьесы "Не было ни гроша, да вдруг алтын");

индивидуализированность, сочность и яркость языка героев и самих пьес.

Творчество Островского и разрабатываемые им драматические традиции оказали сильнейшее влияние на последующие поколения драматургов и литераторов XIX и XX вв., и в частности на таких авторов, как Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, А И. Южин-Сумбатов, В.И. Немирович-Данченко, Е.П. Карпов, А.М. Горький, А.С. Неверов, Б.С. Ромашов, Б.А. Лавренев, Н.Ф. Погодин, Л.М. Леонов и др.

3. Пьеса "Свои люди - сочтемся!"

Пьеса "Свои люди — сочтемся!", написанная в первый период творчества Островского, имеет следующие особенности :

обличение деспотизма, самодурства и своекорыстия;

ориентация на гоголевские традиции в литературе, что проявляется в выдвижении на первый план темы денег через описание имущественных отношений между героями с преобладанием у них жажды наживы;

использование традиций "натуральной школы", что проявляется через разветвленное изображение быта купеческого сословия;

в то же время отход от гоголевской поэтики исследования характера и принципов натуральной школы, что проявляется в следующем:

Сосредоточение внимания не только на раскрытии психологии героя и описании его бытовой жизни, но и на исследовании и анализе особенностей окружающей его социальной среды;

Появление персонажей, которые не имеют отношения к центральному конфликту, но способствуют яркому изображению купеческого быта;

Отказ от глубокого рассмотрения фактов действительности, а стремление к их обобщению;

Изменение сути и отношения к любовной интриге, которая подчинена главной теме — денежным отношениям выгоды, и ее возникновение у героев продиктовано материальным интересом;

новизна композиции, суть которой заключается в развитии истории одного типа на разных этапах;

новизна и своеобразие сюжета, который строится по принципу качелей, т. е. герои попеременно поднимаются и опускаются в своем положении;

особая выразительность и индивидуализированность языка героев, который очень точно выражает комическое в данное пьесе.

4. Пьеса "Гроза"

Пьеса Островского "Гроза" — одна из самых интересных и популярных в русской драматургии. Пьеса основана на реальных впечатлениях Островского от поездки по Верхней Волге в 1856 г., в ней нашли свое выражение нравы купеческих слоев, обычаи патриархальной старины, красивейшие и богатейшие пейзажи природы Волги. Драматическое действие пьесы протекает в вымышленным городе Калинове, который, по замыслу автора, находится на берегу Волги. "Гроза" имеет следующие художественные особенности :

органичное, мастерское использование картин волжского пейзажа, которые выполняют следующие важные художественные функции:

Вносят яркие краски в описание места действия пьесы, помогая читателю как можно ярче и отчетливее понять ситуацию;

Композиционно имеют большое значение, так как делают структуру пьесы законченной, цельной, начиная и завершая действие пьесы обрывистым берегом реки;

сюжетное и композиционное своеобразие, которое заключается в следующем:

Замедленность темпа действия вначале, что обусловлено развернутостью экспозиции пьесы, которая выполняет важнейшую авторскую задачу как можно более подробно познакомить читателя с теми обстоятельствами, бытом, нравами, характерами и условиями, в которых впоследствии будет разворачиваться действие;

Введение в экспозицию нескольких "второстепенных" героев (Шапкин, Феклуша, Кудряш и др.), которые впоследствии будут играть важнейшую роль в развертывании конфликта пьесы;

Своеобразие завязки пьесы, которое заключается в различных вариантах ее определения, и в то же время можно назвать завязку пьесы тройной, включающей в себя осуждающие слова Кулагина в начале 1-го акта, обусловливающие развитие социальной борьбы в пьесе, диалог Катерины с Варварой (седьмое действие) и последние слова Катерины во втором акте, которые окончательно определяют характер ее борьбы;

Развитие в действии социальной и индивидуальной линии борьбы и двух параллельных любовных интриг (Катерина — Борис и Варвара - Кудряш);

Наличие "внефабульных" эпизодов, например встреча Кабанихи с Феклушой, которые выполняют функцию завершения образа "темного царства";

Развитие напряженности драматического действия в каждом новом акте;

Кульминация в середине пьесы - в 4-м акте, связанная со сценой покаяния, и ее функцией является обострение конфликта героини со средой;

Подлинная развязка в 5-м акте, где обе интриги получают свое завершение;

Кольцевое построение пьесы: события 1-го и 5-го актов происходят в одном и том же месте;

своеобразие, яркость и полнота образов пьесы Катерины, Кабанихи, Дикого, Бориса, каждый из которых имеет определенный цельный характер;

использование приема противопоставления характеров (Кабаниха и Дикой и остальные персонажи), пейзажей 1-го и 4-го действий и др.;

раскрытие трагедийных обстоятельств жизни образованного, наполненного духовно человека в обществе "темного царства";

символизм названия пьесы, которое присутствует в пьесе и как явление природы, и как некий символ, выражающий идею всего произведения, и здесь идет перекличка с грибоедовским "Горем от ума", лермонтовским "Героем нашего времени", и как имеющее переносное значение, олицетворяя грозу, бушующую в душе Катерины.

5. Пьеса "Бесприданница"

Пьеса "Бесприданница" (1878) является сороковым произведением Островского и открывает новый — третий этап в его творчестве. Пьеса имеет следующие художественные особенности :

перекликается с "Грозой" по следующим пунктам:

Место действия — маленькие города на берегу Волги;

Основная тема и основная характеристика жителей — денежные мотивы, выгода;

Обе главные героини не соответствуют тому миру, в котором живут, они выше его и вступают в конфликт с этим миром, и в этом их трагедия, одинаков и конец обеих героинь - смерть, освобождающая их от пороков и несправедливости окружающего мира;

имеет существенные отличия от "Грозы", которые заключаются в изменении социального положения, нравов и характеров героев, которые теперь являются современными образованными промышленниками, а не невежественными купцами, интересуются искусством, активны, амбициозны, стремятся к развитию, но тем не менее имеют свои, пусть иные, но тоже пороки;

имеет связь со "Снегурочкой", которая выражается в характерах обеих главных героинь — Ларисы Огудаловой и Снегурочки, влекомых любовью к натуре с сильной волей и с такими же сильными страстями, и эта любовь является причиной смерти обеих героинь;

является в жанровом отношении социально-психологической драмой;

приемы, разрабатываемые Островским в данной пьесе, оказали влияние на творчество А. П. Чехова, и среди тих приемов можно назвать следующие:

Развитие таких мотивов, как пистолет, который ранее был повешен на стене, обед, в течение которого решаются судьбы героев;

Глубинный анализ человеческой души;

Объективная оценка и характеристика героев;

Символика образов;

Раскрытие неустройства жизни в целом.

4 мая 1848 г. на третий день по приезде в Щелыково Александр Николаевич записал: «Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки - очаровательны» . Пораженный первозданной роскошью щелыковской природы, Островский говорил о ней словами восторженного восхищения. Извилистую, капризно меняющую свое течение Сендегу, с ее причудливо разнообразными берегами, то дремуче запущенными, то безлесными, открытыми, то донельзя крутыми, высокими, глинистыми, то низкими, песчаными, драматург, по изустной легенде, называл трогательно-ласково - Сендегушка.

Щелыковская природа явилась и могучим возбудителем поэтической энергии драматурга, и средой, местом действия героев некоторых его произведений, и предметом их эстетического наслаждения.

Вот хотя бы некоторые, наиболее разительные эпизоды ее участия в его пьесах. Трагедия «Гроза» открывается видом с правого высокого берега Волги на Заволжье.

Кулигин , любуясь красотой расстилающейся за рекой панорамой, произносит: «Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.

Кудряш . А что?

Кулигин . Вид необыкновенный! Kpacoтa! Душа радуется.

Кудряш . Нештó!

Кулигин . Восторг! А ты: «нештó!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита» (т. 2, с. 211).

Вероятно, это происходит на кинешемском берегу Волги, в прошлом самом высоком в ряду известных Островскому волжских городов. С этой набережной и других высоких холмов, излюбленных местными жителями, заволжские просторы просматриваются на десятки километров.

Кулигин восхищается лесными урочищами Заволжья, пейзажами щелыковских окрестностей. Ими, по-видимому, восторгается и Лариса Огудалова в четвертом явлении первого действия «Бесприданницы». Она говорит своему жениху: «Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне! Поедемте поскорей в деревню!»

Этим видом любуются сегодня, будут восхищаться и завтра.

На 18-м километре Галичского тракта, если ехать из Кинешмы, имеется крутой поворот влево. При жизни драматурга здесь стоял столб с надписью: «Щелыково, имение гг. Островских». Эта «повертка», от которой шла колея на Щелыково, вполне возможно, явилась реальной основой для изображения места встречи Несчастливцева и Счастливцева во втором действии комедии «Лес». Место этой встречи драматург рисует так: «Лес; две неширокие дороги идут с противоположных сторон из глубины сцены и сходятся близ авансцены под углом. На углу крашеный столб, на котором, по направлению дорог, прибиты две доски с надписями: на правой - "В город Калинов", на левой - "В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской". У столба широкий, низенький пень, за столбом, в треугольнике между дорогами, по вырубке мелкий кустарник не выше человеческого роста. Вечерняя заря».

Аркадий Счастливцев и Геннадий Несчастливцев встретились, по воле драматурга, на одной из «поверток» Галичского тракта, по которому они шли: один из Вологды в Керчь, а другой из Керчи в Вологду. Где же точнее они находятся? На это недвусмысленно отвечает Несчастливцев: «Ну, приду теперь в Кострому, в Ярославль, в Вологду, в Тверь». И далее: «Признаться тебе сказать, устал, а еще до Рыбинска с неделю пропутешествуешь» (д. II, явл. 2). Артисты встретились на пути, ведущем Несчастливцева в Вологду через Кострому, Ярославль, Рыбинск. Все это недалеко от Волги.

Несчастливцев шел в Вологду от крайней нужды. С деньгами он туда не пошел бы. И вот почему, получив от Гурмыжской тысячу рублей, он меняет маршрут. Этот новый маршрут весьма любопытен для определения местонахождения Несчастливцева. «Поедем мы, - говорит он Счастливцеву, - до Волги в хорошем экипаже, а потом на пароходе в первом классе». Несчастливцев явно находился где-то между Кинешмой и Костромой и собирался ехать по тогда тряскому Галичскому тракту, до первой пристани, а затем на пароходе в Нижний Новгород на ярмарку.

С щелыковскими наблюдениями драматурга связано и название усадьбы Гурмыжской. В пятнадцати верстах от Щелыкова располагалась усадьба А.Н. Григорова - Александровское, называвшееся также «Пеньки». Кроме того, селения «Пеньки» имелись в Варнавинском, Ветлужском, Галичском, Юрьевецком, Нерехтском и Костромском уездах Костромской губернии.

Царство леса, глухого, нехоженого, окружавшего со всех сторон усадьбу Щелыково, вероятно, определило и символическое заглавие пьесы «Лес».

На правом берегу Куекши, примерно в полукилометре за мостом, ведущим в усадьбу, расположена красивая широкая поляна, окруженная со всех сторон лесом. В одном ее углу бьет родник, заполняя прозрачной водой деревянный шестигранный сруб, врытый в землю. От наличия серы вода в нем кажется голубоватой. Местные жители назвали этот родник, а вместе с ним и самую поляну «Святой ключик». Уже в советское время артисты, отдыхавшие в Щелыкове, наименовали это место «Ярилиной долиной».

Жители щелыковских окрестностей Н.Н. Любимов и А.В. Бойцова, со слов стариков, говорили мне, что в стародавние времена, еще до Островского, над срубом высилась часовня, а вокруг часовни была загородь, и входили в нее через калиточку. «Ярилина долина» испокон веков была местом народных гуляний в Троицын и Духов дни. В эти праздники сюда сходились и съезжались крестьяне всей округи. Здесь прямо с телег бойко шла торговля бакалейными, «красными» и другими товарами. На поляне водили хороводы, пели песни. Тут бывали слепцы и сказители. Островский не пропускал этих народных увеселений. И.И. Соболев вспоминает, что «Островский приходил на гулянье со всем семейством, покупал гостинцев и оделял молодежь за их душевные песни и веселые пляски, ласково разговаривал с народом, шутил, смеялся» .

«Ярилина долина» могла быть использована Островским для четвертого действия весенней сказки «Снегурочка», где счастливые берендеи справляют праздник любви, посвященный богу Яриле. Обстановкой действия послужила, разумеется, не только «Ярилина долина», но и вся щелыковская природа с ее роскошными полянами, вековыми лесами и вьющимися среди них серебристыми речушками.

По словам внучки Островского М.М. Шателен, ее мать - М.А. Шателен неоднократно подчеркивала, что прототипом Берендеевки была деревня Субботино и ее луг. Вероятно, драматург имел в виду и так называемую «Стрелку» - высокую гору на левом берегу Сендеги, против деревни Лобаново. С гребня горы, ныне заросшей лесом, открывался великолепный вид на окрестности, в частности и на деревню Сергеево. По изустным преданиям, памятным Н.Н. Любимову и другим жителям щелыковских земель, здесь были устроены скамейки для сиденья и большая крытая беседка-гриб. По воскресеньям здесь собирались девушки и парни ближайших деревень и сел на гулянье - пели песни, водили хороводы, танцевали кадриль, отплясывали русскую. На «Стрелку», полюбоваться народным гуляньем, съезжались и некоторые владельцы близлежащих поместий. Частым посетителем был и Островский, прибывавший сюда с семьей на долгуше (повозка на длинном ходу. - А.Р.). Местные старожилы рассказывали, что он оделял ребят конфетами. Вспоминали также и то, что, отправившись на «Стрелку» в последние годы своей жизни, Александр Николаевич побоялся перейти по лаве (двум тонким жердочкам) через речку, и крестьяне дружно подхватили и перенесли его на руках.

Одно из красивейших мест щелыковских окрестностей - так называемые «Гребни», расположенные на Галичском тракте, не доезжая до селения Малое Березово (после 25-го километра от Заволжска, метров 200 вперед по тракту и около 400 метров вправо). Это место, использованное в 1969 г. для кинокартины «Снегурочка», являет собой восхитительный обрыв, с которого открывается чудесный вид вниз и широкая перспектива вдаль.

Творчески объединяя «Ярилину долину», деревню Субботино и ее луг, а также «Стрелку» и, возможно, «Гребни», Островский воссоздал сказочный пейзаж четвертого действия «Снегурочки»: «Ярилина долина: слева (от зрителей) отлогая покатость, покрытая невысокими кустами; справа - сплошной лес; в глубине озеро, поросшее осокой и водяными растениями с роскошными цветами; по берегам цветущие кусты с повисшими над водой ветвями; с правой стороны озера голая Ярилина гора, которая оканчивается острою вершиной. Утренняя заря».

Трагическая судьба Снегурочки вызывает глубокое сочувствие. И, созерцая голубое озерцо «Святого ключика», экскурсанты становятся творцами новой легенды. Вырываясь из глубины, родник поднимает ил, что создает впечатление как бы трепещущего сердца. Воображение дорисовывает картину: на месте, где растаяла Снегурочка, образовался родник, на дне которого благодаря кристально чистой воде видно бьющееся Снегурочкино сердце. Увлекаемый фантазией В.Лакшин, автор занимательно изложенной биографии А.Н. Островского, пишет: «Испробуйте вымерить глубь колодца - трехметровая жердь уйдет вниз и не найдет дна», а в действительности глубина колодца «Голубого ключика» не более двух метров .

Могучая, живописная, девственная красота щелыковских окрестностей прозвучала в стихах «весенней сказки». Гимном плодоносной, неисчерпаемой в своих богатствах природе стали слова мудрого царя Берендея, любующегося и красотой Снегурочки:

Полна чудес могучая природа!

Дары свои обильно рассыпая,

Причудливо она играет...

(«Снегурочка», д. II, явл. 5)

По всей видимости, пребывание в Щелыкове, расположенном на севере страны, где так часто хмурится небо и где особенно радуются теплу, солнцу, вдохновило Островского и на создание той песни, которую поют берендеи в конце пьесы:

Даруй, бог света,

Теплое лето.

Красное Солнце наше!

Нет тебя в мире краше.

Краснопогодное,

Лето хлебородное.

Красное Солнце наше!

Нет тебя в мире краше.

Островский не только познавал, записывал и изучал народное творчество, но и отражал, использовал его в своих пьесах. Многие песенно-обрядовые и хороводные мотивы устно-народной поэзии, записанные драматургом в Щелыкове, в переработанном виде вошли в «Снегурочку», сотканную из устно-поэтических мотивов.

Указывая на пребывание драматурга в Щелыкове, первый исследователь «Снегурочки» Ф.Д. Батюшков справедливо писал, что «Островский мог не только книжным путем, но непосредственно, по впечатлениям жизни, заинтересоваться культом Ярилы, ознакомиться с некоторыми обрядностями этого культа и задумать их поэтическую обработку» .

В Щелыкове и его окрестностях ежегодно весело и шумно справляли проводы масленицы. Надежда Николаевна Островская, сестра драматурга, вспоминает: «На масленице начались катанья: насядут полные розвальни молодежи и детей, и вся компания с песнями разъезжает от деревни к деревне. В Прощеное воскресенье сделали чучело; сложили большой костер за деревней и вечером сожгли масленицу, а кругом костра пели, прощаясь с блинами и весельем» .

Все близко, хорошо знавшие драматурга, свидетельствуют о его необычайной наблюдательности, о присущей ему острой писательской зоркости. Драматург не пропускал ничего, что могло бы послужить ему для художественного воспроизведения.

Обстановка главного щелыковского дома, вся совокупность окружающих условий так или иначе отражается во всех его «усадебных» пьесах. Изображая декорацию второй сцены пьесы «Воспитанница», Островский пишет: «Гостиная. Прямо отворенная дверь в сад, по сторонам двери, посередине круглый стол». Эта обстановка весьма напоминает щелыковскую.

Местом третьего действия комедии «Лес» служит «старый густой сад; налево от зрителей невысокая терраса барского дома, уставленная цветами; с террасы сход в три или четыре ступени». Реальной основой и этой декорации мог послужить главный щелыковский дом. Здесь нашла отражение и такая подробность щелыковского летнего обихода, как обилие цветов, которые стояли на террасе, в столовой, в гостиной и во всех других комнатах.

Моделью внешней обстановки пьес Островского, возможно, служили и усадьбы Комарово (Яковлевых), Старое Соколово (Хомутовых), Ново-Покровское (И.А. Григорова), Александровское-Пеньки (М.А. Григорова), Погост (Ф.А. Бредихина).

По изустному преданию, бывая в усадьбе Старое Соколово, Александр Николаевич с удовольствием проводил время за своими записями в избушке. По сохранившимся фотографиям особенно эффектны дома в усадьбах Ново-Покровское (на реке Киленке), Александровское-Пеньки и Погост. Между прочим, великолепный макет усадьбы Погост, в которую драматург неоднократно приезжал, чтобы наблюдать из обсерватории Бредихина луну и звезды, хранится в музее поселка Островского (бывшее село Семеновское-Лапотное). Главный дом этой усадьбы, как он представлен в макете, отличается импозантностью, которую ему придают четыре большие колонны, башенки с острыми шпилями и соприкасающиеся с ним два здания.

В пьесах Островского так или иначе воспроизведено и все окружение главного дома усадьбы. Щелыково находится в таком тесном соседстве с близлежащими деревнями (Ладыгино, Лобаново, Василёво, Субботино, Кутузовка), что песни, распеваемые в них крестьянской молодежью, были хорошо здесь слышны. Третье действие «Воспитанницы» открывается хороводной песней, слышной в саду усадьбы Уланбековой откуда-то издалека.

Во времена Островского в Щелыкове было много георгинов. В комедии «Лес» Счастливцев говорит: «Пойду, поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, все-таки легче» (д. IV, явл. 4). Не исключено, что именно пруд с островком посередине стоял перед мысленным взором драматурга, когда он писал знаменитую сцену, в которой Аксюша, племянница Несчастливцева, решает утопиться. Подобные пруды были и в усадьбах окрестных помещиков.

Бытовые факты, детали и штрихи отражаются в пьесах Островского не только в прямом, но и в творчески переработанном, в сложно переосмысленном виде. Яркий пример - комедия «Волки и овцы». В первые годы владения усадьбой драматург с большим рвением занимался приведением ее в порядок: строил баню, беседки, улучшал палисады и т.д. Строительные заботы писателя и обусловленные ими связи с поставщиками, подрядчиками и мастеровыми нашли свое отражение в первом явлении пьесы «Волки и овцы», но уже в совершенно ином свете. Отношения Островского с подрядчиками, поставщиками и мастеровыми были благожелательными и на редкость простыми. При всегдашних материальных затруднениях бывали случаи и задержки Островским уплаты денег за работу и различные поставки. Но при этом дело всегда кончалось без какой-либо обиды с той и другой стороны. Напротив, в соответствии с характером Мурзавецкой драматург показывает ее отношения с зависимыми от нее людьми в форме деспотического произвола. Вот Мурзавецкую ждут люди, надеясь получить с нее деньги. Дворецкий Павлин , обращаясь к ним, говорит:

«Стало быть, вы барышню дожидаться хотите?

1-й крестьянин . Да уж подождем: наше дело такое, что дожидаться.

2-й крестьянин . И подождешь, ничего не поделаешь. Мы еще позапрошлую осень лес возили на баньку. (Указывая на подрядчика.) Вот рыжий-то строил.

Маляр . А мы вот палисаду красили, звен двенадцать, да беседку умброй подводили.

Староста . А мы так бычка-опоечка в ту пору на солонину...

Столяр . Всякий за своим, ведь; и мы вот тоже два столика под орех, да в спальню к барышне...»

Поставщики дождались и увидели Мурзавецкую, но денег и на этот раз не получили. А затем дворецкий грубо выпроводил их (д. I, явл. 3).

В дни местных храмовых праздников (9 мая в церкви Николы в погосте Бережки и 13 сентября в церкви Воскресения Славущего в селе Твердове) Островский весьма охотно посещал и один, и с детьми или гостями народные гулянья, которые проходили неподалеку от усадьбы, на лугу деревни Субботино. Эти реалии щелыковской жизни претворились в разговорах действующих лиц пьесы «Волки и овцы»:

«Мурзавецкая . У нас тут храмовый праздник неподалеку, а ты, чай, и не знаешь?

Купавина . Как не знать! На моем лугу гулянье бывает» (д.II, явл. 3).

«Мурзавецкий . ...Вот, например, сегодня вечером, если вы меня не отпустите...

Мурзавецкая . Куда это? На гулянье, с пьяными мужиками путаться?» (д. II, явл. 6).

И последнее:

«Купавина . Я хочу народное гулянье посмотреть.

Лыняев . Не ходите! Что за удовольствие идти за две версты, да еще по горам, чтобы смотреть на пьяных.

Купавина . Скажите лучше, что вам лень! Оставайтесь!

Лыняев . Я бы пошел, но там, вероятно, ваши люди гуляют, мы их только стесним. Зачем расстраивать чужое вeceлье?!

Купавина . Мы издали посмотрим, с горы» (д. III, явл. 2).

В репликах Мурзавецкой и Лыняева, видящих в народном гулянье лишь пьянство, совершенно отчетливо сквозит их враждебность к крестьянам. Бытовая деталь, как и всегда, подчинена драматургом идейному замыслу пьесы.

До проведения железной дороги в Кинешемском уезде леса были баснословно дешевы, по десяти рублей за десятину. Этот факт нашел отражение в пятом явлении четвертого действия комедии «Волки и овцы». Обращаясь к Купавиной, Беркутов говорит: «В другом месте это огромное богатство, а здесь на лес цены низкие: лесопромышленники дадут вам рублей по десяти за десятину».

Щелыковская округа славилась обилием волков, которые с осени начинали тревожить жителей усадьбы. «Ах, - извещала 19 декабря 1869 г. щелыковская управительница своего хозяина, - у нас сколько волков - бездна, по улицам ходят, у вас Соловейку и мою собаку тоже съели, и маленького одного щенка съели» . В 1876 и 1877 гг. в кинешемских земских собраниях слушались специальные доклады о мерах к истреблению волков - так их было много. В пьесе «Волки и овцы» воплощена и эта бытовая деталь. «Вот, Бог даст, - говорит в пятом явлении первого действия Павлин о Тамерлане Мурзавецкого, - осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем». Предсказание Павлина сбылось. «Близ города, среди белого дня, - в отчаянии повествует Мурзавецкий, - лучшего друга... Тамерлана... волки съели» (д. V, явл. 12).

Кстати сказать, щелыковские волки вспоминаются и в «Бесприданнице». Мечты Ларисы о деревенском спокойствии, о прогулках по лесам, о собирании ягод и грибов Харита Огудалова перебивает грубой прозой: «А вот сентябрь настанет, так не очень тихо будет, ветер-то загудит в окна.

Лариса . Ну, что ж такое.

Огудалова . Волки завоют на разные голоса» (д. II, явл. 3).

Островский был неутомимым рыболовом. Он удил в Куекше, ездил с острогой по Сендеге, забрасывал невод в Мере. И эта бытовая деталь его щелыковской жизни отразилась в пьесе «Светит, да не греет», написанной совместно с Н.Я. Соловьевым. Рукой Островского внесены в рукопись пьесы реплики Дерюгина, в которых он удивляется обилию плещущейся в реке рыбы и высказывает желание «завтра же утром... в этом самом месте неводок закинуть» .

Щелыково связывало Островского с Кинешмой . Благодаря земской деятельности у Островского в Кинешме было много знакомых, и он, по воспоминаниям С.В. Максимова, не только по общественным делам, но «и вообще ее старается посещать: там у него есть где остановиться и с кем поговорить» .

В очень коротких отношениях Александр Николаевич был, например, с почтмейстером. В щелыковском музее хранится фотография драматурга с его дарственной надписью: «Ивану Васильевичу Промптову. А. Островский ». На оборотной стороне фотографии Промптов обозначил дату ее получения - «30 августа 1883 года». В этот день Островский вместе с гостями праздновал свои именины. Среди гостей находился И.В. Промптов. Кстати сказать, он являлся владельцем небольшого имения Максютино, расположенного в 5-6 километрах от Щелыкова.

В Кинешме драматурга особенно привлекали ярмарки, на которые в большом количестве съезжались крестьяне. Он любил посещать их, так как ему представлялось здесь широчайшее поле для изучения характеров, нравов и народной речи.

Видовая панорама первого действия «Грозы», как уже сказано,- проекция кинешемской. Она намечена лишь общими штрихами: «Общественный сад на высоком берегу Волги, за Волгой сельский вид. На сцене две скамейки и несколько кустов». Эта панорама, данная в ремарке лишь пунктиром, начинает оживать в словах Кулигина, открывающих пьесу. В четвертом действии, спасаясь от дождя, гуляющие укрываются в галерее старинной постройки и начинают разглядывать роспись ее стен. На одной стене они видят «геенну огненную». Эту картину Островский, несомненно, видел, осматривая достопримечательности Кинешмы. Она была запечатлена на стенах паперти одной из старинных церквей и изображала «Страшный суд со всеми его ужасами» .

Кинешма являлась превосходным источником для «Грозы» и особенностями своего общественно-бытового уклада. Это типичный уездный город - один из старейших торгово-промышленных центров верхнего Поволжья. Местные старожилы, смещая времена, указывали и на реальные прототипы некоторых действующих лиц «Грозы», в частности, на прототипы Кабанихи и Тихона. «Подобная ей, - уверяли они, - жила в Кинешме. Это Евдокия Ларионовна Баранова... Купчиха местная... Она самая... И прототип ее сынка здесь жил» . Совершенно очевидно, что здесь речь идет об А.А. Барановой, владевшей белильным заведением, а также о ее сыне П.И. Баранове - крупном хлеботорговце. Но ни Баранова, ни ее сын не могли быть прототипами Кабановых; их деятельность развивалась позже. Они лишь подтверждают глубокую правдивость образов Островского.

Рисуя широкими мазками природу в пьесе «Гроза», драматург не ограничивался видами Кинешмы. Он воссоздал здесь всю совокупность своих волжских впечатлений. Сюда вошли его наблюдения Костромы, Нижнего Новгорода, Торжка и других волжских городов, но основой их оставалась, по всей видимости, все же Кинешма.

Здесь Островский мог черпать материал и для пьесы «Горячее сердце», написанной в 1868 г. Декорацией ее третьего действия является «Площадь на выезде из города. Налево от зрителя городничий дом с крыльцом; направо арестантская, окна с железными решетками; у ворот инвалидный солдат; прямо река и небольшая пристань для лодок, за рекою сельский вид». Рисуя эту обстановку, драматург, несомненно, исходил из таких знакомых ему кинешемских картин: площади возле собора, на выезде из города, двух зданий присутственных мест, расположенных рядом с собором, реки, лодочной пристани, вида на Заволжье.

Одним из действующих лиц комедии «Волки и овцы» является почетный мировой судья Лыняев. Весьма вероятно, что участие писателя в мировых съездах дало ему материал для заявления Лыняева: «Завелся в нашем округе какой-то сутяга: что ни съезд, то две-три кляузы, и самые злостные. Да и подлоги стали оказываться. Вот бы поймать, да в окружной!» (д. I, явл. 10).

В ноябре 1874 г. Островский начал и в 1878 г. закончил «Бесприданницу». Для этой пьесы он воспользовался трагическим случаем убийства молодой женщины на почве ревности, разбиравшимся в Кинешемском мировом суде . В этой драме кинешемские впечатления и наблюдения отчетливо проступают в намерениях Карандышева баллотироваться в мировые судьи. Кинешму напоминает здесь и крутой спуск, ведущий к пристани. «Ах, как я устала, - говорит Лариса. - Я теряю силы и насилу взошла на гору» (д. IV, явл. 7).

В Кинешме, издавна являвшейся одним из крупных торгово-промышленных центров верхнего Поволжья, драматург мог встречать реальных прототипов не только Карандышева, но и Паратова, Вожеватова; реальным прототипом Кнурова мог быть А.П. Коновалов, крупнейший кинешемский фабрикант-миллионер. Вот почему постановщики кинокартины «Бесприданница» использовали в 1935 г. для своих съемок именно этот город. Здесь хорошо сохранились и торговые ряды, куда городничий Градобоев из пьесы «Горячее сердце» наведывался с кульком «для порядку». Есть предположение, что для образа Саввы Василькова из пьесы «Бешеные деньги» драматургу послужил Савва Морозов .

Купив Щелыково, Островский с большим нетерпением ждал строительства Иваново-Кинешемской железной дороги. Об этом знали все его близкие и немедленно сообщали ему по этому поводу последние новости. «Со мной ехал зять Шипова (костромского предводителя дворянства.–А. Р.), - писал ему 19 июля 1869 г. Бурдин, - и сказал, что Кинешемская железная дорога утверждена за Горбовым и будет готова через два года» . Собственные ожидания и надежды кинешемских промышленных кругов, связанные с проведением в город железной дороги, Островский отразил в словах Беркутова из комедии «Волки и овцы»: «Лес Купавиной стоит полмиллиона. Через десять дней вы услышите, что здесь пройдет железная дорога. Это из верных источников, только ты молчи пока» (д. IV, явл. 4).

Выполнение драматургом обязанностей почетного мирового судьи и гласного земства отразилось, в частности, и в репликах Беркутова, касающихся земства и дворянских выборов.

На реке Кинешемке славилась гульбищами во Всехсвятское воскресенье Ярилина роща. Об этой роще писали И.М. Снегирев , А.В. Терещенко , П.С. Ефименко и др. Кинешемские впечатления могли отразиться и в других пьесах Островского, в частности, в драме «Грех да беда на кого не живет», в комедии «Невольницы».

Щелыково входило в Костромскую губернию. Поэтому для решения экономических и правовых дел по усадьбе драматургу приходилось выезжать в Кострому . Этот город, начиная с 1848 г. он посещал очень часто и жил здесь неделями. Не лишним будет отметить, что 30 мая 1861 г. Костромской губернский статистический комитет избрал «титулярного советника А.Н. Островского» своим почетным членом.

4 сентября 1873 г. драматург сообщал М.П. Садовскому: «Путался я все это время по разным делам в Костроме, потому и не писал Вам давно» (т. 15, с. 18). В этот приезд Александр Николаевич пробыл в городе почти полных две недели. Сюда, для ввода по владение Щелыковым, его вызвал 17 августа телеграммой М.Н. Островский: «Еду прямо Кострому... приезжай с бумагами к 20-му» .

В Кострому драматург приезжал весьма охотно. Это была родина его отца. Здесь жил глубоко чтимый им родной дядя - П.Ф. Островский. Духовная карьера не увлекала Павла Федоровича, но материальные обстоятельства заставили его обратиться именно к ней. Выйдя из духовной семинарии, он определяется дьяконом костромского Успенского собора, а затем становится священником, ключарем и, наконец, членом духовной консистории. П.Ф. Островский произносил прекрасные проповеди, создавшие ему большое уважение паствы. Но духовные власти были недовольны им. И на это имелись причины. Самостоятельно мыслящий, находчивый, Павел Федорович ко многому в условиях своего круга относился не только без должной почтительности, но часто иронически. Исполнение священнослужительских обязанностей называл «лицедейством». С начальством вел себя круто и дерзко. Все это не могло нравиться духовным властям, и они держали его в Костроме, по выражению М.Н. Островского, «как бы в ссылке» . П.Ф. Островский написал ряд сочинений церковно-исторического, духовно-биографического и библиографического плана. Среди них: «Исторические записи о Костроме и ее святыне, благоговейно чтимой в Императорском доме Романовых» (Кострома, 1864), «Историко-статистическое описание Костромского первоклассного кафедрального Ипатьевского монастыря» (Кострома, 1870), «Историческое описание Костромского Успенского кафедрального собора» (М., 1885) и др.; в «Костромских губернских ведомостях» печатались его речи (1856, № 82; 1857, № 15). По своему характеру он был очень доброжелательным, простым и сердечным.

Драматург относился к Павлу Федоровичу с любовью и уважением; беседы с «последним представителем старших» в роде Островских (т. 15, с. 35) доставляли Александру Николаевичу большое удовольствие.

Среди костромских деятелей, с которыми А.Н. Островский находился в близких отношениях, нужно особенно выделить местного литератора П.И. Андроникова. На его сестре, Прасковье Ивановне, был женат Павел Федорович Островский.

Павел Иванович Андроников усердно изучал язык, быт и нравы крестьян Костромской губернии, а также занимался собиранием произведений устного народного творчества. С 1857 г. он - доброхотный корреспондент драматурга, щедро делившийся с ним своими материалами. В архиве Александра Николаевича хранятся присланные ему Андрониковым такие ценные рукописи, как сборник слов Костромской губернии, записи обычаев, нравов, свадебных обрядов и т.д. . В той или иной мере эти материалы были использованы драматургом и в первую очередь при написании комедии «Воевода».

П.И. Андроников - человек сложной судьбы и духовной эволюции. В 50-е и 60-е годы он увлекался революционно-демократическими идеями, а в 80-е годы, обладая как владелец типографии и редактор газет («Костромские губернские ведомости», «Костромской листок объявлений») широкими возможностями печататься, он включился в активную борьбу с идеями социализма и материализма. В 1881 г. им была издана брошюрка «Люди нового времени», направленная против романа «Что делать?» Н.Г. Чернышевского, против статей Д.И. Писарева и работы И.М. Сеченова «Рефлексы головного мозга». В том же году он преподнес свою брошюрку Александру III, приезжавшему в Кострому, за что получил «всемилостивейшую» благодарность.

В Костроме по улице Горной № 8 находился дом, принадлежавший сначала деду драматурга - Ф.И. Островскому, а потом его дяде - П.Ф. Островскому. По изустным преданиям, в этом доме драматург писал «Грозу».

Островский был восхищен природным ландшафтом Костромы до чрезвычайности; в особенный восторг приводил его квартал, называемый «Дебря» (т. 13, с. 185). Очень любил он сидеть, отдыхая, в беседке на берегу Волги, под Успенским собором (т. 13, с. 183). Эта беседка, неоднократно подновлялась, переделывалась и сохранилась до сих пор.

Драматург черпал в Костроме материалы для таких пьес, как «Горячее сердце», «Красавец мужчина», «Без вины виноватые» и др. Однако наиболее ярко его наблюдения сказались в «Грозе» и «Воеводе». Для «Грозы» он, вероятно, воспользовался фамилией Кабановых, распространенной среди тогдашнего костромского купечества. Будучи в Костроме, Островский ознакомился с памятниками старинной архитектуры и последствиями огромного пожара, происшедшего в 1847 г. В его дневнике от 28 апреля 1848 г. записано: «Остановились в единственной, пощаженной пожаром, гостинице. Она очень не удобна для нас, да уж нечего делать - хорошие все сгорели. Много хорошего сгорело в Костроме» (т. 13, с. 183). И памятники архитектурной старины и последствия пожара также нашли отражение в «Грозе». В первом явлении четвертого действия один из гуляющих, рассматривая стены старинной, начинающей разрушаться постройки, замечает: «- А ведь тут... когда-нибудь, значит, расписано было. И теперь еще местами означает». - На это ему второй гуляющий отвечает: «Ну да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли…». Необходимо сказать также, что когда появилась «Гроза», то костромичи восприняли ее как прямое отражение события, происшедшего в их городе. В 1892 г. местный краевед Н.И. Коробицын напечатал исследование «Опыт комментария к драме "Гроза"», в котором очень обстоятельно доказывал, что сюжет «Грозы» имеет своей основой дело Клыковых . Однако, создавая пьесу, драматург не знал о драме в семье Клыковых, о том, что их сноха бросилась в Волгу. Островский закончил «Грозу» 9 октября 1859 г.; 31 октября того же года пьеса уже прошла драматическую цензуру, а Александра Павловна Клыкова исчезла из дома 10 ноября 1859 г.

«Гроза» явилась обобщением характеров и нравов, наблюдаемых Островским во многих местах России, в том числе и в Костроме. И вот почему жизненная драма Александры Клыковой, повторившей судьбу Катерины Кабановой, лишь подтвердила правду идейного замысла и образов драмы Островского. Известный театровед, критик и переводчик С.А. Юрьев однажды воскликнул: «Разве "Грозу" Островский написал? "Грозу" Волга написала!» .

Наиболее тесной связью с Костромой отличается комедия «Воевода». Ее действующие лица - думный дворянин и дьяк из приказа Костромской четверти. В комедии упоминаются места Костромского края: Унжа, Красное село, Галицкое озеро (д. V, явл. 1), Лесная пустынь (д. IV, явл. 3) . Для комедии «Воевода» использовались самые различные исторические материалы, относящиеся к изображаемому времени: «Акты, относящиеся до юридического быта древней России» (2-й том), «Акты исторические» (4-й том), книга Г.К. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича» и др. Драматург изображал в этой комедии, как и в пьесе «Гроза», обобщенный город. Но, создавая свое произведение, он имел в виду и конкретный облик Костромы, этого старинного, так нравившегося ему города, его предания и особенности речи. Не случайно, что в государевом указе проворовавшемуся Шалыгину велено, по сдаче отчета новому воеводе, явиться в Москве в Костромской приказ.

Важно отметить, что Островский, перечисляя исторические материалы, использованные им для «Воеводы», сослался и на документ, прямо относящийся к Костроме. Это обязательство некоего Панкратия Нестерова, «родиною Костромского уезда», служащего у князя Козловского во дворе, «по вся дни», за занятые им три рубля. На основе этого документа драматург создал вымышленный рассказ Дубровина о его желании наняться к воеводе, с которым он обращается к сторожу:

Полчетверта

Рубля прошу, а не дадут, так за три,

Возьму, пропью, а там навек кабальный (д. V, явл. 1).

Князья Козловские когда-то владели многими селами и деревнями в Кинешемском уезде. Ко всему тому, дочь князя А.В. Козловского, Наталья Андреевна, была матерью владельца Щелыкова генерал-майора Ф.М. Кутузова. Ей принадлежали Угольское, Твердово и другие селения.

Костромичи гордились и гордятся Островским. Но справедливо числя драматурга своим земляком, они склонны переоценивать место собственного края в его творчестве. В 1911 г. «Поволжский вестник» утверждал: «Нам, костромичам, должен быть особенно дорог Островский … все типы произведений известного драматурга взяты из нашего края, прошлой нашей жизни» . Но с этим утверждением согласиться нельзя. Во-первых, из 47 оригинальных пьес Островского 30 изображают нравы и типы Москвы. Во-вторых, материалами для 17 пьес, связанных с провинциальной жизнью, послужили наблюдения Островского над жизнью, бытом, нравами не только костромского края, но и других местностей России, которые он посещал во время своих путешествий. Островский черпал материалы для своих «провинциальных» пьес и в Нижнем Новгороде, и в Самаре, Харькове, Саратове, в верховьях Волги.

2

Кто же приезжал в Щелыково и окружал драматурга в летние месяцы? С кем он проводил время, развлекался и беседовал, кому симпатизировал?

Среди гостей Островского преимущественное место занимали артисты. Здесь бывали Ф.А. Бурдин (иногда с женой и дочерью), И.Ф. Горбунов, Д.В. Живокини с женой, Н.И. Музиль с женой (В.П. Музиль-Бороздиной, артисткой Малого театра), М.И. Писарев, Н.А. Никулина, М.П. Садовский, О.О. Садовская, И.Е. Турчанинов, К.В. Загорский.

Бурдин и Горбунов - артисты Петербургского Александринского театра. М.И. Писарев играл в провинции, затем в московских частных театрах и, наконец, в Александринском театре. К.В. Загорский - артист провинциальной сцены. Все остальные - артисты Московского Малого театра. Некоторые из них - ученики Островского.

И.Ф. Горбунов, подчеркивая свое сыновнее отношение к Островскому, иногда начинал свои письма обращением «батюшка-отец». Он впервые встретился с драматургом в 1849 г. и впоследствии вспоминал: «Эта встреча с Александром Николаевичем повлияла на всю мою дальнейшую судьбу» . Островский помог Горбунову поступить на сцену Александринского театра и всячески содействовал раскрытию его артистических и литературных способностей. Лучшая его роль, пожалуй, Кудряш в «Грозе». Но Иван Федорович приобрел широчайшую известность не ролями драматического артиста, а как рассказчик и чтец юмористических и сатирических сцен из народного и купеческого быта, написанных им под влиянием и в манере Островского. Горбунов великолепно знал устную народную поэзию, блестяще подражал письменной речи XVII и XVIII вв., в особенности челобитным. Его яркая, образная речь искрилась остроумием. Колоссальным успехом артист пользовался в созданном им сатирическом образе тупого генерала Дитятина. От его имени он выступал с различного рода суждениями и речами по злободневным вопросам. Дитятин явно перекликается с образом Козьмы Пруткова, вымышленного А.К. Толстым и братьями А.М. и В.М. Жемчужниковыми.

Вспоминая Горбунова, П.М. Садовский-младший, внук старшего, пишет: «... Даже такой талантливый актер, как Москвин, читающий его рассказ "У царь-пушки"… не приближается в отношении полноты передачи к Ивану Федоровичу. Я не преувеличу, если скажу так. Вышел Иван Федорович на сцену или эстраду. Лицо без всякого выражения. Пауза. Длинная пауза. Начало рассказа. Какие-нибудь две строчки - и уже пауза по необходимости. Смех публики. Рассказчик пережидает. Застрял на слове, которое ему не дали досказать, но он терпеливо дождался, сказал его - и вновь грохот» .

Михаила Провыча Садовского , сына знаменитого актера П.М. Садовского, драматург знал с детских лет. По рекомендации Островского, он играл на сцене московского Артистического кружка, а затем очень успешно дебютировал в 1869 г. в Московском Малом театре в роли Подхалюзина («Свои люди - сочтемся!»). Михаил Провыч стал выдающимся исполнителем ролей в пьесах Островского: Тихона («Гроза»), Счастливцева («Лес»), Барабошева («Правда - хорошо, а счастье лучше»), Андрея Белугина («Женитьба Белугина») и др. По воспоминаниям С.Г. Кара-Мурзы, он был «крайне типичен и колоритен» в роли Мурзавецкого («Волки и овцы»); «комизм его сверкал и искрился блестками неподдельного юмора. Мимика и жесты пьяного человека были переданы неподражаемо… Переходы от нахальства к трусости, от уныния к бесшабашности были живы и естественны» .

Островский принимал все интересы Садовского, творческие и материальные, близко к сердцу и всегда делал для него все, что было в его силах. По ходатайству драматурга перед директором императорских театров И.А. Всеволожским, Садовскому разрешили в 1883 г. взять для бенефиса «Ревизор» Гоголя, в котором он с блеском исполнил роль Хлестакова. Эта роль стала в его репертуаре коронной.

В 1885 г. на деликатную письменную просьбу М.П. Садовского, посланную в Щелыково, прочесть его пьесу, больной драматург, не имея возможности ответить, сказал Марии Васильевне: «Что он со мной церемонится, разве он мне не сын?» . На протяжении всей жизни М.П. Садовский платил Островскому подлинной сыновней благодарностью. Но в 1880 г. у него проявились и несправедливо пренебрежительные высказывания о драматурге, возникшие в связи с отрицательной оценкой сотрудничества Островского и Соловьева, а также резкими разногласиями в восприятии дарования Н.А. Никулиной и Г.Н. Федотовой . Однако это были частные и в значительной степени случайные разногласия.

М.П. Садовский по совету и настоянию Островского начал писать рассказы и пьесы, заниматься переводами. Он знал пять иностранных языков и переводил пьесы с французского, итальянского и польского. Ему принадлежат два тома прозы и пьеса «Душа - потемки». В своих рассказах и повестях, написанных в демократическом духе, он в основном отражал жизнь мещан, купцов и чиновников, обнаружив большую наблюдательность и яркий юмор. Михаил Провыч был широко известен в московских литературно-театральных кругах как стихотворец и сочинитель эпиграмм, которые расходились из уст в уста (однако они никогда при его жизни не печатались - по причине интимности или по цензурным соображениям).

Социально-политические воззрения М.П. Садовского складывались под воздействием освободительных идей 60-х годов. Делясь своей «печалью» по поводу господствовавших общественных условий, он в 1875 г. в стихотворном послании к М.И. Писареву писал:

Скажу тебе по правде я:

На свете жить тошнехонько

Неволи злой, неправедной,

Постылой и позорнейшей

На всем лежит печать.

А разум все тревожится,

Стучит в груди ретивое…

Восхода новой зорюшки

Демократические воззрения М.П. Садовского претерпели изменения - он поправел, но до конца жизни он сохранил присущие ему прямодушие и честность . До последних дней Михаил Провыч оставался верен реалистическому искусству и предан Островскому, которого считал лучшим русским драматургом. Благодаря своей разносторонней образованности, широте интересов, острому уму и тонкому юмору он был для Островского одним из самых желанных собеседников.

Ольга Осиповна Садовская , жена М.П. Садовского, по рекомендации драматурга, участвовала с 1869 г. в спектаклях Артистического кружка, а затем поступила в 1881 г. в Московский Малый театр. Играя в пьесах Островского, она прославилась как создательница многих изумительных сценических образов, из которых в первую очередь следует выделить образы Устиньи Наумовны («Свои люди - сочтемся!»), Незабудкиной («Бедная невеста»), Кабанихи и Феклуши («Гроза»), Улиты («Лес»), Барабошевой («Правда - хорошо, а счастье лучше») и др. Ольга Осиповна обладала глубоким знанием родной речи. Слово, воплощенное в совершенных голосовых возможностях, стало для нее основным способом раскрытия персонажей. Актрисе был свойствен широкий диапазон эмоционально-психологических средств: от яркого жизнерадостного юмора (Домна Пантелевна в «Талантах и поклонниках») до глубокого драматизма, переходящего в трагизм (старуха-крестьянка в «Воеводе»). Это была артистка явно выраженного демократизма и национально-русского характера. В исполнении Ольги Осиповны роль Анфусы Тихоновны («Волки и овцы»), почти сплошь состоящая из междометий, стала классической. «А как пела Ольга Осиповна мужицкую песню над колыбелью в «Воеводе», - вспоминает С.Г. Кара-Мурза. - Это была настоящая неприкрашенная деревенская песня, полная захватывающего чувства… без всякой тени искусственности и наигранности» . Островский считал игру Садовской в своих пьесах восхитительной, а исполнение роли Домны Пантелевны идеальным. Он с гордостью писал о ней в автобиографии: «Новое восходящее светило, несравненная актриса для комедии - Садовская - сразу вышла из меня во всеоружии, как Афина из головы Зевса» (т. 12, с. 246-247).

По воспоминаниям П.М. Садовского-младшего, Ольга Осиповна была исключительной «по сердцу, по доброте, по необычайной жизненной энергии» и превосходной певицей, даже композитором. Ей принадлежит музыка на широко известную песню «Запрягу я тройку борзых». П.М. Садовский-младший «слышал ее исполнение непосредственно от самой матери и звучала она, - по его утверждению, - куда лучше и музыкальнее, чем последующие исполнения, испорченные другим лицом» .

Если М.П. и О.О. Садовские были связаны с Островским, кроме театра, старинным знакомством драматурга с П.М. Садовским-старшим, то Н.А. Никулина рано сблизилась с драматургом как одноклассница-подруга его жены, Марии Васильевны, по театральной школе. Надежда Алексеевна счастливо соединила в себе свойства, необходимые для инженю - артисток, играющих простодушных, наивных, искренних, внешне обаятельных девушек. Отличаясь живостью, жизнерадостностью, светлым юмором, в совершенстве владея искусством сценической речи, мимики и жеста, она была ярко харaктерной артисткой, пленявшей зрителей и в комедийных и в драматических ролях. Драматург в письмах к жене называл ее «нашей милой птичкой», создавал для нее роли, заботился о бенефисах.

С особым блеском Никулина выполнила первую написанную для нее роль - Верочки в комедии «Шутники» (12 октября 1864 г.). К.А. Тарновский так вспоминает исполнение этой роли: «Как сейчас стоит перед нашими глазами Вера в ее беленьком платьице, сетке, сжимающей черную косу, и шелковых митенках на худеньких детских ручках... Это был воистину вечер сценических «крестин» Никулиной. Восторг публики не знал границ… а между тем она играла с Васильевой, Шумским и Садовским. Ореол, окружавший эти светила, не затемнил лучей яркой звездочки, вспыхнувшей на горизонте Московского Малого театра» .

С особенным успехом она воплощала образы Варвары («Гроза») и Нади («Воспитанница»). Имея в виду огромную работу, которую он вел с Никулиной, проходя все ее роли, беседуя об актерском мастерстве, драматург писал в автобиографии: «Лучшая, блестящая ingénue, Никулина - совсем мое создание» (т. 12, с. 246).

Никулина с чувством горячей благодарности называла Островского не иначе, как «папка». В свою очередь и Александр Николаевич некоторые письма к Надежде Алексеевне подписывал этим именем. Александр Николаевич, как вспоминала актриса, действительно, заменил ей отца и мать, которых она лишилась тотчас же по выходе из театральной школы: «Бывало, приедешь к нему в тяжелую минуту - а их у меня было немало - за советом, и он начинает утешать "ангельским, отеческим" тоном» .

Известно, что драматург часто принимал большое участие в постановке своих пьес как режиссер: читал артистам роли, давал указания относительно обстановки, костюмов и т. д. В письме к С.А. Гедеонову «О положении драматического писателя», над которым Александр Николаевич работал в Щелыкове, он заявлял: «Отдавая театру свои пьесы, я, кроме того, служил ему содействием при постановке и исполнении их. Я близко сошелся с артистами и всеми силами старался быть им полезным своими знаниями и способностями. Школа естественной и выразительной игры на сцене, которою прославилась московская труппа и которой представителем в Петербурге был Мартынов, образовалась одновременно с появлением моих первых комедий и не без моего участия» (т. 12, с. 66).

Ф.А. Бурдин, Д.В. Живокини и Н.И. Музиль не были учениками Островского в прямом смысле этого слова, как И.Ф. Горбунов, М.П. Садовский, О.О. Садовская, Н.А. Нику- лина, но их актерский рост совершался главным образом на пьесах Островского и под его художественным руководством.

Дружба Островского с Федором Алексеевичем Бурдиным началась еще в их гимназические годы и продолжалась всю жизнь. Бурдин был литературно образованным человеком и живым интересным собеседником. Он и занимался переводами и переделками французских пьес на русский язык. В 1876 г. вышел его двухтомный «Сборник театральных пьес, переведенных с французского».

Получив неожиданно от совершенно чужого ему человека, откупщика Голенищева, наследство в 100 тысяч рублей, Бурдин несколько раз ездил за границу для изучения театрального искусства. Свои взгляды изложил в «Краткой азбуке драматического искусства», вышедшей в 1886 г. Он завязал знакомства с влиятельными кругами из литературно-театрального мира, цензурного ведомства и т.д. Бурдин был ненавистником развлекательного, «клубничного», как он выражался, репертуара, и этим вызвал симпатии Островского. Неизменно защищал серьезный реалистический репертуар. Роли, поручаемые ему Островским, он старался играть в полную меру своих возможностей, правда, очень скромных.

Обладая большими связями, Бурдин много помогал проведению пьес своего друга через драматическую цензуру и устройству их в Александринском театре. В благодарность за хлопоты о постановке пьесы «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» драматург в 1866 г. писал: «Если б у нас было побольше людей таких, как ты, т. е. так же близко принимающих к сердцу драматическое искусство, было бы гораздо лучше и для авторов, и для артистов» (т. 14, с. 142).

К сожалению, Бурдин часто переигрывал и тем самым портил свои роли. Поэтому Островский, назначая ему в 1866 г. роль Минина, попытался разъяснить ее сущность и просил: «Оставь ты свою сентиментальность, брось бабью расплываемость, будь на сцене мужчиной твердым, лучше меньше чувства и больше резонерства, но твердого. Минин не Дева Орлеанская, т. е. не энтузиаст, он также и не плакса; он резонер в лучшем смысле этого слова, т. е. энергический, умный и твердый» (т. 14, с. 146).

Превыспренность, ложная патетичность, чрезмерная слезливость игры Бурдина часто отмечались и в печати. В одном сатирическом журнале появилась даже карикатура: на кладбище перед вырытой могилой с огромной связкой пьес Островского стоит Бурдин, а внизу надпись:

Уж я золото

Двадцать лет его

Но Островский, защищая Бурдина, обычно говорил: «Конь о четырех ногах, да и тот спотыкается».

Д.В. Живокини , сына знаменитого артиста В.И. Живокини, Островский знал с 1848 г., с момента его поступления в Московский Малый театр. В борьбе, шедшей вокруг Островского, Дмитрий Васильевич был безусловным сторонником драматурга. Создатель комедии «Свои люди - сочтемся!» и трагедии «Гроза» был для него кумиром. Живокини не обладал выдающимся актерским дарованием, но он был большим тружеником, очень добросовестно относившимся к своим обязанностям. Островский считал его весьма полезным для театра.

Дмитрию Васильевичу удавались лишь небольшие харaктерные роли. Именно их он часто играл в пьесах Островского; таковы - Дружина (1865) и Резвый (1886) в комедии «Воево- да», Раззоренный в комедии «На бойком месте» (1865), Наркис в комедии «Горячее сердце» (1869), Ипполит в сценах «Не все коту масленица» (1871), Карп в комедии «Лес» (1871), Глеб в комедии «Правда - хорошо, а счастье лучше» (1876), Иван в драме «Бесприданница» (1878) и др.

Поддерживая Живокини, Островский давал ему роли и тогда, когда не был полностью уверен в том, что они будут донесены до зрителя во всех их красках. Так, 13 октября 1871 г. драматург извещал Ф.А. Бурдина: «"Не все коту масленица" имела большой успех и, говорят, шла очень хорошо, чему я не совсем верю, потому что роль Ипполита играл Митос Живокини» (т. 14, с. 215). Не отличался Живокини и особой игрой ума. Но это был человек честный, прямой, непосредственный и к тому же до крайности не приспособленный к жизни, обремененный огромной семьей, вечно нуждавшийся. Все это вызывало сочувствие Островского, и он хлопотал о так необходимых для Митоса бенефисах, об увеличении ему жалования, об устройстве его дочери в театр и т.п. Все члены семьи Живокини питали к драматургу чувства благоговейного почитания.

С Н.И. Музилем Островский встретился в начале второй половины 60-х годов в Малом театре. Николай Игнатьевич, кончивший, как и Островский, Первую московскую гимназию, много занимался самообразованием, свободно владел французским и немецким языками и неоднократно посещал лучшие театры Европы с целью изучения сценического искусства. Музиль привлекал Островского и своими артистическими данными. Работая в Малом театре с 1866 г., он исполнил в премьерах пьес драматурга двадцать ролей, в том числе такие значительные, как Елеся («Не было ни гроша, да вдруг алтын»), Гаврило («Горячее сердце»), Дормидонт («Поздняя любовь»), Платон («Правда - хорошо, а счастье лучше»), Шмага («Без вины виноватые»). С романтической вдохновенностью вел он роль суфлера Нарокова («Таланты и поклонники») и, трогательно, сердечно прощаясь с Негиной, вызывал у зрителей слезы.

Уважение и любовь Островского к Музилю были столь велики, что он отдавал ему для бенефисов почти все свои пьесы. Тот, в свою очередь, принимал все меры к тому, чтобы обеспечить пьесам полный успех: заботился об исполнении собственной роли, о сыгранности всего ансамбля и даже о декорациях. Когда для пьесы «Правда - хорошо, а счастье лучше» дирекция Малого театра отказалась поставить на сцене садовую беседку, Музиль устроил ее на собственный счет. Александру Николаевичу он пришелся по душе и такими свойствами натуры, как общительность, живость, остроумие, изобретательность на выдумки в развлечениях.

Островский симпатизировал таланту и его жены В.П. Музиль-Бороздиной . По рассказу В.Н. Рыжовой, Александр Николаевич благословил Варвару Петровну перед ее дебютом в Малом театре, и она это всегда помнила с благодарностью.

Знакомство Островского с М.И. Писаревым долгие годы не имело той непосредственности, которая характеризовала его отношения с названными артистами. Драматург заметил Писарева еще в пору его участия в любительских спектаклях. Их познакомил А.А. Григорьев, преподававший в 1-й Московской гимназии, где учился Писарев. По окончании университета (1865) Модест Иванович играл в провинции (Симбирск, Оренбург, Самара, Астрахань, Казань) и в Москве бывал редко. Но еще юношей он написал восторженную статью о «Грозе» (Оберточный листок. 1860. № 19-20). Его симпатии к творчеству Островского с годами лишь крепли. Весной 1875 г. М.П. Садовский, находившийся вместе с Писаревым в Астрахани, писал драматургу: «Модест шлет Вам такую кучу всевозможных решпектов (ëàò.: respectus - уважение, почтение. - А.Р.), что даже и выразить невозможно» .

М.И. Писарев был человеком самостоятельного ума, глубокой образованности и огромного актерского дарования. Ему была хорошо ведома не только русская, но и западноевропейская литература. Он пробовал свое перо, печатая рассказы в журналах «Московское обозрение» и «Развлечение». Будучи по своим социально-эстетическим взглядам близким к революционным демократам, он смотрел на театр как на трибуну борьбы за свободу и просвещение масс. С гневом сообщал он в 1875 г. М.П. Садовскому из Казани о заключении в острог семинаристов и студентов, причастных к революционной пропаганде. Прочтя в 1875 г. комедию «Волки и овцы», он писал тому же адресату: «Я ей просто начитаться не могу! Какой могучий художник! Правда, читая ее, страшно становится за человека, осужденного жить среди того общества, где рыщут только ненасытные волки, ловя глупых, ленивых овец... Где дышать нечем, где жить невмочь!.. Доживем ли мы до лучшего будущего!» М.П. Садовский называл Писарева, своего единомышленника, «правды верным тружеником» и «зла заклятым врагом».

Приобретя популярность в провинции, Модест Иванович в 1872 г. успешно гастролировал в Московском народном театре, в том же году закрытом. В 1875 г. артист, не без содействия Островского, был приглашен на постоянную работу в Артистический кружок. Глубокое понимание Писаревым творчества драматурга содействовало проникновенному исполнению многих ролей в его пьесах. Но наиболее колоритно Писарев воплощал образы Большова («Свои люди - сочтемся!»), Русакова («Не в свои сани не садись»), Тита Титыча («В чужом пиру похмелье»), Краснова («Грех да беда на кого не живет»), Ивана Грозного («Василиса Мелентьева») и Кнурова («Бесприданница»).

Весной 1880 г. Модест Иванович играл роль Несчастливцева («Лес») в присутствии Островского в Московском частном театре А.А. Бренко (около памятника Пушкину). По окончании спектакля Александр Николаевич пришел на сцену и, обращаясь к Писареву, взволнованный, в слезах, сказал:

«– Что вы со мной сделали? Вы мне сердце разорвали. Это - необыкновенно!

А я боялся сегодня только одного вас, Александр Николаевич. Кроме вас, для меня никого не существовало.

Вам некого бояться, Модест Иванович!.. Это высокохудожественно!.. Это, повторяю, необыкновенно!»

Островскому очень хотелось, чтобы Писарев играл на сцене Малого театра, и он энергично хлопотал об этом в 80-е годы перед дирекцией императорских театров. Просьбу Островского дирекция отклонила, ссылаясь на отсутствие «свободных сумм в бюджете». Лишь в 1885 г., и опять-таки при содействии Островского, Писарев поступил в труппу Александринского театра и стал здесь активным защитником в первую очередь реалистического репертуара. Прося Островского 20 марта 1885 г. о разрешении на постановку «Воеводы», он писал: «Если же я позволю себе беспокоить Вас этим письмом, то из единственного желания знать: придется ли мне на казенной сцене хотя изредка, хотя урывками делать настоящее дело, а не ломаться, и не гаерствовать в угоду гг. Александровым, Худековым и прочей челяди литературно–театрального мира» . И когда Писареву дали понять, что его рвение к пьесам Островского не встречает сочувствия директора императорских театров И.А. Всеволожского, он ответил на это: «Я не из тех людей, которых выгода положения может заставить изменить чувству долга и своим искренним убеждениям... Островский своими произведениями заставил полюбить меня родное искусство... благодаря им я развил мои способности и силы... вне Островского я не понимаю русского театра и... стыдно дирекции относиться так к тому, кто составляет честь и гордость русской нации» .

Став заведующим репертуаром московских театров, драматург начал предпринимать шаги о переводе Писарева из Петербурга в труппу Московского Малого театра, но смерть помешала этому. Пребывание артиста в Александринском театре было недолгим из-за травли со стороны дирекции и труппы. Покинув театр, Писарев занялся литературной работой. Им было подготовлено к печати Полное собрание сочинений А.Н. Островского, вышедшее в издательстве «Просвещение» в 1904-1905 гг.

В то время как все названные артисты формировались в той или иной мере под воздействием Островского, И.Е. Турчанинов как артист сложился задолго до встречи с драматургом. Сын капельдинера Малого театра (с 1806 по 1838 г.), пленного турка, Иван Егорович Турчанинов принадлежал к старому поколению актеров. Находясь в Малом театре с 1840 г., после окончания театральной школы, он играл с артистами, которые хорошо помнили русский театр первой четверти XIX в. и хранили предания о более ранних его этапах. Многое ему рассказывал и отец. Поэтому И.Е. Турчанинов являлся своеобразной летописью русского театра, и беседы с ним представляли огромный интерес.

По ходовому тогда выражению, Турчанинов играл «ногу слона», т. е. вторые и третьи роли, например Созомэноса, грека (1849), в комедии «Холостяк» И.С. Тургенева. В пьесах Островского он исполнял роли 2-го молодого человека (1853) и Гришки (1856) в сценах «Утро молодого человека», Капитона Титыча (1856) в комедии «В чужом пиру похмелье», Гуслина (1856) в комедии «Бедность не порок», Прежнева (1858) в картинах московской жизни «Не сошлись характерами». Отличаясь весьма живым, выразительным, подвижным лицом, Иван Егорович искусно изображал уморительные мины и позы. Например, с исключительным искусством он представлял старую истасканную шубу.

Островский и Турчанинов познакомились в конце 40-х годов и так понравились друг другу, что старались уже не разлучаться. Редкий день они не были вместе. Иван Егорович, будучи холостым, часто жил у Островского. Его уважение и любовь к драматургу неописуемы.

Иван Егорович прослужил в Малом театре до 1 октября 1863 г., а затем вышел на пенсию. Он умер в Самаре, на частных гастролях, в декабре 1871 г. Извещая Островского о его смерти, П.И. Якушкин писал: «Покойный Иван Егорович, Вы сами знаете, как Вас любил и уважал. В последние дни его жизни только и разговору было у него, что об Вас» .

Связи Островского с театральным миром не ограничивались общениями с московскими и петербургскими артистами. К нему обращались с просьбами о постановке его пьес, за советами о репертуаре и по иным вопросам также провинциальные актеры. Со многими из них он вступал в дружеские отношения. Особенными его симпатиями пользовался К.В. Загорский , один из реальных прототипов Аркашки Счастливцева, вечно-скитающийся, всегда не устроенный и нуждающийся. Константин Васильевич был посредственным актером, но славился необычайным остроумием, знанием бесконечного количества забавных анекдотов и курьезов закулисной провинциальной жизни и редкой по живости их передачей. Это был талантливый чтец и рассказчик. Где только ни был Загорский на гастролях, в каких градах и весях ни выступал, у каких антрепренеров ни служил! О провинциальной жизни, особенно о театре, о быте актеров, он рассказывал драматургу не только устно, но и в письмах. Александру Николаевичу были по душе неиссякаемый оптимизм и смешные рассказы Загорского, принимавшие нередко сатирический характер.

Загорский, долгие годы зная Островского (с 1856 г.), прекрасно имитировал и пародировал его манеры, речь, и Александр Николаевич, сидя в кругу гостей, нередко просил своего приятеля рассказать что-либо «из жизни Островского». Александру Николаевичу нравилась скромность, порядочность этого артиста-неудачника, влюбленного в искусство. И он от всего сердца приглашал его в Щелыково, всячески стремился помочь ему. При содействии драматурга Загорский выступал на сцене Артистического кружка. В ноябре 1883 г., когда безработный и многосемейный артист оказался в особенно тяжелом положении, Александр Николаевич активно содействовал устройству в его пользу литературно-театрального вечера и своим личным участием обеспечил необходимый для него денежный сбор. Драматург не отказывал Загорскому и в иных средствах дружеской помощи.

Несомненно, что в Щелыково приезжали и другие артисты . Но мы называем лишь тех, о пребывании которых в усадьбе имеются неопровержимые документальные данные.

Чаще, чем другие, в Щелыкове гостили Бурдин, Музиль и Садовский. Н.И. Музиль вспоминает: «Летом мы постоянно гостили в Щелыкове по неделе, а то и больше; нам всегда давали отдельный флигель» . Среди артистов злословили по этому поводу. Говорили, что Бурдин и Музиль ездят в Щелыково за пьесами для бенефисов, обвиняли Островского в пристрастии к своим друзьям. Не обходилось, очевидно, и без пристрастий. Чем же иным можно объяснить назначение роли красавца Окоемова в пьесе «Красавец-мужчина» М.П. Садовскому, внешние данные которого совершенно не подходили для этого образа?

В еще большей степени личные симпатии Островского проявлялись к Федору Алексеевичу Бурдину и Николаю Игнатьевичу Музилю. Но такое отношение драматурга к названным и другим друзьям-артистам чаще всего имело глубокие причины.

П.М. Невежин, беседуя как-то с Островским, затронул эту тему. И вот что ему ответил разобиженный драматург: «Зная меня, Вы не должны предполагать, что я могу поступать неосмотрительно. У нас существуют системы бенефисов, каждую неделю идет новая пьеса. Все знают, что не за заслуги часто бенефисы даются, а за угодливость начальству, но это еще полбеды, а беда в том, что каждый бенефициант ищет для своих театральных именин не пьесу, а хорошую роль, т. е. возможность хоть раз в году сыграть что-нибудь заметное. Зачем же им литературная пьеса? Многие из подобных бенефициантов даже и не понимают, что такое литературность. Ему проорать бы четыре акта благим матом или проходить колесом по сцене и довольно. Раек станет свирепствовать, в театре будет стоять гам - это ли не успех, а ему этого только и нужно. Николай Игнатьевич как человек образованный не подходит под общий уровень. Ставя в бенефис мои пьесы, он не только играет второстепенные, но и третьестепенные роли, и, таким образом, пьеса идет и дает мне заработок. Про Бурдина и говорить нечего. Петербург решительно не хотел признать театра из народного быта. Купцы, с их простонародным жаргоном, резали уши петербургскому обществу, и пьесу "Не в свои сани не садись" не хотели ставить. Помогли мне только энергия и знакомство Федора Алексеевича. Как образованный и зажиточный человек, пивавший с сильными мира сего много раз шампанское, [он] мог повлиять на кого нужно, и пьеса была поставлена. Бурдин же, игравший Бородкина, превзошел себя, и пьеса понравилась, но не всем. Некоторые утверждали, что никому не интересно, как живут в своих углах купцы и что они делают; другие же ликовали, что повеяло на сцене русским духом. Как же мне не ценить Бурдина, как своего пионера, не боявшегося даже таких сильных людей, как любимец петербургской публики актер Максимов, который во время представления пьесы зажимал нос и с гримасой говорил: "Сермягой пахнет!" Это нужно было пережить, перестрадать, а ничто не связывает так людей, как страдание.

Проговоривши это, Островский добродушно улыбнулся и любовно обратился ко мне:

Не сердитесь, что я резко ответил Вам - наболело!» .

Правды ради, необходимо отметить, что Островский, зная недостатки Бурдина, предоставлял ему не любые роли, а лишь более соответствующие его артистической индивидуальности. На этой почве происходили между ними и размолвки: мелкие и крупные. При всем том в их отношениях всегда побеждал разум. Особенно резкое столкновение произошло в ноябре 1879 г. Бурдин, выпросив у Островского только что законченную им комедию «Сердце не камень» для своего бенефиса, надеялся играть в ней главную роль - купца Каркунова. Драматург, видя болезненное состояние артиста, не соглашался на это. Бурдин горячился, плакал и, взбешенный, грозил отказаться от пьесы. Но Островский остался непреклонным. Бурдину пришлось играть в этой пьесе второстепенную роль подрядчика Халымова. В тех случаях, когда Александру Николаевичу становилось более или менее ясно, что Бурдину роль не по силам, а передать ее некому, драматург стремился помочь ему советами и даже, если это было возможно, пройти с ним данную роль.

Островский был для артистов замечательным наставником, учителем и горячим защитником их творческих интересов, а также чутким другом, на совет и помощь которого они всегда могли рассчитывать. Вот почему с такой охотой они ехали к драматургу в Щелыково.

Щелыковские мотивы в творчестве А. Н. Островского

Александр Николаевич Островский — глубочайший знаток русской природы, пламенно и нежно увлеченный ею с юношеских лет.

Ему ведомы были все красивейшие уголки Подмосковья, которые он исходил как страстный рыболов и охотник вдоль и поперек. Его, истинно понимавшего все очарование Подмосковья, благодатного края заповедных рощ, пленительных речушек, живописных полян, пригорков и оврагов, крошечных, тенистых и многоводных прудов, трудно было удивить чем-либо новым.

Для этого требовалось что-то необыкновенное, из ряда вон выходящее. Нужно было чудо. И такое чудо нашлось. Им оказалось Щелыково.

4 мая 1848 года на третий день по приезде в Щелыково Александр Николаевич записал: «Каждый пригорочек, каждая сосна, каждый изгиб речки — очаровательны» (XIII, 187). Шесть новых дней пребывания в Щелыкове лишь усилили его первые впечатления: «Что за реки, что за горы, что за леса» (XIII, 187—188).

Пораженный первозданной роскошью щелыковской природы, Островский полюбил ее безоглядно и навсегда. С годами его увлечение красотами Щелыкова не уменьшалось, а усиливалось. Чем больше жил здесь драматург, тем роднее, милее и притягательнее становилась ему эта на самом деле сказочно-волшебная природа. И говорил он о ней лишь словами восторженного восхищения. Извилистую, капризно меняющую свое течение Сендегу, с ее причудливо разнообразными берегами, то дремуче запущенными, то безлесными, открытыми, то донельзя крутыми, высокими, глинистыми, то низкими, песчаными, Островский, по изустной легенде, называл трогательно-ласково — Сендегушка.

Покоренный редкостным своеобразием, национально-русской красотой привольно раскинувшихся перед ним пейзажей, Островский уже на четвертый день первого пребывания в Щелыкове уверял: «Здесь все вопиет о воспроизведении, а больше всего восхитительные овраги подле дома, перед которыми Чертов овраг в Нескучном саду очень незначителен, и живописные берега речки Сендеги, которым я не могу найти и сравнения» (XIII, 187).

И с той поры щелыковская природа вошла в круг основных источников творчества драматурга. Она явилась и могучим возбудителем его поэтической энергии, и средой, местом действия героев некоторых его произведений, и предметом их эстетического наслаждения.

Щелыковская природа органически вошла в творчество Островского и зацвела в нем всеми своими красками.

Вот хотя бы некоторые, наиболее разительные эпизоды ее участия в его пьесах. Трагедия «Гроза» открывается видом с правого высокого берега Волги на Заволжье. Кулигин, любуясь красотой расстилающейся за рекой панорамой, произносит:

«Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш! Вот, братец ты мой, пятьдесят лет я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.

Кудряш. А что?

Кулигин. Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется.

Кудряш. Нешто!

Кулигин. Восторг! А ты: «нешто!» Пригляделись вы, либо не понимаете, какая красота в природе разлита» (II, 211).

Где это происходит?

Вероятно, на кинешемском берегу Волги, в прошлом самом высоком из известных Островскому волжских городов. С этой набережной и других высоких холмов, излюбленных местными жителями, заволжские просторы просматриваются на десятки километров.

Кулигин восхищается лесными урочищами Заволжья, пейзажами щелыковских окрестностей. Ими, по-видимому, восторгается и Лариса Огудалова в четвертом явлении первого действия «Бесприданницы». Она говорит своему жениху: «Я сейчас все за Волгу смотрела: как там хорошо, на той стороне! Поедемте поскорей в деревню!»

Этим видом люди любуются сегодня, будут восхищаться и завтра.

На 18-м километре Галичского тракта, если ехать из Кинешмы, имеется крутой поворот влево. При жизни драматурга здесь стоял столб с надписью: «Щелыково, имение гг. Островских». Эта «повертка», от которой шла колея на Щелыково, вполне возможно, явилась реальной основой для изображения Островским места встречи Несчастливцева и Счастливцева во втором действии комедии «Лес». Место этой встречи драматург рисует так: «Лес; две неширокие дороги идут с противоположных сторон из глубины сцены и сходятся близ авансцены под углом. На углу крашеный столб, на котором, по направлению дорог, прибиты две доски с надписями: на правой — «В город Калинов», на левой — «В усадьбу Пеньки, помещицы г-жи Гурмыжской». У столба широкий, низенький пень, за столбом, в треугольнике между дорогами, по вырубке мелкий кустарник не выше человеческого роста. Вечерняя заря».

Аркадий Счастливцев и Геннадий Несчастливцев встретились, по воле драматурга, на одной из «поверток» Галичского тракта, по которому они шли: один из Вологды в Керчь, а другой из Керчи в Вологду. Где же точнее они находятся? На это недвусмысленно отвечает Несчастливцев: «Ну, приду теперь в Кострому, в Ярославль, в Вологду, в Тверь». И далее: «Признаться тебе сказать, устал, а еще до Рыбинска с неделю пропутешествуешь» (действие второе, явление второе). Артисты встретились на пути, ведущем Несчастливцева в Вологду через Кострому, Ярославль, Рыбинск. Они недалеко от Волги.

Несчастливцев шел в Вологду от крайней нужды. С деньгами он бы туда не пошел. И вот почему, получив от Гурмыжской тысячу рублей, он изменяет свой маршрут. Этот новый маршрут весьма любопытен для определения местонахождения Несчастливцева. «Поедем мы,— говорит он Счастливцеву, — до Волги в хорошем экипаже, а потом на пароходе в первом классе». Несчастливцев явно находился где-то между Кинешмой и Костромой и собирался ехать по тогда тряскому Галичскому тракту, до первой пристани, а затем на пароходе в Нижний Новгород на ярмарку.

С щелыковскими наблюдениями драматурга связано и название усадьбы Гурмыжской. В пятнадцати верстах от Щелыкова располагалась усадьба А. Н. Григорова — Александровское, называвшееся также «Пеньки». Кроме того, селения «Пеньки» имелись в Варнавинском, Ветлужском, Галичском, Юрьевецком, Нерехтском и Костромском уездах Костромской губернии.

Царство леса, глухого, нехоженого, окружающего со всех сторон усадьбу Щелыково, вероятно, определило и символическое заглавие пьесы.

На правом берегу Куекши, примерно в полукилометре за мостом, ведущим в усадьбу, расположена красивая широкая поляна, окруженная со всех сторон лесом. В одном ее углу бьет родник, заполняя прозрачной водой деревянный шестигранный сруб, врытый в землю. От наличия серы вода в нем кажется голубоватой. Местные жители называли этот родник, а вместе с ним и самую поляну «Святой ключик». Уже в советское время артисты, отдыхающие в Щелыкове, наименовали ее «Ярилиной долиной».

Н. Н. Любимов и А. В. Бойцова, со слов стариков, говорили мне, что в стародавние времена, до Островского, над срубом высилась часовня, а вокруг часовни была загородь, и входили в нее через калиточку. «Ярилина долина» испокон веков была местом народных гуляний в Троицын и Духов дни. В эти праздники сюда сходились и съезжались крестьяне всей округи. Здесь прямо с телег бойко шла торговля бакалейными, «красными» и другими товарами. На поляне водили хороводы, пели песни. Тут бывали слепцы и сказители. Островский не пропускал этих народных увеселений. И. И. Соболев вспоминает, что «Островский приходил на гулянье со всем семейством, покупал гостинцев и оделял молодежь за их душевные песни и веселые пляски, ласково разговаривал с народом, шутил, смеялся»1.

«Ярилина долина» могла быть использована Островским для четвертого действия весенней сказки «Снегурочка». В этом действии счастливые берендеи справляют праздник любви, посвященный богу Яриле. Обстановкой действия «Снегурочки» послужила, разумеется, не только «Ярилина долина», но и вся щелыковская природа с ее роскошными полянами, вековыми лесами и вьющимися среди них серебристыми речушками.

По словам М. М. Шателен, ее мать — М. А. Шателен неоднократно подчеркивала, что прототипом Берендеевки была деревня Субботино и ее луг.

Вероятно, драматург имел в виду и так называемую «Стрелку». Это высокая гора на левом берегу Сендеги, против деревни Лобаново. С гребня горы, ныне заросшей лесом, открывался великолепный вид на окрестности, в частности и на деревню Сергеево. По изустным преданиям, слышанным Н. Н. Любимовым и другими жителями щелыковских окрестностей, здесь были устроены скамейки для сиденья и большая крытая беседка-гриб. По воскресеньям сюда собирались девушки и парни всех ближайших деревень и сел на гулянье — пели песни, водили хороводы, танцевали кадриль, отплясывали русскую. На «Стрелку», полюбоваться народным гуляньем, съезжались и некоторые владельцы близлежащих поместий. Особенно частым ее посетителем был Островский, прибывавший сюда со всей семьей на долгуше (повозка на длинном ходу. — А. Р.). Местные старожилы рассказывали мне, что он оделял ребят конфетами. Вспоминали также и то, что, отправившись на «Стрелку» в последние годы своей жизни, Александр Николаевич побоялся перейти по лаве (двум тонким жердочкам) через речку, и крестьяне дружно подхватили и перенесли его на руках.

Одним из красивейших мест щелыковских окрестностей являются так называемые «Гребни», расположенные на Галичском тракте, не доезжая до селения Малое Березово (после 25 километра от Заволжска, метров 200 вперед по тракту и около 400 метров вправо). Это место, использованное в 1969 году для кинокартины «Снегурочка», представляет восхитительный обрыв, с которого открывается чудесный вид вниз и широкая перспектива вдаль.

Творчески объединяя «Ярилину долину», деревню Субботино и ее луг, «Стрелку», возможно, «Гребни» и другие живописные места щелыковских окрестностей, Островский рисует сказочный пейзаж четвертого действия «Снегурочки»: «Ярилина долина: слева (от зрителей) отлогая покатость, покрытая невысокими кустами; справа — сплошной лес; в глубине озеро, поросшее осокой и водяными растениями с роскошными цветами; по берегам цветущие кусты с повисшими над водой ветвями; с правой стороны озера голая Ярилина гора, которая оканчивается острою вершиной. Утренняя заря».

Трагическая судьба Снегурочки вызывает глубокое сочувствие. И экскурсанты, созерцая голубое озерцо «Святого ключика» стали творцами новой легенды. Вырываясь из глубины, родник поднимает ил и создает впечатление трепещущего сердца. Воображение дорисовывает картину: на месте, где растаяла Снегурочка, образовался родник, на дне которого благодаря кристально чистой воде видно бьющееся Снегурочкино сердце. В. Лакшин, автор популярной, занимательно изложенной биографии А. Н. Островского, увлекаемый фантазией, пишет: «Испробуйте вымерить глубь колодца — трехметровая жердь уйдет вниз и не найдет дна», а в действительности глубина колодца «Голубого ключика» не более двух метров2.

Могучая, живописная, девственная красота щелыковских окрестностей, неизменно восхищавшая Островского, наполняла его теми чувствами благоговейного преклонения перед природой, которые с такой необычайной силой вылились в стихах «Снегурочки». Слова мудрого царя Берендея, любующегося красотой Снегурочки, являются восторженным гимном природе — плодоносной, неисчерпаемой в своих богатствах:

Полна чудес могучая природа!
Дары свои обильно рассыпая,
Причудливо она играет...

(«Снегурочка», действие 2-е, явление 5-е)

Пребывание Островского в Щелыкове, расположенном на севере нашей страны, где так часто хмурится небо и где особенно радуются теплу, солнцу, по всей видимости, вдохновило Островского и на создание той замечательной песни, которую поют берендеи в конце пьесы:

Даруй, бог света,
Теплое лето.
Красное Солнце наше!
Нет тебя в мире краше.
Краснопогодное,
Лето хлебородное.
Красное Солнце наше!
Нет тебя в мире краше.

Уже говорилось, что не только проселочные дороги щелыковских окрестностей, но и Галичский тракт находились во времена Островского в безобразном состоянии. Об этом неоднократно упоминает драматург в своих письмах. Эта деталь щелыковских обстоятельств нашла отражение в реплике Боева из пьесы «Дикарка». «Да вот,— говорит он,— кстати — о путях сообщения! Вы дайте прежде возможность приезжать к вам, да потом уж и приглашайте. Вот мы сейчас ехали к нам, так на Берендеевом мосту чуть было жисти своей не решились» (действие 2-е, явление 2-е).

О непроезжей дороге ведет речь и ямщик из неоконченной шутки «Накануне отъезда». Лизавета Андреевна, жена помещика, спрашивает ямщика о дороге: «Что же, плоха разве?» — Ямщик отвечает ей: «Да что тут «плоха». Кабы плоха, я б и говорить-то не стал. Плоха-то она у нас завсегда. Не то что плоха, а «не накажи, Господи!» — вот как надо сказать. Что тут муки, что проклятиев!». В разговор барыни и ямщика вмешивается горничная Таня и с упреком говорит: «Ямщики всегда на дорогу сваливают». Это до крайности обижает ямщика, и он произносит целый монолог: «Попробуй, поди-ко! Да, умна ты больно! Нет, уж тут господа-то в земстве не мало голову-то ломали. Нет никакой возможности. Конца-то никак не найдут, откуда за нее взяться-то! Нет, уж тут не мало думано. И чинить было пробовали; так не в пример хуже стала. Одно дело теперь: поставить заставу, да на столбе и написать, что нет, мол, проезду ни конному, ни пешему. А там, как знаешь, хоть по-птичьему летай».

В комедии «Дикарка» упоминается местность «Кокуй». Реальным источником этого названия послужила небольшая деревенька Кокуйки в четыре дома, находившаяся в трех-четырех километрах от Щелыкова, ныне не существующая.

Щелыково являлось для Островского источником, питающим его творчество не только картинами неповторимо прекрасной природы, но и человеческими характерами.

Будучи истинным реалистом, он руководствовался следующими принципами: «для того, чтобы хорошо изображать жизнь, надо ее видеть» (XVI, 167); «драматические произведения есть не что иное, как драматизированная жизнь» (XII, 321). Передавая свой творческий опыт драматургу Н. Я. Соловьеву, Александр Николаевич советовал ему: «Старайтесь захватить больше жизненной правды» (XV, 112).

Пьесы Островского имеют своей основой подлинную жизнь, действительные характеры, события и факты. Он всегда писал лишь о том, что не только видел, но и серьезно, всесторонне изучал.

Щелыково самыми тугими узами связывало писателя с жизнью, с изобилием человеческих характеров. Приезжая сюда, он оказывался в гуще труда и быта, тревог и радостей своего народа. Перед ним раскрывалась жизнь самых разнообразных общественных слоев.

Уже через несколько дней по приезде в Щелыково в 1848 году ему стало ясно, что художественного воспроизведения, кроме великолепной природы, требуют и замечательные люди труда, их нравы, обычаи, быт. Чем глубже, полнее, всестороннее познавал Островский простой народ, тем больше убеждался в правоте своих первоначальных наблюдений и впечатлений. Пребывание в Щелыкове открывало Островскому неисчерпаемые возможности для творческих наблюдений не только над крестьянами, о чем уже говорилось, но и над поместным дворянством. По обеим сторонам от Галичского тракта были разбросаны большие и малые усадьбы, «дворянские гнезда». Более или менее близкими соседями драматурга по Щелыкову, кроме упомянутых ранее, являлись помещики и помещицы — С. Г. Сабанеев (село Угольское), Н. Н. Молчанова (село Покровское), А. Н., И. А., И. Н. Григоровы (Ново-Покровское, Березовка). Всех этих помещиков Островский знал, с одними из них был просто знаком, с некоторыми дружил. С Г. Н. Вишневским, П. Ф. и Н. Ф. Хомутовыми, М. А. Григоровым, Д. П. и М. П. Яковлевыми и В. С. Дмитриевым драматурга сблизили годы совместной деятельности в Кинешемском земстве3.

Островский внимательно присматривался к характерам, нравам, быту окрестных помещиков. Эти наблюдения он переосмыслял, процеживал, перерабатывал в своей творческой лаборатории и наиболее типичное переносил в пьесы. О том, что для некоторых персонажей пьес Островского пригодились и его наблюдения над помещиками щелыковских окрестностей, уверял М. А. Григоров, частый собеседник драматурга. Об этом рассказывала его супруга Анна Николаевна ныне здравствующему А. А. Григорову, ее внуку. Но он уже не помнит фамилий этих помещиков.

Приезжая в Щелыково до 1861 года, Островский становился очевидцем деспотизма помещиков и полной беззащитности крепостных крестьян. Чтобы это наблюдать, писателю не нужно было даже и ходить далеко. Всячески измывалась над своими крепостными ближайшая соседка Островских мелкая помещица Белехова. По 10-й ревизии за ней числилось в деревне Тимино шесть душ мужских и шесть женских. Обладавшая огромной физической силой, она собственными руками избивала крепостных до увечий. Н. Н. Любимов в присланных мне «Пояснениях про помещицу Белехову Ирину Андреевну» описывает такой случай. Его родной дед по матери, Василий Семенович Груздев, задержавшись на перевозе и, вероятно, немного выпив в Кинешме, прибыл к своей помещице с запозданием. И вот рассвирепевшая крепостница «схватила его одной рукой за ворот и выбросила как котенка из телеги, а коленом своей ноги надавила на шею сидящего Василия Семеновича и ее повредила».

Кстати сказать, эта грубая и невежественная крепостница отличалась фанатической религиозностью. После нее осталось 20 простых небольших икон. Вероятно, именно И. А. Белехова послужила для Н. Н. Островской прототипом властно-деспотической, жестокой, злопамятной, лицемерной мелкой помещицы Хионии Аристарховны в повести «Глаша»4. Много позже, в 1873 году, Александр Николаевич как душеприказчик выхлопотал бывшим крепостным И. А. Белеховой принадлежащую им землю. В этом ему помогал костромской литератор П. И. Андроников. В благодарственном письме к нему драматург 14 октября писал: «Также благодарны Вам и наследники Белеховой, испытавшие некогда всю тяжесть ее барской руки и получившие, наконец (и то благодаря моим настояниям), мзду за свою рабскую безответственность» (XV, 22).

В той же деревне Тимино жила и другая помещица — А. Н. Белехова, также нещадно избивавшая своих крепостных. По 10-й ревизии она владела только одной девкой, над которой измывалась без милосердия.

Необузданно жестоким и своевольным обращением с крепостными славилась богатая, полусумасшедшая помещица, девица Н. Н. Молчанова, имение которой, Покровское, находилось всего в четырех километрах от Щелыкова. В ее владении было 23 дворовых и 80 крестьян5.

Пользуясь изустными преданиями, Евдокия Виссарионовна Титова, проживавшая в Покровском, рассказывала мне в 1957 году, что Молчанова даже за малую провинность приказывала обряжать крестьян в лохмотья и водить по деревне. Н. Н. Любимов, тоже по дошедшим до него воспоминаниям, передавал мне, что Молчанова страстно любила кошек, которых у нее было до 30. За кошками ухаживала специальная прислуга. Когда хоронили Молчанову, то кошки шли за гробом и мяукали, а потом расцарапывали ее могилу. Чтобы охранить могилу от кошек, пришлось обложить ее каменьями. Ненависть крестьян к Молчановой выразилась в том, что они могилу ее разрыли и надгробный камень свалили. Родившаяся в начале XIX века Молчанова жила, как передавала мне Елена Ивановна Аполлова, жительница села Покровское, около 90 лет.

Полусумасшедшая Молчанова, возможно, в какой-то мере, послужила прототипом барыни из трагедии «Гроза».

По семейным воспоминаниям, дошедшим до А. А. Григорова и любезно сообщенным автору этих строк, особенной прижимистостью по отношению к крестьянам отличались помещик Варфоломеев (усадьба Панькино, на реке Мера, в 10 верстах от Щелыкова) и миллионер-фабрикант Тихомиров (усадьба Пылайка в 10 верстах от Щелыкова). Тихомиров неукоснительно строго следил за тем, чтобы крестьяне не заходили в его лес и не собирали в нем ни грибов, ни ягод. По любому случаю, нарушающему его ни с чем не сообразные приказы, он обращался к уряднику и требовал наказания крестьян.

В окрестностях Щелыкова жили и еще более жестокие помещики. По словам стариков, некий помещик, на земле которого находился колодец, требовал за каждое ведро воды отработки на жатве6.

Нет сомнения в том, что пьеса «Воспитанница», в которой изображена бесправная, безысходная, «желтенькая», по выражению дворецкого Уланбековой, жизнь крепостных под властью помещиков, в значительной мере выросла из щелыковских впечатлений драматурга.

Щелыковские наблюдения Островского легли в основу картин крепостнических отношений, введенных им и в другие пьесы. Известно, что сюжетной основой пьесы «Волки и овцы» явился нашумевший судебный процесс игуменьи Митрофании, происходивший в октябре 1874 года. Но творчески перерабатывая материал судебного процесса, Островский перенес место действия в дворянско-поместную среду и вместо игуменьи создал образ помещицы Мурзавецкой. Рисуя живой образ властной, жестокой, грубо-деспотичной бывшей крепостницы, Островский мастерски использовал такую деталь, как ее костыль. В четвертом явлении первого действия комедии «Волки и овцы» помещица Мурзавецкая проходит мимо своих бывших крепостных, которые обмениваются между собой такими репликами:

«Староста. Ах, матушка! Дай ей, Господи! Создай ей, господи!.. И костылек-то все тот же.

Подрядчик. Разве помнишь?

Староста. Да как не помнить? Тоже, как крепостными-то были...

Подрядчик. Так хаживал по вас?

Староста. Еще как хаживал-то!»

Крепостная деревня нашла свое отображение и в других пьесах Островского, уже нами указанных, в особенности в «Воеводе».

Более полно драматург воспроизводил в своих пьесах пореформенную эпоху. В эту пору наиболее отчетливо проявилось экономическое и духовное оскудение поместного дворянства. Под натиском бурно развивающегося капитализма дворянские гнезда дробились, распадались, вымирали.

Совершенно закономерно, что Островский, всегда стремившийся откликаться на актуальные вопросы своего времени, внимательно присматривался к процессу оскудения дворянства. Его щелыковские наблюдения над дворянским распадом особенно явственно сказались в таких пьесах, как «На бойком месте», «Лес», «Волки и овцы», «Дикарка».

Для обрисовки взаимоотношений Аннушки, сестры содержателя постоялого двора Бессудного, и помещика Миловидова из пьесы «На бойком месте» драматургом могли быть использованы местные мезальянсы. М. Г. Олихова, соседка по Щелыкову, хорошо знавшая Островского, вспоминает: «Дворянство кругом тогда уже разрушалось. Многие стали устраивать «мезальянсы», один из наших женился на акушерке. Пожалуй, здесь Александр Николаевич мог видеть немало картин и нашего разрушения, и нашего быта...»7. На повивальной бабке женился владелец Угольского — Н. А. Рылеев. А. А. Григоров сообщил мне, что на собственной горничной из крепостных женился А. И. Григоров, на крепостной женился также его дед — И. А. Григоров.

В конце тридцатых годов щелыковско-кинешемские старожилы рассказывали мне, что, по изустным преданиям, для образа Миловидова из комедии «На бойком месте» драматург во многом воспользовался характером и жизненной судьбой кинешемского телеграфиста. Что здесь имелось в виду — трудно судить. Но важно то, что современники драматурга знали прототипов его пьес, интересовались ими.

Образ Боева, ученого человека, математика, занимающегося астрономией, в какой-то мере навеян знаменитым астрономом Ф. А. Бредихиным, проводившим летние месяцы в усадьбе Погост.

Щелыковская обстановка, ее природа подсказала драматургу тему и образы комедии «Лес». Горные увалы и густолиственные дремучие леса тесно обступали большую дорогу Галичского тракта и стояли плотной, непроницаемой стеной. В этом лесу жили «совы и филины» поместного дворянства, постепенно вытесняемого купцами Восьмибратовыми.

«Зачем мы зашли,— говорит Несчастливцев Счастливцеву,— как мы попали в этот лес, в этот сыр-дремучий бор? Зачем мы, братец, спугнули сов и филинов? Что им мешать! Пусть их живут, как им хочется! Тут все в порядке, братец, как в лесу быть следует. Старухи выходят замуж за гимназистов, молодые девушки топятся от горького житья у своих родных: лес, братец» (действие 5-е, явление 9-е).

Эта тирада Несчастливцева в значительной своей части — плод изучения драматургом быта помещиков щелыковских окрестностей. Восьмибратов в беседе с Гурмыжской говорит: «Да чтоб уж вам весь его продать. Куда вам его беречь-то!.. Ведь с лесом, сударыня, поверите ли, только грех один; крестьянишки воруют,— судись с ними. Лес подле города, всякий беглый, всякий бродяга пристанище имеет, ну, и для прислуги тоже, для женского пола... Потому как у них грибной интерес и насчет ягоды, а выходит совсем напротив» (действие 1-е, явление 6-е).

Каждое слово этой речи Восьмибратова выросло из наблюдений Островского над усадебным бытом. При этом он использовал свои впечатления о жизни и в соседних имениях, и в самом Щелыкове. Ему, например, известно было, что еще при его отце какой-то бродяга пробрался в главный дом усадьбы, но был изловлен на месте кражи.

Возможно, что Островский использовал в своих пьесах и фамилии, услышанные им в Щелыкове. Так, в комедии «Дикарка» действуют Зубарев и Мальков. В деревне Горки, а также и других встречалась фамилия Зубаревых, а в деревне Ладыгино фамилия Малковых.

Наряду с распадом дворянских гнезд, зоркий глаз художника отмечал и рост капиталистического предпринимательства, развитие буржуазии. По рекам Сендега и Куекша еще в дореформенное время, продолжая почин Данилы Земского, основавшего в 1752 году при селе Адищеве бумажную фабрику, начинают открываться небольшие фабрички для выделки бумаги и картона. Так, неподалеку от Щелыкова существовали картонно-бумажные фабрики в селе Покровском (на реке Сендеге)8, в Адищеве (В. С. Щеколдина), в Александровском (Распопиной, на реке Медозе).

И. А. Белехова в письме к А. Н. Островскому от марта 1870 года упоминает Рылеевскую бумажную фабрику, которая располагалась в Подлужье. Эта фабрика ранее принадлежала Кутузовым. Одна из таких фабрик для обработки оберточной бумаги в 40-е годы была даже в самом Щелыкове, на реке Куекше. Ее ветхие остатки Островский должен был видеть еще в первый свой приезд в усадьбу.

Фабрички бумаги и картона в особенности развиваются в пореформенную пору. Островский «часто,— вспоминает М. Г. Олихова,— посещал писчебумажную фабрику В. С. Щеколдина, любил смотреть на работы и интересовался фабричным производством»9.

На глазах у Островского старинные дворянские поместья и вековые леса скупались буржуазными предпринимателями, промышленниками, купцами. Так, например, в 1878 году в Ивашевской волости, в которую входило и Щелыково, помещичьи земли купили Федор и Александр Никитичи Витовы и В. С. Щеколдин. Подобные приобретения купечеством дворянских земель в дальнейшем увеличивались10.

Жадность Витовых не знала границ. Н. Н. Любимов вспоминает, что если сирота просила у Александра Витова покосить в лесу 5 — 10 пудов травы, то он требовал с нее 2 — 3 дня работы с косой или граблями, а за дрова, кроме платы, заставлял чистить лес, но «без топора и пилы».

Приход в лесную глухомань на смену волкам феодально-крепостнической формации волков капиталистического образца Островский особенно ярко воспроизвел в пьесах «Лес» и «Волки и овцы».

Драматургу, знавшему в качестве гласного уездного земского собрания и почетного мирового судьи едва ли не всех кинешемских помещиков, несомненно приходилось наблюдать, как грубые феодалы-крепостники принуждены были отступать перед еще более хищными, цинично-наглыми, но внешне вылощенными стяжателями буржуазно-промышленного облика. Об этом он написал комедию «Волки и овцы».

Именно в этой пьесе Островский отразил развитие в окрестностях Щелыкова бумажных заводов. Мурзавецкая, героиня комедии, рассказывает Чугунову, как ее братец «стал бумажный завод строить» (действие 1-е, явление 9-е).

Возникновение и рост буржуазии отражается и в комедии «На бойком месте». Жители щелыковской округи уже давно и упорно связывают не только место действия, но сюжет и героев этой комедии с Галичским трактом. Вдоль этого тракта в старину были разбросаны «бойкие места», то есть кабаки, или «питейные дома». Один из таких перепутных кабаков Островский и изобразил в своей пьесе. Старожилы уверяли, что этот кабак стоял неподалеку от щелыковской «повертки», и показывали мне в 1955 году выше «повертки», по направлению к Кинешме, огромные ямы — следы местонахождения этого кабака. Крестьяне были правы. «Питейная лавка и постоялый двор» располагались в двух верстах от щелыковской «повертки» и входили в состав поместья Островских11. Именно о них 24 марта 1869 года упоминает М. Н. Островский в письме к драматургу: «Если нужно, продай кабак,— я на это согласен»12.

В диалогах между Бессудным и Раззоренным, Бессудным и Евгенией неоднократно упоминается село Покровское, которое находится в четырех километрах от Щелыкова. В пьесе называется и Новая деревня, соседствовавшая с усадьбой драматурга13.

Но Островский, как и всегда, пользуется этими жизненными фактами не натуралистически, а творчески. Он подчиняет их конкретным задачам, которые им решаются в пьесе. Действительное расстояние между селом Покровским и Новой деревней — пять километров, а в пьесе ямщик Раззоренный в беседе с трактирщиком Бессудным говорит: «Я в Покровском на сдачу взял до Новой деревни... Перегон-то восемьдесят верст...» (действие 1-е, явление 1-е). Островский воспользовался лишь названиями географических пунктов.

Старинные предания, живущие в щелыковской округе, связывают Бессудного, содержателя постоялого двора из пьесы «На бойком месте», с местным разбойником Михаилом Титовым, а Жука, работника Бессудного, с известным в этом районе купцом Нарышкиным, разбогатевшим грабежом. Нарышкин и его два брата выходцы из крестьян села Семеновское. Несомненно, что эти предания Островский слышал уже в самые первые приезды в усадьбу. Н. Н. Любимов мне рассказывал: «Я помню Михаила Титова, дорожного грабителя. Он мне шил жилетку, когда мне было 10 лет. Титову было в это время лет 60, он уже воровством не занимался, а стал портным».

Сюжет комедии «На бойком месте» явился результатом творческого сплава многих наблюдений и впечатлений Островского. Но его основой послужили воспоминания местных старожилов о кабаке на Галичском тракте и собственные впечатления драматурга об одной забавной встрече в 1856 году на пути из Осташкова во Ржев. В дневнике путешествия по Волге драматург записал об этом случае так: «В Ситкове содержатель постоялого двора, толстый мужик с огромной седой бородой, с глазами колдуна, не пустил нас; у него гуляли офицеры с его дочерьми, которых пять» (XIII, 227). По выбору пускает проезжих и Бессудный в комедии «На бойком месте». В самом ее начале, обращаясь к Бессудному, Жук говорит: «Проезжие позываются! Да, кажись, народ-то такой, что пущать не стоит». На это ему Бессудный отвечает: «Так и не пущай! На что нам дряни-то! Только место занимают, а корысти-то от них немного. Постой, я пойду сам погляжу» (действие 1-е, явление 2-е).

Для изображения бюрократическо-карьеристского дворянства, вроде Бакина из комедии «Таланты и поклонники» или Мурова из драмы «Без вины виноватые», Островский мог пользоваться своими наблюдениями над лицами, подобными А. Н. Куломзину. В. Бочков и А. Григоров, вероятно, не грешат против истины, когда пишут: «Создавая в своих пьесах образ молодых, быстро делающих карьеру чиновников, Александр Николаевич порой придавал им черты, присущие Куломзину»14.

Островского справедливо считают непревзойденным знатоком московской речи, но источники языка его художественных произведений не ограничивались Москвой. Острый интерес к слову проявлялся им в любом месте его пребывания. 27 июня 1860 года, находясь на пути в Одессу, он пишет своим друзьям: «Между Тулой и Ефремовым нам попался очень веселый ямщик, Матвей Семенович Раззореный, который водку называл гарью, шкалик — коробочкой» (XIV, 77). Фамилию веселого ямщика драматург применил в комедии «На бойком месте».

Широкую струю в словарном богатстве Островского представляет костромской говор, познававшийся им главным образом в беседах с крестьянами щелыковских окрестностей. Еще в 1848 году, воспроизводя свою дорожную встречу с девушкой на постоялом дворе, драматург записал: «Разговаривали мы с ней часа два. Молоденькая, белокуренькая, черты тоненькие, а какой голосок. Да выговор-то наш (то есть костромской. — А. Р.), так и поет» (XIII, 181). Следы северного (костромского) говора в пьесах Островского несомненны. «Приедет бывало,— вспоминает Дуня из «Бедной невесты» свою жизнь с Беневоленским,— пьяный да олаберный, — так как обеснующий какой». «Немой алабор или алабырь,— читаем мы у Даля,— костромское бранное: бестолковый; косноязычный; немой».

Небезынтересно отметить, что уличная певица из комедии «Шутники» исполняет романс Пушкина «Под вечер, осенью ненастной», внося в него особенности простонародного северного (костромского) говора.

У Пушкина:

Под вечер осенью ненастной,
В пустынных дева шла местах

Держала в трепетных руках.

Певица же поет этот куплет так:

Под вечер осенью ненастной,
Пустынным дева шла местам,
И тайный плод любви несчастной
Держала трепетным рукам.

(Действие 2-е, явление 4-е.)

Для северного говора, как известно, характерно окончание творительного падежа, сходное с дательным падежом, что мы и видим в данном случае.

Северный (костромской) говор отразился в «волжских» пьесах Островского и оканьем действующих лиц. Так, например, в комедии «Воевода» Ульяна говорит: «А дай-ко вам потачку».

Кажется, прямо из окружавшего его по летам щелыковского быта выхвачена Островским следующая сценка, внесенная им в пьесу «Дикарка». Отвечая на обвинение Вертинского в том, что он отказывается принять обязанности почетного мирового судьи, Боев утверждает: «Не могу против принципа. У меня принцип — не осуждать никого.

Вершинский (пожимая плечами). Не осуждать пьяниц и воров! Странные принципы!

Боев. А как бы вы думали! Да и при том я очень жалостлив. Ну, представьте меня, красну девку, судьей! Вызывается Глеб Архипов.— Вы Глеб Архипов? — Мы. — Украли вы топор у Егора Афанасьева? — Точно, батюшка, ваше высокоблагородие,Михайло Тарасыч, я его... топор этот взял. Как перед Богом, так и перед тобой — все одно. Что уж, ежели...— И заложили в кабаке? — И заложили.— Как же вы это сделали? — Вот что, батюшка, ваше высокоблагородие, господин прокурон! Накануне-то мы праздновали, моленье, значит, у нас; ну, обыкновенно, очнулись на другой день; ну, она, душа-то и горит... (Зубареву.) Скажи на милость, ну, как я его осужу! Ты только подумай, каково человеку, когда у него душа горит!». (действие 2-е, явление 2-е).

Эту изумительную по правдивости и колориту речь крестьянина можно было изобразить, только находясь долгие годы в деревне и прислушиваясь к языку ее жителей.

Кстати сказать, А. В. Бойцова, внучка А. В. Куликова, слуги Островских, рассказывала мне о своем дяде Александре, «пьянице и пропивохе», который «так загуляет, что и топор пропьет».

Великолепное знание крестьянского языка Островский обнаруживает и в изображении ямщика из незаконченной им шутки в одном действии «Накануне отъезда»15.

Отражая в своих пьесах окружавшую его в Щелыкове жизнь, Островский творчески применял наблюдения и над своими спутниками по рыбной ловле. Так, например, в лице мещанина Аристарха из пьесы «Горячее сердце» отчетливо проступают особенности характера и языка, присущие писарю Ивашевской волости В. И. Верховскому. В третьем действии этой пьесы Аристарх сидит на пристани и ловит рыбу, приговаривая: «Ишь хитрит, ишь лукавит. Погоди ж ты, я тебя перехитрю. (Вынимает удочку и поправляет.) Ты хитра, а я хитрей тебя; рыба хитра, а человек премудр, Божьим произволением... (Закидывает удочку.) Человеку такая хитрость дана, что он надо всеми, иже на земле, и под землею, и в водах... Поди сюда! (Тащит удочку.) Что? Попалась?»

Создавая образ Аристарха, Островский мог иметь в виду мудрый склад ума Верховского, его склонность к витиеватой, образной речи, нередко украшенной церковно-славянскими словами и выражениями.

Слово «пельсик», услышанное в Щелыкове, драматург придал свахе Красавиной из комедии «Праздничный сон до обеда». Расхваливая невесту, купчиху Ничкину, она говорит: «аккурат пельсик» (картина 1-я, явление 4-е).

Островский не только познавал, записывал и изучал устно-народное творчество, но и отражал, использовал его в своих пьесах.

Так, в комедии «Не в свои сани не садись» Авдотья Максимовна поет песню «Научить ли те, Ванюша» (действие 2-е, явление 1-е). Старожилы щелыковской округи уверяли меня, что эта песня распевалась здесь в давно прошедшие времена, и Островский, следовательно, мог ее слышать и записать.

В шестом явлении третьего действия пьесы «Не так живи, как хочется» Еремка, обращаясь к Петру, поет песни «Куманечек, побывай у меня» и «Уж и я ли твому горю помогу!». Эти песни также пели в окрестностях Щелыкова. Островский мог слышать их в самый первый свой приезд в усадьбу — в 1848 году.

А. И. Орлов сообщает, что песня «Куманечек, побывай у меня» по его записям «встречается во многих районах Ивановской области и, в частности, в Кинешемском, недалеко от усадьбы Щелыково»16. Песня «Лучинушка» («Доходное место», действие 3-е, явление 4-е), по его же записям 1926 года, «бытует во многих селениях Кинешемского района».

Нами уже указывалось на использование в комедии «Воевода» мотива песни «Баю-баю, мил внучоночек», услышанного Островским в районе Щелыкова.

Вероятно, драматург записывал здесь и другие песни, использованные им в этой пьесе. Песня «На море утушка купалася» (действие 1-е, сцена 1-я, явление 2-е) и до сих пор распевается в приволжских районах, близких к Щелыкову. В третьем действии той же пьесы Олена, обращаясь к Марье Власьевне, говорит:

Государыня боярышня,
Есть за мной вина немалая:
На реке платно мыла,
Громко колотила.

(Действие 3-е, явление 3-е.)

Это обращение — вариация на тему народной песни «Девка платье мыла», которую Островский также мог слышать в Щелыкове. В 1862 году песня появилась в сборнике Варенцова, а позднее была записана в Костромской губернии17.

Но каждая из этих песен использована драматургом в соответствии с социально-эстетическим замыслом того образа, обрисовке которого она служит в данной пьесе. Наиболее яркие тому примеры: комедия «Бедность не порок», драма «Не так живи, как хочется», комедия «Воевода» («Сон на Волге»), весенняя сказка «Снегурочка».

Многие песенно-обрядовые и хороводные мотивы устно-народной поэзии, слышанные и записанные драматургом в Щелыкове, в творчески переработанном виде вошли в «Снегурочку», сотканную из устно-поэтических мотивов. Указывая на пребывание драматурга в Щелыкове, первый исследователь «Снегурочки» Ф. Д. Батюшков справедливо писал, что «Островский мог не только книжным путем, но непосредственно, по впечатлениям жизни, заинтересоваться культом Ярилы, ознакомиться с некоторыми обрядностями этого культа и задумать их поэтическую обработку»18. Совершая до 1872 года свой путь в Щелыково на лошадях, Александр Николаевич, очевидно, не один раз слышал от ямщиков о Берендеевом болоте в Александровском уезде Владимирской губернии. Здесь и сейчас держится предание о древнем граде берендеев, которым когда-то правил царь Берендей.

В Щелыкове и его окрестностях ежегодно весело и шумно справляли проводы масленицы. Надежда Николаевна Островская, сестра драматурга, проведшая детство в усадьбе, вспоминает: «На Масленице начались катанья: насядут полные розвальни молодежи и детей, и вся компания с песнями разъезжает от деревни к деревне. В Прощеное Воскресенье сделали чучело; сложили большой костер за деревней и вечером сожгли масленицу, а кругом костра пели, прощаясь с блинами и весельем»19.

Трудно допустить, чтобы Надежда Николаевна не рассказывала об этом Александру Николаевичу. О проводах Масленицы в Щелыкове драматург мог слышать и рассказы своего брата, Андрея Николаевича, увлекавшегося устной народной поэзией. Рассказами сестры и брата драматург мог воспользоваться при написании четвертого явления пролога «Снегурочки».

Устная поэзия северного крестьянства, с которой Островский соприкасался, находясь в Щелыкове, питала, обогащала и другие его произведения. При этом необходимо заметить, что Островский чаще всего переплавлял уже известные устно-народные поэтические мотивы в горниле своей творческой лаборатории и создавал на их основе оригинальные художественные произведения. Но и в тех случаях, когда народная песня вводилась драматургом в пьесу без изменения, она полностью подчинялась раскрытию определенного образа и органически включалась в развитие действия пьесы.

Все близко, хорошо знавшие драматурга, свидетельствуют о его необычайной наблюдательности, о присущей ему острой писательской зоркости. Драматург не пропускал ничего, что могло бы послужить ему для художественного воспроизведения.

В. М. Минорский вспоминает: «Играет ли Александр Николаевич в карты, это не значит, что он только ими и занят; нет, напротив, тихо перебирая в руках карты, он внимательно следит за всем окружающим, и все его наблюдения с необычайной яркостью и точностью запечатлевались в его памяти, которая у драматурга была очень хорошей»20.

Естественно, что в сферу наблюдений драматурга входила и вся бытовая обстановка щелыковской усадьбы, которая затем в художественно преображенном виде появлялась в создаваемых им пьесах.

Обстановка главного щелыковского дома, вся совокупность окружающих условий так или иначе отражается во всех его «усадебных» пьесах. Изображая декорацию второй сцены пьесы «Воспитанница», Островский пишет: «Гостиная. Прямо отворенная дверь в сад, по сторонам двери, посередине круглый стол». Эта обстановка весьма напоминает щелыковскую.

Местом третьего действия комедии «Лес» служит старый густой сад; налево от зрителей невысокая терраса барского дома, уставленная цветами; с террасы сход в три или четыре ступени. Реальной основой и этой декорации мог послужить главный щелыковский дом. Здесь нашла отражение и такая подробность щелыковского летнего обихода, как обилие цветов, которые стояли на террасе, в столовой, в гостиной и во всех других комнатах.

Драматург ввел в свои «усадебные» пьесы, очень многие предметы домашнего быта, окружавшие его в летние месяцы щелыковской жизни. Так, старинная мебель, возможно, частично оставшаяся в щелыковском доме еще от отца, колокольчик стали принадлежностью залы Мурзавецкой из пьесы «Волки и овцы».

Разумеется, драматург подобную обстановку мог находить и находил у своих соседей-помещиков. Его наблюдения не ограничивались собственной усадьбой. Совершенно очевидно, что для обстановки таких пьес, как «Воспитанница», «Лес», «Волки и овцы», «Без вины виноватые», он использовал наблюдения над усадебным бытом более богатых соседей.

Моделью внешней обстановки «усадебных» пьес Островского могли служить усадьбы Комарово (Яковлевых), Старое Соколово (Хомутовых), Ново-Покровское (И. А. Григорова), Александровское-Пеньки (М. А. Григорова), Погост (Ф. А. Бредихина). Во всех этих усадьбах драматург бывал.

По изустному преданию, бывая в усадьбе Старое Соколово, Александр Николаевич с удовольствием проводил время за своими записями в избушке. По сохранившимся фотографиям особенно эффектны дома в усадьбах Ново-Покровское (на реке Киленке), Александровское-Пеньки и Погост.

Между прочим, великолепный макет усадьбы Погост, в которую драматург неоднократно приезжал, чтобы наблюдать из обсерватории Бредихина луну и звезды, хранится в музее поселка Островского (бывшее село Семеновское-Лапотное). Главный дом этой усадьбы, как он представлен в макете, отличается импозантностью, которую ему придают четыре большие колонны, башенки с острыми шпилями и соприкасающиеся с ним два здания.

В пьесах Островского, рисующих усадебную обстановку, воспроизведено так или иначе и все окружение главного щелыковского дома. Щелыково находится в таком тесном соседстве с близлежащими деревнями (Ладыгино, Лобаново, Василёво, Субботино, Кутузовка), что песни, распеваемые в них крестьянской молодежью, хорошо слышатся в саду. Третье действие «Воспитанницы», происходящее в саду усадьбы Уланбековой, открывается хороводной песней, которая поется вдали.

Некоторые детали щелыковских обстоятельств могли послужить для комедии «Лес». Во времена Островского в Щелыкове было много георгинов. В комедии «Лес» Счастливцев говорит: «Пойду, поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, все-таки легче» (действие 4-е, явление 4-е).

Не исключено, что именно пруд с островком посередине стоял перед мысленным взором Островского, когда он писал знаменитую сцену, в которой Аксюша, племянница Несчастливцева, бежит топиться. Но подобные и даже лучшие пруды были и в усадьбах окрестных помещиков.

Бытовые факты, детали и штрихи отражаются в пьесах Островского не только в прямом, но и в творчески переработанном, в сложно переосмысленном виде. Яркий пример тому комедия «Волки и овцы». В первые годы владения усадьбой драматург, о чем уже говорилось, с большим рвением занимался приведением ее в порядок: строил баню, беседки, улучшал палисады и т. д. Строительные заботы писателя и обусловленные ими связи с поставщиками, подрядчиками и мастеровыми нашли свое отражение в первом явлении пьесы «Волки и овцы», но уже в совершенно ином свете. Отношения Островского с подрядчиками, поставщиками и мастеровыми были благожелательными, на редкость простыми и непосредственными. При всегдашней нужде Островского в материальных средствах нередко бывали случаи и задержки им уплаты денег за работу и различные поставки. Но при этом дело всегда кончалось без какой-либо обиды с той и другой стороны, при сохранении обоюдного взаимопонимания. В соответствии же с характером Мурзавецкой драматург показывает ее отношения с зависимыми от нее людьми в форме деспотического своеволия и произвола.

Вот Мурзавецкую ждут люди, надеясь получить с нее деньги. Обрашаясь к ним, дворецкий Павлин говорит:

«Стало быть, вы барышню дожидаться хотите?

1-й крестьянин. Да уж подождем: наше дело такое, что дожидаться.

2-й крестьянин. И подождешь, ничего не поделаешь. Мы еще позапрошлую осень лес возили на баньку. (Указывая на подрядчика.) Вот рыжий-то строил.

Маляр. А мы вот палисаду красили, звен двенадцать, да беседку умброй подводили.

Староста. А мы так бычка-опоечка в ту пору на солонину...

Столяр. Всякий за своим, ведь; и мы вот тоже два столика под орех, да в спальню к барышне...»

Поставщики дождались и увидели Мурзавецкую, но денег и на этот раз не получили. А затем дворецкий грубо выпроводил их (действие 1-е, явление 3-е).

В дни местных храмовых праздников (9 мая в церкви Николы в погосте Бережки и 13 сентября в церкви Воскресения Славущего в селе Твердове) Островский весьма охотно посещал один, с детьми, с гостями народные гулянья. Это было неподалеку от усадьбы, на лугу деревни Субботино. С особенным удовольствием он посещал народные гулянья в Твердове и в Сергееве. Приходя на гулянье, Александр Николаевич чаще всего смешивался с толпой крестьян, иногда же смотрел на деревенские забавы издали, с горы. Эта бытовая деталь щелыковской жизни писателя воплотилась в разговорах действующих лиц пьесы «Волки и овцы»:

«Мурзавецкая... У нас тут храмовый праздник неподалеку, а ты, чай, и не знаешь?

Купавина. Как не знать! На моем лугу гулянье бывает» (действие 2-е, явление 3-е).

«Мурзавецкий. ... Вот, например, сегодня вечером, если вы меня не отпустите...

Мурзавецкая. Куда это? На гулянье, с пьяными мужиками путаться?» (действие 2-е, явление 6-е).

И последнее:

«Купавина. Я хочу народное гулянье посмотреть.

Лыняев. Не ходите! Что за удовольствие идти за две версты, да еще по горам, чтобы смотреть на пьяных.

Купавина. Скажите лучше, что вам лень! Оставайтесь!

Лыняев. Я бы пошел, но там, вероятно, ваши люди гуляют, мы их только стесним. Зачем расстраивать чужое веселье!

Купавина. Мы издали посмотрим, с горы» (действие 3-е, явление 2-е).

Необходимо отметить, что народное гулянье упоминается здесь не просто как явление деревенской жизни. В репликах Мурзавецкой и Лыняева, видящих в народном гулянье лишь пьянство, совершенно отчетливо сквозит их чуждость и враждебность народу. Бытовая деталь подчинена драматургом, как и всегда, идейному замыслу пьесы, в данном случае — разоблачению поместного дворянства.

До проведения железной дороги леса в Кинешемском уезде были баснословно дешевы, по десяти рублей за десятину. Этот факт нашел отражение в пятом явлении четвертого действия комедии «Волки и овцы». Обращаясь к Купавиной, Беркутов говорит: «В другом месте это огромное богатство, а здесь на лес цены низкие: лесопромышленники дадут вам рублей по десяти за десятину».

Щелыковская округа славилась обилием волков, которые с осени начинали тревожить жителей усадьбы. «Ах,— извещала 19 декабря 1869 года щелыковская управительница своего хозяина,— у нас сколько волков — бездна, по улицам ходят, у вас Соловейку и мою собаку тоже съели, и маленького одного щенка съели»21. В 1876 и 1877 годах в кинешемских земских собраниях слушались специальные доклады о мерах к истреблению волков — так их было много. В пьесе «Волки и овцы» воплощена и эта бытовая деталь. «Вот, Бог даст,— говорит в пятом явлении первого действия Павлин о Тамерлане Мурзавецкого, — осень придет, так его беспременно, за его глупость, волки съедят. Недаром мы его волчьей котлеткой зовем». Предсказание Павлина сбылось. «Близ города, среди белого дня,— в отчаянии повествует Мурзавецкий,— лучшего друга... Тамерлана... волки съели» (действие 5-е, явление 12-е).

Кстати сказать, щелыковские волки вспоминаются и в «Бесприданнице». Мечты Ларисы о деревенском спокойствии, о прогулках по лесам, о собирании ягод и грибов Харита Огудалова перебивает грубой прозой: «А вот сентябрь настанет, так не очень тихо будет, ветер-то загудит в окна.

Лариса. Ну, что ж такое.

Островский был, как уже отмечено, неутомимым рыболовом. Он удил в Куекше, ездил с острогой по Сендеге, забрасывал невод в Мере. И эта бытовая деталь его щелыковской жизни отразилась в пьесе «Светит, да не греет», написанной совместно с Н. Я. Соловьевым. Рукой Островского внесены в рукопись этой пьесы реплики Дерюгина, в которых он удивляется обилию плещущейся в реке рыбы и высказывает желание «завтра же утром... в этом самом месте неводок закинуть»22.

Щелыково связывало Островского с Кинешмой. Кинешма всегда была для него не только пересадочной станцией, но и объектом писательских наблюдений.

Благодаря земской деятельности у Островского в Кинешме было много знакомых, и он, по воспоминаниям С. В. Максимова, не только по общественным делам, но «и вообще ее старается посещать: там у него есть где остановиться и с кем поговорить»23.

В очень коротких отношениях Александр Николаевич был, например, с почтмейстером, В щелыковском музее хранится фотография драматурга с его дарственной надписью: «Ивану Васильевичу Промптову. А. Островский». На оборотной стороне фотографии Промптов обозначил дату ее получения — «30 августа 1883 года». В этот день Островский вместе с гостями праздновал свои именины. Среди гостей находился и И. В. Промптов. Кстати сказать, он являлся владельцем небольшого имения Максютино, расположенного в 5-6 километрах от Щелыкова.

В Кинешме драматурга особенно привлекали ярмарки, на которые в большом количестве съезжались крестьяне. Он любил посещать их, так как ему представлялось здесь широчайшее поле для изучения характеров, нравов и народной речи.

Кинешемские наблюдения Островского не могли не отразиться в создаваемых им произведениях.

Видовая панорама первого действия «Грозы», как уже сказано,— проекция Кинешемской. Она намечена лишь общими штрихами: «Общественный сад на высоком берегу Волги, за Волгой сельский вид. На сцене две скамейки и несколько кустов». Эта панорама, данная в ремарке лишь пунктиром, начинает оживать в словах Кулигина, открывающих пьесу.

В «Грозе» можно указать и предметы, связанные с Кинешмой. В четвертом действии, спасаясь от дождя, гуляющие укрываются в галерею старинной постройки и начинают разглядывать роспись ее стен. На одной стене они видят «геенну огненную». Эту картину «геенны огненной» Островский мог видеть и, несомненно, видел, осматривая достопримечательности Кинешмы. Она была запечатлена на стенах паперти одной из старинных церквей и изображала «Страшный суд со всеми его ужасами»24.

Место действия «Грозы», как это ясно из текста пьесы, происходит не в губернском, а в уездном городке. «Городок» называет его Борис, «городком» именует его Кулигин. Дикой грозит Кулигину городничим, а городничие, как известно, были лишь в уездных городах.

Кинешма являлась превосходным источником для «Грозы» и особенностями своего обществено-бытового уклада. Это типичный уездный город — один из старейших торгово-промышленных центров верхнего Поволжья.

Местные старожилы, смещая времена, указывали и на реальные прототипы некоторых действующих лиц «Грозы», в частности, на прототипы Кабанихи и Тихона. «Подобная ей,— уверяли они,— жила в Кинешме. Это Евдокия Ларионовна Баранова... Купчиха местная... Она самая... И прототип ее сынка здесь жил»25. Совершенно очевидно, что здесь речь идет об А. А. Барановой, владевшей белильным заведением, и о ее сыне П. И. Баранове — крупном хлеботорговце. Но ни Баранова, ни ее сын не могли быть прототипами Кабановых, их деятельность развивалась позже. Они подтверждают лишь глубокую правдивость образов Островского.

Рисуя широкими мазками природу в пьесе «Гроза», драматург не ограничивался видами Кинешмы. Он воссоздал здесь всю совокупность своих волжских впечатлений. Сюда вошли его наблюдения Костромы, Нижнего Новгорода, Торжка и других волжских городов, но основой их оставалась, по всей видимости, все же Кинешма.

В Кинешме Островский мог черпать материал и для пьесы «Горячее сердце», написанной в 1868 году. Декорацией ее третьего действия является «Площадь на выезде из города. Налево от зрителя городничий дом с крыльцом; направо арестантская, окна с железными решетками; у ворот инвалидный солдат; прямо река и небольшая пристань для лодок, за рекою сельский вид». Рисуя эту обстановку, драматург, несомненно, исходил из таких знакомых ему кинешемских картин: площади возле собора, на выезде из города, двух зданий присутственных мест, расположенных рядом с собором, реки, лодочной пристани, вида на Заволжье.

Одним из действующих лиц комедии «Волки и овцы» является почетный мировой судья Лыняев. Весьма вероятно, что участие писателя в мировых съездах дало ему материал для заявления Лыняева: «Завелся в нашем округе какой-то сутяга: что ни съезд, то две-три кляузы, и самые злостные. Да и подлоги стали оказываться. Вот бы поймать, да в окружной!» (действие 1-е, явление 10-е).

В ноябре 1874 года Островский начал и в 1878 году закончил пьесу «Бесприданница». Для этой пьесы он воспользовался трагическим случаем убийства молодой женщины на почве ревности, разбиравшимся в Кинешемском мировом суде26.

В этой драме кинешемские впечатления и наблюдения отчетливо проступают в намерениях Карандышева баллотироваться в мировые судьи. Кинешму напоминает здесь и крутой спуск к пристани. «Ах, как я устала,— говорит Лариса.— Я теряю силы и насилу взошла на гору» (действие 4-е, явление 7-е)27.

В Кинешме, издавна являвшейся одним из крупных торгово-промышленных центров верхнего Поволжья, драматург мог встречать реальных прототипов не только Карандышева, но и Паратова, Кнурова, Вожеватова28. Вот почему постановщики кинокартины «Бесприданница» использовали в 1935 году для своих съемок именно этот город.

В Кинешме хорошо сохранились и торговые ряды, куда городничий Градобоев из пьесы «Горячее сердце» наведывался с кульком «для порядку».

Купив Щелыково, Островский с большим нетерпением ждал строительства Иваново-Кинешемской железной дороги. Об этом знали все его близкие и немедленно сообщали ему по этому поводу последние новости. «Со мной ехал зять Шипова (костромского предводителя дворянства.— А. Р.),— писал ему 19 июля 1869 года Бурдин,— и сказал, что Кинешемская железная дорога утверждена за Горбовым и будет готова через два года»29. Собственные ожидания и надежды кинешемских промышленных кругов, связанные с проведением в город железной дороги, Островский отразил в словах Беркутова из комедии «Волки и овцы»: «Лес Купавиной стоит полмиллиона. Через десять дней вы услышите, что здесь пройдет железная дорога. Это из верных источников, только ты молчи пока» (действие 4-е, явление 4-е).

Выполнение драматургом обязанностей почетного мирового судьи и гласного земства отразилось, в частности, и в репликах Беркутова, касающихся земства и дворянских выборов.

Под Кинешмой, на реке Кинешемке, славилась гульбищами во Всехсвятское воскресенье Ярилина роща. Об этой роще писали И. М. Снегирев30, А. В. Терещенко31, П. С. Ефименко32 и другие. Островский знал Кинешемскую Ярилину рощу не только по литературным источникам, но и как очевидец. Сведения о ней, вероятно, пригодились драматургу и для весенней сказки «Снегурочка».

Кинешемские впечатления могли отразиться и в других пьесах Островского, в частности, в драме «Грех да беда на кого не живет» и комедии «Невольницы».

Щелыково связывало Островского и с Костромой. В те времена Щелыково входило в Костромскую губернию. Поэтому для решения экономических и правовых дел по усадьбе драматургу приходилось выезжать в Кострому. Этот город, начиная с 1848 года, он посещал очень часто и жил здесь неделями. Не лишним будет отметить, что 30 мая 1861 года Костромской губернский статистический комитет, зная глубокий интерес писателя к Костромскому краю, избрал «титулярного советника А. Н. Островского» своим почетным членом.

4 сентября 1873 года драматург сообщал М. П. Садовскому: «Путался я все это время по разным делам в Костроме, потому и не писал Вам давно» (XV, 18). В этот приезд Александр Николаевич пробыл в Костроме почти полных две недели. Сюда, для ввода по владение Щелыковым, его вызвал 17 августа телеграммой М. Н. Островский: «Еду прямо Кострому... приезжай с бумагами к 20-му»33.

В Кострому драматург приезжал весьма охотно. Это была родина его отца. Здесь жил глубоко чтимый им родной дядя — П. Ф. Островский. Духовная карьера не увлекала Павла Федоровича, но материальные обстоятельства заставили его обратиться именно к ней. Выйдя из духовной семинарии, Павел Федорович определяется дьяконом костромского Успенского собора, а затем становится его священником, ключарем и, наконец, членом духовной консистории.

П. Ф. Островский произносил прекрасные проповеди, создавшие ему большое уважение паствы. Обладая глубоким умом, разносторонними интересами, образной и проникновенной речью, ярким пером, он заслуживал продвижения. Но духовные власти были недовольны им. На это имелись причины. В своих общественных взглядах он склонялся к либерализму. В глазах духовной среды он шел много дальше того, что позволяло его положение. Самостоятельно мыслящий и находчивый, Павел Федорович ко многому в условиях своего круга относился не только без должной почтительности, но часто и иронически. Исполнение священнослужительских обязанностей называл «лицедейством». С начальством вел себя круто и дерзко. Все это не могло нравиться духовным властям, и они держали его в Костроме, по выражению М. Н. Островского, «как бы в ссылке»34.

П. Ф. Островский написал ряд сочинений церковно-исторического, духовно-биографического и библиографического плана35. По своему характеру он был очень доброжелательным, простым и сердечным.

С какой любовью к нему относился драматург, можно судить по следующим строкам письма Александра Николаевича к П. И. Андроникову от 12 апреля 1874 года: «Вчера получил я от Эмилии Андреевны известие, которое меня очень встревожило; она передала мне, что расстроенное здоровье многоуважаемого дядюшки нисколько не улучшается. Вам известно, как искренно люблю я дядюшку и как уважаю в нем последнего представителя старших в нашем роде» (XV, 35).

Беседы с Павлом Федоровичем доставляли драматургу большое удовольствие. 2 сентября 1872 года, занятый в качестве душеприказчика по завещанию И. А. Белеховой, Александр Николаевич писал ему: «Окончания дела о завещании Белеховой, вероятно, мне не дождаться в Щелыкове, и, несмотря на мое желание побывать в Костроме, я должен буду отказать себе в этом удовольствии» (XIV, 237).

Среди костромских деятелей, с которыми драматург находился в близких отношениях, нужно особенно выделить местного литератора П. И. Андроникова. На его сестре, Прасковье Ивановне, был женат Павел Федорович. Павел Иванович усердно изучал язык, быт и нравы крестьян Костромской губернии, а также занимался собиранием произведений устного народного творчества. С 1857 года он доброхотный корреспондент драматурга, щедро делившийся с ним своими материалами. В архиве Александра Николаевича хранятся присланные ему Андрониковым такие ценные рукописи, как сборник слов Костромской губернии, записи обычаев, нравов, свадебных обрядов и т. д. 36. В той или иной мере эти материалы были использованы Островским в своих пьесах и в первую очередь при написании комедии «Воевода».

П. И. Андроников — человек сложной судьбы и духовной эволюции. В 50-е и 60-е годы он увлекается революционно-демократическими идеями. Вспоминая свою молодость, он сам признавался, что в ту пору писал и говорил «под влиянием духа времени и провозвестников его журналов «Современник» и «Русское слово», одним словом, сыпал я отборными выражениями, прямо из журнальных статей»37.

В 70-е годы Андроников изменяет воззрениям своей молодости, а в 80-е годы становится законченным консерватором. Обладая как владелец типографии и редактор костромских газет («Костромские губернские ведомости», «Костромской листок объявлений») широкими возможностями печататься, он включился в активную борьбу с идеями социализма и материализма. В 1881 году им была издана реакционная брошюрка «Люди нового времени», направленная против романа «Что делать?» Н. Г. Чернышевского, статей Д. И. Писарева, «Рефлексов головного мозга» И. М. Сеченова и всего того, что было связано с передовым общественным движением. В том же году он верноподданнически преподнес эту брошюрку Александру III, приезжавшему в Кострому, за что получил «всемилостивейшую» благодарность.

В Костроме сохранилось четыре дома, в которых Александр Николаевич бывал или останавливался: дом № 8 по улице Горной, принадлежавший его деду Ф. И. Островскому, а потом его дяде П. Ф. Островскому; дом № 1 по проспекту Мира, принадлежавший до 1870 года А. Н. Григорову, затем проданный Городской думе (впоследствии в нем расположилась гостиница); дом на углу улиц Советской и Чайковского, в котором раньше помещалась гостиница «Старый двор», а ныне «Центральная»; дом на улице Шагова, принадлежавший П. И. Андроникову. По изустным преданиям, в доме по Горной улице драматург писал «Грозу».

В доме А. Н. Григорова, человека весьма культурного, гуманного, прогрессивного, попечителя мужской костромской гимназии (1857), создателя первой в России женской гимназии (1858), антикрепостника38, драматург мог быть и до и после 1870 года. Очень любил он сидеть, отдыхая, в беседке, что на Волге, под Успенским собором. Эта беседка, неоднократно подновляемая, переделываемая, сохранилась до сих пор.

Интересуясь прошлым города Костромы, драматург изучал его историю по печатным и иным источникам. Ему были известны, например, все материалы о Костроме, публиковавшиеся в «Журнале министерства внутренних дел».

О том, что драматурга интересовали не только труд, быт, нравы, язык костромичей, но и персональный состав их политических властей, может свидетельствовать следующая телеграмма М. Н. Островского, посланная в Щелыково 24 мая 1884 года: «Поздравляю. Костромским губернатором назначен Калачев из Харькова»39. Калачев слыл человеком либерального направления.

Творчество Островского обогащалось и впечатлениями от Костромы. Здесь он черпал материалы для таких пьес, как «Гроза», «Воевода», «Горячее сердце», «Красавец мужчина», «Без вины виноватые» и другие.

Наиболее ярко эти наблюдения сказались в «Грозе» и «Воеводе». Для «Грозы» Островский, несомненно, воспользовался жестокими купеческими нравами, властвовавшими в Костроме; вероятно, фамилией Кабановых, распространенной среди тогдашнего костромского купечества; особенностями костромского пейзажа, а также и некоторыми событиями, происходившими в городе.

Островский был восхищен природой Костромы до чрезвычайности. В своем путевом дневнике 1848 года он отметил: «Подле собора общественный сад, продолжение которого составляет узенький бульвар, далеко протянутый к Волге по нарочно устроенной для того насыпи. На конце этого бульвара сделана беседка. Вид из этой беседки вниз и вверх по Волге такой, какого мы еще не видали до сих пор» (XIII, 183).

В особенный восторг привел его квартал, называемый «Дебря». Он записал о нем так: «С правой стороны Дебря ограничивается той горой, на которой мы стоим, сзади — горой, на которой реденькая и вековая сосна нагнулась и стережет этот уголок; слева тоже березки, и вдруг неизвестно откуда забежала по горе темная сосновая роща, спустившаяся до самой реки. Она охватила это очаровательное место, чтобы не разбежались березки... Через рощу видны горы и какие-то неведомые верст на 30. А на той стороне Волги, прямо против города, два села; и особенно живописно одно, от которого вплоть до Волги тянется самая кудрявая рощица, солнце при закате забралось в нее как-то чудно, с корня, а наделало много чудес. Я измучился, глядя на это... Измученный воротился я домой и долго, долго не мог уснуть. Какое-то отчаяние овладело мной. Неужели мучительные впечатления этих пяти дней будут бесплодны для меня?» (XIII, 185).

Впечатления Островского не прошли бесследно, они отразились в пейзажных зарисовках «Грозы», «Воеводы», «Бесприданницы» и других его волжских пьес.

Будучи в Костроме, драматург ознакомился с памятниками старинной архитектуры и последствиями огромного пожара, происшедшего в 1847 году. В его дневнике от 28 апреля 1848 года записано: «Остановились в единственной, пощаженной пожаром, гостинице. Она очень не удобна для нас, да уж нечего делать — хорошие все сгорели. Много хорошего сгорело в Костроме» (XIII, 183).

И памятники архитектурной старины и последствия пожара также нашли отражение в «Грозе». В первом явлении четвертого действия этой пьесы один из гуляющих, рассматривая стены старинной, начинающей разрушаться постройки, замечает: «А ведь тут... когда-нибудь, значит, расписано было. И теперь еще местами означает». — На это ему второй гуляющий отвечает: «Ну да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли. Да ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет».

В Костромском соборе драматург мог видеть картину с изображением Страшного суда, подобную Кинешемской40.

Наиболее тесной связью с Костромой отличается комедия «Воевода». Ее действующие лица — думный дворянин и дьяк из приказа Костромской четверти. В комедии упоминаются места Костромского края: Унжа, Красное село, Галицкое озеро (действие 4-е, явление 1-е), Лесная пустынь (действие 4-е, явление 3-е)41. Для комедии «Воевода» Островский использовал самые различные исторические материалы, относящиеся к изображаемому времени: «Акты, относящиеся до юридического быта древней России» (2-й том), «Акты исторические» (4-й том), книгу Г. К. Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича» и некоторые другие. Драматург изображал в этой комедии, как и в пьесе «Гроза», обобщенный город. Но, создавая свое произведение, он имел в виду и конкретный облик Костромы, этого старинного, так нравившегося ему города, его предания и особенности речи. Не случайно, что в государевом указе проворовавшемуся Шалыгину велено, по сдаче отчета новому воеводе, явиться в Москве в Костромской приказ.

Важно отметить, что Островский, перечисляя исторические материалы, использованные им для «Воеводы», сослался и на документ, прямо относящийся к Костроме. Это обязательство некоего Панкратия Нестерова, «родиною Костромского уезда», служащего у князя Козловского во дворе, «по вся дни», за занятые им три рубля. На основе этого документа драматург создал вымышленный рассказ Дубровина о его желании наняться к воеводе, с которым он обращается к сторожу:

Полчетверта
Рубля прошу, а не дадут, так за три,
Возьму, пропью, а там навек кабальный.

(Действие 5-е, явление 1-е.)

Князья Козловские когда-то владели многими селами и деревнями в Кинешемском уезде. Ко всему тому, дочь князя А. В. Козловского, Наталья Андреевна, была матерью владельца Щелыкова генерал-майора Ф. М. Кутузова. Ей принадлежали Угольское, Твердово и другие селения.

Костромичи гордились и гордятся Островским. Они не преувеличивают, считая драматурга своим земляком.

Но справедливо числя Островского своим земляком, костромичи склонны были переоценивать место собственного края в его творчестве. В 1911 году «Поволжский вестник» утверждал: «Нам, костромичам, должен быть особенно дорог Островский, во-первых, как местный уроженец, во-вторых, потому, что все типы произведений известного драматурга взяты из нашего края, прошлой нашей жизни»42.

Это утверждение — явная передержка. Во-первых, из 47 оригинальных пьес Островского 30 изображают нравы и типы Москвы. Во-вторых, материалами для 17 пьес, связанных с провинциальной жизнью, послужили наблюдения Островского над жизнью, бытом, нравами не только костромского края, но и других местностей России, которые он посещал во время своих путешествий. Островский черпал материалы для своих «провинциальных» пьес в Нижнем Новгороде, в Самаре, в Харькове, в Саратове, в верховьях Волги.

Необходимо сказать также, что когда появилась пьеса «Гроза», то костромичи восприняли ее как прямое отражение события, происшедшего в их городе, в семье мещан Клыковых. В первых представлениях этой пьесы в Костроме артисты даже гримировались под Клыковых. В 1892 году местный краевед Н. И. Коробицын напечатал исследование «Опыт комментария к драме «Гроза», в котором очень обстоятельно доказывал, что сюжет «Грозы» имеет своей основой дело Клыковых43. Но все это представляет сплошной вымысел. Создавая «Грозу», Островский не знал о драме в семье Клыковых, о том, что их сноха бросилась в Волгу. Островский закончил «Грозу» 9 октября 1859 года, 31 октября того же года пьеса уже прошла драматическую цензуру, а Александра Павловна Клыкова исчезла из дома 10 ноября 1859 года44.

«Гроза» явилась обобщением характеров и нравов, наблюдаемых Островским во многих местах России, в том числе и в Костроме. И вот почему жизненная драма Александры Клыковой, повторившей судьбу Катерины Кабановой, лишь подтвердила великую правду идейного замысла и образов «Грозы».

В пьесах Островского щелыковские, кинешемские, костромские источники и мотивы обозначаются выпукло и ярко. Они несомненны. Островский впитывал, как губка, и большое и малое. И находил тому и другому надлежащее место в своих пьесах. Щелыково, Кинешма, Кострома — эти великолепные русские «грады и веси», расположенные на могучей волжской трассе, оказали на творчество Островского огромное влияние.

Бескрайние просторы, мощь, изумительная прелесть волжской природы дали драматургу возможность со всей полнотой осознать силу, размах, величие и красоту русского характера и пропеть ему восторженный гимн.

На фоне этой великолепной природы с чрезвычайной рельефностью обнажались язвы феодально-крепостнического и капиталистического бытия, жестокие нравы, деспотизм и невежество властителей «темного царства» и во всей страшной глубине раскрывалась трагедия таких чистых сердец, как Катерина и Кулигин («Гроза»), Лариса («Бесприданница») и Негина («Таланты и поклонники»).

Отмечая вдохновляющее влияние на творчество Островского Волги, ее могучей и чарующей природы, С. А. Юрьев, известный театровед, критик, переводчик, однажды воскликнул: «Разве «Грозу» Островский написал? «Грозу» Волга написала!»45.

Но все жизненные впечатления и мотивы, характеры и эпизоды сохраняют в творчестве драматурга неувядаемую ценность лишь потому, что в них воплощаются социальные черты общерусского свойства, при этом в яркой, эстетически совершенной форме. Чтобы достичь этого, Островский, создавая свои произведения, руководствовался четкими творческими принципами.

Он исходил из глубочайшей уверенности в огромной социально-эстетической роли искусства и наиболее действенным из всех видов искусства признавал драматический.

Островский не мыслил своих пьес вне воспроизведения жизненно верных и важных общественных типов. Удивительное писательское его мастерство сказалось не только в способности наблюдать, запечатлевать в своем сознании увиденное и услышанное, но и в умении отобрать среди окружающего существенно важное, в частном прозревать общее, типическое. Островский никогда не был простым фотографом наблюдаемой им жизни, он всегда был чужд натурализму. Наблюдая в Щелыкове, Кинешме и Костроме социальные характеры и нравы, драматург вносил в свои пьесы лишь то, что помогало ему отражать ведущие тенденции современной ему эпохи: экономическое и духовное оскудение дворянства, возвышение торгово-промышленной буржуазии, ухудшение положения трудового люда, обострение классовых противоречий. Он отбрасывал все случайное, затемняющее правильное видение жизни, перспективы ее развития.

На материале быта, нравов и характеров Щелыкова, Кинешмы и Костромы, проверенных многими другими наблюдениями и творчески обобщенных, Островский создал художественные образы огромной типической глубины и широты, нередко приобретающие нарицательность. Эти образы не являются присущими лишь какому-либо одному городу, они отражают то, что происходило во всех городах изображаемого им времени — уездных и губернских. Подчеркивая обобщающий смысл своих пьес, Островский развертывает их действие часто в городах без названия или с вымышленным названием. Город Калинов служит ему для воплощения особенностей уездных городов («Гроза», «Горячее сердце»), а город Бряхимов — для характеристики своеобразия губернских городов («Бесприданница»).

Жизненно важное, глубоко типическое Островский стремился воплотить в конкретных, индивидуальных, художественно-правдивых, убедительных, рельефно очерченных образах. Он высказывал свои заветные убеждения, осуществляемые им на всем протяжении творческой деятельности, когда 19 июня 1885 года писал А. Д. Мысовской: «Мы теперь стараемся все наши идеалы и типы, взятые из жизни, как можно реальнее и правдивее изобразить до самых мельчайших бытовых подробностей, а главное, мы считаем первым условием художественности в изображении данного типа верную передачу его образа выражения, т. е. языка и даже склада речи, которым определяется самый тон роли» (XVI, 179).

Но изображение быта никогда не являлось для Островского самоцелью. Он не был узким бытовиком, каким его представляла реакционная и примыкающая к ней либеральная критика. Быт являлся для него формой выражения общечеловеческого. Отмежевываясь от натуралистически-этнографического изображения действительности, он писал: «Точный слепок со статуи Помпея, точные копии с римских чаш, из которых пьют вино, для сцены не нужны» (XII, 2).

Стремясь к раскрытию общечеловеческого, наш драматург широко применяет условные средства изображения: фантастику («Воевода»), гротеск («На всякого мудреца довольно простоты», «Горячее сердце»), символику («Гроза»), романтику («Снегурочка»).

Правдивое изображение человеческих характеров требует, по мнению Островского, глубокого раскрытия их социальных обстоятельств, определяющих все их поступки, психологию, чувства.

Черпая сюжеты и характеры из окружающей, повседневно наблюдаемой и изучаемой им реальной действительности, творчески перерабатывая типические общественные явления в художественно законченные образы, Островский создавал «пьесы жизни», захватывающие и волнующие широкие массы зрителей и читателей своей правдой, демократической идейностью, общеинтересностью содержания, совершенством сценического мастерства.

Именно органическое единство социально-типической сущности огромного значения, выраженной в индивидуально неповторимой, образной форме, придает пьесам Островского непреходящую красоту и ценность и определяет их способность доставлять эстетическое наслаждение все новым и новым поколениям.

Примечания

1. «Крестьяне об Островском».— «Воспоминания», с. 491.

2. В. Лакшин. А. Н. Островский. Серия «Жизнь в искусстве», М., «Искусство», 1976, с. 7.

3. Г. Н. Вишневский — бессменный гласный Кинешемского земства с 1868 по 1905 год. М. Г. Олихова, соседка Островского по Щелыкову, рассказывает: «Мой отец (Г. Н. Вишневский.— А. Р.) ведь очень дружил с Александром Николаевичем. Это большие приятели были. Отец был первым земцем в нашем уезде и с Александром Николаевичем у него много было разговоров на земельные темы» (Мих. Сокольников. В усадьбе Островского,—Сб. «А. Н. Островский», 1823 — 1923. Иваново-Вознесенск, «Основа», 1923, с. 121).

Братья Хомутовы — частые гости Щелыкова. Их было четверо:Николай Федорович — гласный (1871 — 1883), а потом и председатель (1883 — 1884) Кинешемской земской управы; Дмитрий Федорович — гласный Кинешемского земства, предводитель дворянства (1883 — 1885); Павел Федорович — гласный Кинешемского земства (1883 — 1898), кинешемский предводитель дворянства (1886 — 1900); Григорий Федорович начал свою земскую деятельность после смерти драматурга.

М. А. Григоров, владелец усадьбы Александровское (Новое), гласный Кинешемского земства (1868 — 1871) и почетный мировой судья (1868 — 1884). Связанный с Александром Николаевичем делами по мировому суду, он был, так же как и Хомутовы, частым гостем Щелыкова.

В коротких отношениях Островский находился и с братьями Яковлевыми. Их было двое:Михаил Павлович — гласный Кинешемского земства (1871 — 1877); Дмитрий Павлович — гласный (1871 — 1883), а потом председатель (1872 — 1883) Кинешемской земской управы и управляющий Иваново-Вознесенским отделением государственного банка. Один из них упоминается Островским в письме к Ф. А. Бурдину от 22 июля 1875 года. Д. П. Яковлев бывал в Щелыкове по земским делам и гостем 30 августа, в день именин Островского. В. С. Дмитриев три раза выбирался на должность участкового мирового судьи: в 1868, 1872, 1876 годах. Впоследствии он стал членом Государственного совета. Островский упоминает его в письме к Бурдину от 12 января 1875 года: «... Когда мы с тобой ехали от Дмитриева» (XV, 49).

Наибольшей известностью из всех интересных помещиков, навещавших Щелыково, пользовался А. Н. Куломзин — автор социально-экономических работ, с 1885 года владелец завода по разработке фосфоритов. В 1860-е годы вышли работы Куломзина: «Поземельная подать в Англии», «Постройка железных дорог в России и на Западе», «Государственные доходы и расходы России в XVIII веке». С 1883 года он «состоял управляющим делами комитета министров, а с 1891 года руководил комитетом Сибирской железной дороги... В 1915 году он был назначен председателем Государственного совета» (В. Бочков, А. Григоров. Вокруг Щелыкова. Ярославль, 1972, с. 79).

4. Н. Островская. Рассказы для детей. Спб., изд. А. С. Суворина, 1903.

5. ГИАКО. Фонд № 134, оп. 12.

6. В. Куликов в брошюре «Там, где жил А. Н. Островский» (Костромское книж. изд-во, 1958, с. 7) связывает этот случай с помещиком Григоровым. Но в селе Адищеве никогда не было помещиков Григоровых. Во времена А. Н. Островского усадьбой Адищево владел Г. Н. Вишневский, а до него — его тетка Ф. Ф. Свечина. Все усадьбы помещиков Григоровых располагались по рекам Медозе, Мере и Киленке, а поэтому в них особой нужды в воде не ощущали.

7.Мих. Сокольников. В усадьбе Островского. — Сб. «А. Н. Островский». Иваново-Вознесенск, «Основа», 1923, с. 121.

8. Дело об устройстве бумажной фабрики без разрешения правительства, при селе Покровском, крестьянином села Адищево В. Л. Смирновым. Начато 11 июля 1873 г. Решено 1 ноября 1874 г. — ГИАКО. Фонд № 555, оп. 53, ед. хр. 44.

9.Мих. Сокольников. В усадьбе Островского. — Сб. «А. Н. Островский», с. 121.

10. Витовы купили 890 десятин (у Н. А. Рылеева в Угольском), а Щеколдин 1525 десятин (за 18 500 руб.) — ГИАКО. Фонд Кинешемской земской управы, № 17, оп. 1, ед. хр. 1, л. 75, 98.

11. ГИАКО. Фонд № 161, оп. 1, ед. хр. 160, л. 52 и сл.

12. ГЦТМ. Фонд А. Н. Островского, № 200, инв. № 20719. По устным преданиям, Ивашевский трактир в доме В. И. Верховского, сохранившийся и до сих пор, послужил прототипом трактира в пьесе «Не так живи, как хочется».

13. На месте этой деревни ныне стоит домик сторожа шлагбаума, что при спуске к Куекше, если ехать с Галичского тракта.

14. В. Бочков, А. Григоров. Вокруг Щелыкова. Ярославль, Верхне-Волжское книжное изд-во, 1972, с. 79.

15. «Новые матерьялы», с. 49 — 55.

16. А. И. Орлов. А. Н. Островский и фольклор Ивановской области. Ивановское обл. изд-во, 1948, с. 10.

17. Г. Синюхаев. Островский и народная песня. — «Известия отделения русского языка и словесности Академии наук», т. 28, 1923, с. 44.

18. Ф. Д. Батюшков. Генезис «Снегурочки» Островского.—«Журнал министерства народного просвещения», V, 1917, с. 51.

19. Н. Островская. В деревне (см. «Рассказы для детей». Спб., изд. А. С. Суворина, 1903, с. 4). Повесть «В деревне» написана по наблюдениям и впечатлениям жизни Н. Н. Островской в Щелыкове. Писательница приводит названия окружающих усадьбу деревень (Ладыгино, Лобаново,Никола-Бережки), с фотографической точностью описывает окрестности усадьбы и т. д.

20. В. М. Минорский. Воспоминания. — «Воспоминания», с. 311.

22. Н. Я. Соловьев. Светит, да не греет. — ИРЛИ. Фонд А. Н. Островского, № 218, оп. 1, д. 50, лл. 128, 195.

23. С. В. Максимов. А. Н. Островский (по моим воспоминаниям).—«Воспоминания», с. 96.

24. А. А. Потехин. Шестьдесят лет назад.—«Нева», 1911, № 19, с. 1802 — 1803. А. А. Потехин, знакомя читателей с этой картиной, пишет: «Внизу картины, с одной стороны был нарисован сам страшный сатана с Иудой-предателем, сидящим на его коленях, в его объятиях, окруженный адским огнем, в котором мучались грешники, подвешанные на крючьях то за язык, то за глаз, то за ребро, то вниз головой» (с. 1802).

26.Мих. Нароков. Истоки творчества.—«Советское искусство», 1948, № 15, 10 апреля:Ник. Смирнов. А. Н. Островский в Щелыкове.—«Вечерняя Москва», 1948, № 85, 10 апреля.

27. А. А. Потехин. Уездный городок Кинешма. — А. А. Потехин. Соч., т. 12. Спб., «Просвещение», 1903 — 1905, с. 42.

28. Реальным прототипом Кнурова мог быть А. П. Коновалов, крупнейший кинешемский фабрикант-миллионер, с которым Островский встречался на съездах мировых судей и земских собраниях.

С какой поистине сказочной быстротой богател Коновалов можно судить по тому, что в 1858 году на него трудилось 450 рабочих, производивших товаров на 570 тысяч рублей, а в 1880 году на его фабриках было занято 2200 рабочих, производивших товаров на 2 миллиона 80 тысяч рублей. На Коновалова работало также более 2 тысяч семей крестьян в своих домах, получая необходимый материал из раздаточной конторы.

Есть предположение, что для образа Саввы Василькова из пьесы «Бешеные деньги» драматургу послужил прототипом Савва Морозов (М.Мезенин. Город Кинешма. Ивановское книжное изд-во, 1953).

Круг более или менее тесных знакомств Островского с жителями Кинешмы в дальнейших исследованиях о его жизни и творчестве, несомненно, будет расширен. Здесь возможны находки и эпистолярного материала. В подтверждение этих надежд приведу несколько строк из письма И. И. Власова от 31 мая 1935 года к Н. П. Кашину: «В августе прошлого года (то есть 1934 г.— А. Р.) артисты Малого театра ставили проездом из Щелыкова «На бойком месте». Это было крупным событием в театральной жизни Кинешмы. Театр был переполнен. К кассе подошли какие-то две интеллигентные старушки и просили кассиршу продать им билеты не за деньги, а в обмен на письма Островского, которые у них имеются. Кассирша затруднилась. Старушки говорят: «Сходите к вашему начальству: оно, вероятно, согласится». Кассирша будто бы говорила, но безрезультатно. Администрация театра так была занята, что не обратила внимания на это предложение писем драматурга. Так старушки и ушли ни с чем. Потом кинешемцы спохватились, но, говорят, так и не могут разыскать этих обладательниц, по-видимому, не опубликованных еще писем драматурга» (Письма И. И. Власова к Н. П. Кашину. - ЦГАЛИ. Фонд Н. П. Кашина, № 1681, оп. 1, ед. хр. 12, л. 4).

29. А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма. М.— П., Госиздат, 1923, с. 97.

30. И в. Снегирев. Русские простонародные праздники и северные обряды. М., 1839, вып. IV, с. 52.

31. А. Терещенко. Быт русского народа. 1848, ч. V, с. 101.

32. П. С. Ефименко. О Яриле, языческом божестве русских славян. — «Записи императорского русского географического общества». По отделу этнографии т. II, 1869, с. 85.

33. ГЦТМ. Фонд А. Н. Островского, № 200, инв. № 82/3079.

34. Н. П. Кашин. По поводу дневника А. Н. Островского.—«Жизнь», 1922, с. 190.

35. Сочинения П. Ф. Островского: «Историческое описание Костромского Успенского кафедрального собора» (М., 1885, с. 253). «Протоиерей Иаков Арсеньев»; «Описание библиотеки Костромского Успенского собора»; «Исторические записки о Костроме и ее святыне, благоговейно чтимой в императорском доме Романовых» (Кострома, 1864); «Историко-статистическое описание Костромского первоклассного кафедрального Ипатьевского монастыря» (Кострома, 1870). В «Костромских губернских ведомостях» появились его речи: «При возвращении Галичской дружины» (1856, № 82) и «На кончину священника Евтихия Вознесенского» (1857, № 15).

36. ЦГАЛИ. Фонд А. Н. Островского, № 362, оп. 1, инв. № 69. См. также инв. № 68 и 74.

37. П. И. Андроников. Люди нового времени. Кострома, 1881, с. 60.

По свидетельству А. А. Григорова, история этого дома такова: «Построен он был после пожара 1847 года купцом Ботниковым, куплен моим прадедом в начале 50-я годов, после смерти прадеда — он умер в 1870 г.— дом был продан Городской думе, в нем помещались учреждения, а последнее время он сдавался в аренду содержателю гостиницы и ресторана, но это уже в начале XX века» (из письма автору от 16 сентября 1970 г.).

39. ГЦТМ. Фонд А. Н. Островского, № 200, инв. № 82/3076.

40. См. часть этой стенной росписи на фотографии, приведенной в книге «Церкви Костромской епархии». Спб., 1909, с. 122.

41. А. В. Миронов. Великий чародей в стране берендеев. Ярославль, Верхне-Волжское книжное изд-во, 1973, с. 80. Делая отсылку на книжку А. В. Миронова, к сожалению, нельзя не отметить и того, что ее автор, нарушая самые элементарные правила исследовательской этики, ни словом не упоминает о своих предшественниках в доказательстве костромского происхождения комедии «Воевода».

43. Н. Коробицын. Опыт комментария к драме «Гроза» А. Н. Островского.— «Костромская старина», вып. 2, Кострома, 1892, с. 91.

44. Подробнее см. в книге: А. Ревякин. «Гроза» А. Н. Островского. М., Учпедгиз, 1962, с. 32 — 36.

45. К постановке «Грозы» в предстоящем сезоне.—«Новости сезона», 1911, № 2219.

Александр Островский

Василий Перов . Портрет А.Н. Островского (1877 )

Имя при рождении:

Александр Николаевич Островский

Дата рождения:

Место рождения:

Москва , Российская империя

Дата смерти:

Место смерти:

Щелыко ́ во , Костромская губерния , Российская империя

Род деятельности:

драматург

Алекса ́ ндр Никола ́ евич Остро ́ вский (31 марта (12 апреля ) 1823 - 2 (14) июня 1886 ) - выдающийся русский драматург, член-корреспондент Петербургской Академии наук .

Происхождение

Отец будущего драматурга, выпускник Московской духовной семинарии , служил в Московском городском суде. Мать из семьи духовного сословия, умерла при родах, когда Александру было семь лет.

Младший брат - государственный деятель М. Н. Островский .

Детство и юность

Детство и юность писателя прошло в Замоскворечье . Отец женился второй раз на дочери обрусевшего шведского барона, которая не слишком занималась воспитанием детей от первого брака своего мужа. Островский был предоставлен самому себе, ещё в детстве пристрастился к чтению.

Начало литературной деятельности: выбор в пользу драматургии

В 1840 по окончании гимназии был зачислен на юридический факультет Московского университета , но в 1843 ушёл из него, не пожелав пересдавать экзамен. Тогда же поступил в канцелярию московского Совестного суда, позднее служил в Коммерческом суде (1845 -1851 ). Этот опыт сыграл значительную роль в творчестве Островского.

На литературное поприще вступил во второй половине 1840-х гг. как последователь гоголевской традиции , ориентированный на творческие принципы натуральной школы . В это время Островским был создан прозаический очерк «Записки замоскворецкого жителя », первые комедии (пьеса «Семейная картина » была прочитана автором 14 февраля 1847 в кружке профессора С. П. Шевырева и одобрительно принята им).

Широкую известность драматургу принесла сатирическая комедия «Банкрот» («Свои люди - сочтёмся », 1849 ). В основу сюжета (ложное банкротство купца Большова , коварство и бездушие членов его семьи - дочери Липочки и приказчика, а затем зятя Подхалюзина, не выкупивших старика отца из долговой ямы, позднее прозрение Большова) были положены наблюдения Островского над разбором семейных тяжб, полученные во время службы в совестном суде. Окрепшее мастерство Островского, новое слово, прозвучавшее на русской сцене, сказались, в частности, в сочетании эффектно развивающейся интриги и ярких бытоописательных вставок (речи свахи, перебранки матери и дочери), тормозящих действие, но и дающих ощутить специфику быта и нравов купеческой среды. Особую роль тут сыграла неповторимая, одновременно и сословная, и индивидуально-психологическая окрашенность речи персонажей .

Островский - «бесспорно первый драматический писатель»

«Колумб Замоскворечья»

Уже в «Банкроте » обозначилась сквозная тема драматургического творчества Островского: патриархальный, традиционный быт, каким он сохранялся в купеческой и мещанской среде , и его постепенное перерождение и крах, а также сложные взаимоотношения, в которые вступает личность с постепенно видоизменяющимся укладом. Создав за сорок лет литературного труда пятьдесят пьес (некоторые - в соавторстве), ставших репертуарной основой русского общедоступного, демократического театра , Островский на разных этапах своего творческого пути представлял по-разному главную тему своего творчества. Так, став в 1850 сотрудником известного своим почвенническим направлением журнала «Москвитянин » (редактор М. П. Погодин , сотрудники А. А. Григорьев , Т. И. Филиппов и др.), Островский, входивший в так называемую «молодую редакцию», попытался придать журналу новое направление - сосредоточиться на идеях национального своеобразия и самобытности , но не крестьянства (в отличие от «старых» славянофилов ), а патриархального купечества .

В своих последующих пьесах «Не в свои сани не садись », «Бедность не порок », «Не так живи, как хочется » (1852 -1855 ) драматург попытался отразить поэзию народного быта: «Чтобы иметь право исправлять народ, не обижая его, надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее; этим-то я теперь и занимаюсь, соединяя высокое с комическим», - писал он в «москвитянинский» период. В это же время драматург сошёлся с девицей Агафьей Ивановной (у которой от него было четверо детей), что привело к разрыву отношений с отцом. По рассказам очевидцев, это была добрая, сердечная женщина, которой Островский во многом был обязан знанием московского быта.

Для «москвитянинских» пьес характерен известный утопизм в разрешении конфликтов между поколениями (в комедии «Бедность не порок », 1854 , счастливая случайность расстраивает навязываемый отцом-самодуром и ненавистный для дочери брак, устраивает брак богатой невесты - Любови Гордеевны - с бедным приказчиком Митей). Но эта черта «москвитянинской» драматургии Островского не отменяет реалистического качества произведений этого круга. Сложным, диалектически соединяющим противоположные, казалось бы, качества оказывается образ Любима Торцова , спившегося брата купца-самодура Гордея Торцова в написанной значительно позднее пьесе «Горячее сердце » (1868 ). Любим заставляет прозреть Гордея, лишившегося трезвого взгляда на жизнь из-за собственного тщеславия, увлечения ложными ценностями. Пьеса впервые поставлена на сцене 15 января 1869 года в Малом театре в бенефис Прова Михайловича Садовского .

В 1855 драматург, не удовлетворенный своим положением в «Москвитянине » (постоянные конфликты и мизерные гонорары), покинул журнал и сблизился с редакцией петербургского «Современника » (Н. А. Некрасов считал Островского «бесспорно первым драматическим писателем»). В 1859 вышло первое собрание сочинений драматурга, принесшее ему и славу, и человеческую радость.

«Гроза»

Впоследствии две тенденции освещения традиционного уклада - критическая, обличительная и поэтизирующая - в полной мере проявились и соединились в трагедии Островского «Гроза » (1859 ). Произведение, написанное в жанровых рамках социально-бытовой драмы, одновременно наделено трагической глубиной и исторической значимостью конфликта. Столкновение двух женских характеров - Катерины Кабановой и её свекрови Марфы Игнатьевны (Кабанихи ) - по своему масштабу далеко превосходит традиционный для театра Островского конфликт между поколениями. Характер главной героини (названной Н. А. Добролюбовым «лучом света в тёмном царстве») складывается из нескольких доминант: способности к любви, стремления к свободе, чуткой, ранимой совести. Показывая естественность, внутреннюю свободу Катерины, драматург одновременно подчеркивает, что она тем не менее - плоть от плоти патриархального уклада .

Живя традиционными ценностями, Катерина, изменив мужу, отдавшись своей любви к Борису, становится на путь разрыва с этими ценностями и остро сознает это. Драма Катерины, обличившей себя перед всеми и покончившей с собой, оказывается наделенной чертами трагедии целого исторического уклада, который постепенно разрушается, уходит в прошлое. Печатью эсхатологизма , ощущением конца отмечено и мироощущение Марфы Кабановой, главной антагонистки Катерины. При этом пьеса Островского глубоко проникнута переживанием «поэзии народной жизни» (Аполлон Григорьев ), песенно-фольклорной стихией, ощущением природной красоты (черты пейзажа присутствуют в ремарках, встают в репликах персонажей).

Поздний этап творчества

Новые герои

Последующий большой период творчества драматурга (1861 -1886 ) обнаруживает близость поисков Островского к путям развития современного ему русского романа - от «Господ Головлевых » М. Е. Салтыкова-Щедрина до психологических романов Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского . Мощно звучит в комедиях «пореформенных» лет тема «бешеных денег», рвачества, беззастенчивого карьеризма представителей обедневшего дворянства в сочетании с богатством психологических характеристик персонажей, с все возрастающим искусством сюжетостроения драматурга. Так, «антигерой» пьесы «На всякого мудреца довольно простоты » (1868 ) Егор Глумов в чём-то напоминает грибоедовского Молчалина . Но это - Молчалин новой эпохи: изобретательный ум и цинизм Глумова до поры до времени способствуют его начавшейся было головокружительной карьере. Эти же качества, намекает драматург, в финале комедии не дадут Глумову пропасть и после его разоблачения. Тема передела жизненных благ, появления нового социального и психологического типа - дельца («Бешеные деньги », 1869 , Васильков), а то и дельца-хищника из дворян («Волки и овцы », 1875 , Беркутов) существовала в творчестве Островского до конца его писательского пути. В 1869 Островский вступил в новый брак после смерти Агафьи Ивановны от туберкулеза . От второго брака у писателя родилось пятеро детей.

«Лес»

Жанрово и композиционно сложная, насыщенная литературными аллюзиями, скрытыми и прямыми цитатами из русской и зарубежной классической литературы (Гоголь , Сервантес , Шекспир , Мольер , Шиллер ) комедия «Лес » (1870 ) подводит итог первому пореформенному десятилетию. В пьесе затрагиваются темы, разрабатывавшиеся русской психологической прозой , - постепенное разорение «дворянских гнезд», духовный упадок их владельцев, расслоение второго сословия и те нравственные коллизии, в которые оказываются вовлечены люди в новых исторических и социальных условиях. В этом социальном, бытовом и нравственном хаосе носителем гуманности и благородства оказывается человек искусства - деклассированный дворянин и провинциальный актёр Несчастливцев.

В жанре драмы

Помимо «народной трагедии» («Гроза »), сатирической комедии («Лес »), Островский на позднем этапе своего творчества создает и образцовые произведения в жанре психологической драмы («Бесприданница », 1878 , «Таланты и поклонники », 1881 , «Без вины виноватые », 1884 ). Драматург в названных пьесах расширяет, психологически обогащает сценические характеры. Соотносимые с традиционными сценическими амплуа и с общеупотребительными драматургическими ходами, характеры и ситуации оказываются способными меняться непредвиденным образом, демонстрируя тем самым неоднозначность, противоречивость внутренней жизни человека, непредсказуемость каждой житейской ситуации. Паратов - это не только «фатальный мужчина», роковой возлюбленный Ларисы Огудаловой , но и человек простого, грубого житейского расчета; Карандышев - не только «маленький человек», терпящий циничных «хозяев жизни», но и личность с необъятным, болезненным самолюбием; Лариса - не только страдающая от любви героиня, идеально отличающаяся от окружающей её среды, но и находящаяся под влиянием ложных идеалов («Бесприданница »). Столь же психологически неоднозначно решен драматургом характер Негиной Таланты и поклонники »): молодая актриса не просто избирает путь служения искусству, предпочитая его любви и личному счастью, но и соглашается на участь содержанки, то есть «практически подкрепляет» свой выбор. В судьбе известной артистки Кручининой Без вины виноватые ») переплелись и восхождение на театральный Олимп, и страшная личная драма. Таким образом, Островский идет по пути, соотносимому с путями современной ему русской реалистической прозы , - пути все более глубокого осознания сложности внутренней жизни личности, парадоксальности совершаемого ею выбора.

Театр Островского

Памятник Островскому у Малого театра в Москве

Именно с Островского начинается русский театр в его современном понимании: писатель создал театральную школу и целостную концепцию игры в театре.

Сущность театра Островского заключается в отсутствии экстремальных ситуаций и противодействия актёрскому нутру. В пьесах Александра Николаевича изображаются обычные ситуации с обычными людьми, драмы которых уходят в быт и человеческую психологию.

Основные идеи реформы театра:

  • театр должен быть построен на условностях (есть 4-я стена, отделяющая зрителей от актёров);
  • неизменность отношения к языку: мастерство речевых характеристик, выражающих почти все о героях;
  • ставка на всю труппу, а не на одного актёра;
  • «люди ходят смотреть игру, а не самую пьесу - её можно и прочитать».

Театр Островского требовал новой сценической эстетики, новых актёров. В соответствии с этим Островский создает актёрский ансамбль, в который входят такие актёры, как Мартынов , Сергей Васильев , Евгений Самойлов , Пров Садовский .

Естественно, что нововведения встречали противников. Им был, например, Щепкин . Драматургия Островского требовала от актёра отрешенности от своей личности, чего М. С. Щепкин, не делал. Он, например, покинул генеральную репетицию «Грозы» будучи очень недоволен автором пьесы.

Идеи Островского были доведены до логического конца Станиславским .

Народные мифы и национальная история в драматургии Островского

Особое место в наследии Островского занимает «весенняя сказка» «Снегурочка » (1873 ). В начале 1873 года Малый театр был закрыт на ремонт. Три труппы императорских московских театров, драматическая, оперная и балетная должны были выступать на сцене Большого театра , и понадобились спектакли, в которых все три труппы могли быть задействованы. Дирекция обратилась с предложением написать соответствующую пьесу к Островскому. Музыку по личной просьбе драматурга заказали 33-летнему П.И. Чайковскому , молодому профессору Московской консерватории, который уже был автором двух выдающихся симфоний, трех опер. "Снегурочка" стала на его творческом пути мостиком от первых композиторских опытов и гениальных прозрений к "Лебединому озеру", "Евгению Онегину". В "Снегурочке" поэтические и утопические воззрения Островского на возможность гармонических отношений между людьми облекаются в форму литературной «сказки для театра», в которой фигурируют образы, родственные образам славянской мифологии . В 1881 году на сцене Мариинского театра состоялась успешная премьера оперы Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка» , которую композитор называл своим лучшим произведением. Сам А. Н. Островский по достоинству оценил творение Римского-Корсакова : «Музыка к моей „Снегурочке “ удивительная, я ничего не мог никогда себе представить более к ней подходящего и так живо выражающего всю поэзию русского языческого культа и этой сперва снежно-холодной, а потом неудержимо страстной героини сказки».

Обращается драматург и к историческим жанрам - хроникам , трагедиям , комедиям , написанным на темы русской истории : «Козьма Захарьич Минин-Сухорук » (1861 , 2-я редакция 1866 ), «Воевода » (1864 , 2-я редакция 1885 ), «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский » (1866 ) и др.. Национальная история дает Островскому материал для создания крупных, энергичных характеров, для широкого использования героического начала в драматургии.

Кончина

В конце жизни Островский наконец-то достиг материального достатка (он получал пожизненную пенсию 3 тысячи рублей), а также в 1884 занял должность заведующего репертуарной частью московских театров (драматург всю жизнь мечтал служить театру). Но здоровье его было подорвано, силы истощены. Он скончался у себя в имении Щелыково от наследственной болезни - стенокардии .

МОУ « Лицей « Школа менеджеров »

« Жизнь и творчество А.Н.Островского »

Ученицы 9В класса

Полторыхиной Анастасии.

Новомосковск 2010г.

Сегодня мы продолжаем разговор о творческом пути А.Н. Островского и проанализируем такие пьесы, как «Пучина», «Василиса Милентьева», «На всякого мудреца довольно простоты», «Горячее сердце», «Волки и овцы», «Бесприданница», «Таланты и поклонники». Вспомним также о пьесах «Гроза», «На бойком месте», «Женитьба Бальзаминова», «Тушино», «Снегурочка». Узнаем о «Морском сборнике» и Обществе русских драматических писателей и оперных композиторов.

принял участие в очень интересном начинании. По инициативе великого князя Константина Николаевича (рис. 2)

Рис. 2. Князь К.Н. Романов ()

должен был издаваться так называемый «Морской сборник» (рис. 3).

Рис. 3. Титульный лист журнала «Морской сборник» (1852) ()

Туда должны были войти материалы о реках и озерах, об обитателях этих мест, материалы по географии, истории, записи о нравах, обычаях, легендах, фольклоре и проч.

Островский выбрал себе путь от верховья Волги до Нижнего Новгорода. В этих поездках он собрал колоссальный материал. Так, материал о жизни маленьких приволжских городков отразился в пьесе «Гроза» (1859) (рис. 4).

Рис. 4. Иллюстрация к пьесе А. Островского «Гроза» ()

А в начале 1860-х гг. выходит пьеса «На бойком месте» (1865), где Островский показывает разбойничью, дикую стихию Руси. Трактир, мирное, казалось бы, место, оказывается притоном разбойников, хозяин трактира оказывается главарем местной банды.

В начале 1860-х гг. к Островскому постепенно приходит всеобщее признание. Островский долго сетовал на то, что он автор 20, потом 25, потом 45 пьес, а его заслуги не достаточно признаются. Но справедливость восторжествовала, и в 1863 году Островский получает очень почетную Уваровскую премию за свои литературные труды. В этом же году он становится членом-корреспондентом Академии наук. В первой половине 1860-х Островский создает целый ряд пьес, в чем-то продолжающих проблематику грозы. Темное царство изображено в этих пьесах откровенно и достаточно беспощадно. Можно назвать трилогию «Женитьба Бальзаминова» (1861), затем «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» (1861), «Тяжелые дни» (1863), «Шутники» (1864).

Особенно мрачная картина мещанской, купеческой жизни разворачивается в пьесе «Пучина» (1866). Главный герой, Кисельников, - человек с университетским образованием, но он по какой-то странной случайности женится на купеческой дочери Глафире, тупенькой, ограниченной, но она ему представляется искренней и чем-то близкой к народу. Приятель Кисельникова Погуляев предупреждает его, что он увязнет в пучину. Вот эта вот народная среда, которая представляется Кисельникову средоточием некой правды и простонародной истины, для Погуляева среда достаточно страшная, он говорит, что в ней « нет ни ума, ни чести, ни нравственности, а только пороки, предрассудки да суеверия» . Погуляев оказывается прав. Все больше и больше увязает в этом темном царстве Кисельников, в конце пьесы это уже больной, полубезумный, который готов буквально за кусок хлеба продать свою дочь за соседа-купца, и только счастливая случайность избавляет Лизу от этой страшной участи. Таким образом, в «Пучине» среда показана как некий сон разума, сон совести, это соединение новых, хищнических, алчных инстинктов, приобретенных в новое время с дикостью и самодурством прежнего, старого времени.

По контрасту с этой мрачной безотрадной средой Островский пытается найти в русской жизни что-то яркое, активное, живое. И он обращается к российской истории. В эти годы он довольно близко сходится с известным историком Костомаровым, который интересовался народными восстаниями, в частности, был специалистом по восстанию Ивана Болотникова. Результатом этого общения явился целый ряд исторических пьес. Вторая редакция пьесы «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» (1866), затем пьеса «Воевода (Сон на Волге)» (1865), которая основана на народных легендах, былинах, поверьях. Затем две пьесы, в которых строгие исторические факты соединяются с художественным осмыслением, - это «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866) и продолжение первой «Тушино» (1866), где речь идет о Тушинском воре, о втором самозванце. В этой пьесе Островский находит и сильные характеры, и активно развивающееся действие. В то же время картины, нарисованные в «Тушино», - это серьезное предупреждение современникам. Там говорится о смутном времени, когда Россия постепенно неотвратимо погружалась в хаос. Ужасы гражданской войны представлены очень ярко и убедительно. Отец сражается с собственным сыном, сын готов убить отца, брат идет на брата. У пьесы открытый финал, видимо, все главные герои должны погибнуть. И вот каким-то образом в середине 1860-х, когда еще были отзвуки ожиданий народных волнений, когда перед Россией вставал очень серьезный вопрос: выдержит ли Россия новые преобразования, не сорвется ли в бездну гражданской войны, - эта пьеса должна была прозвучать очень серьезно. Еще одна историческая пьеса этого времени - «Василиса Мелентьева» (1867) - посвящена не менее грозным событиям, временам Ивана Грозного.

В 1866 году Островский добился, наконец, того, о чем он говорил долго в прежние времена. Его очень заботило воспитание актеров и зрителей. Он хотел создать некое общество, которое бы попыталось эти проблемы решить. И в 1866 году было создано общество, которое назвали Московский артистический кружок. Далее, в 1874 году, Островский расширил это начинание, и под его руководством образовалось Общество русских драматических писателей и оперных композиторов, председателем которого был сам Островский. Ему удалось многое сделать и в плане улучшения и упорядочивания репертуара театров, и для образования актеров.

Вот некоторые из членов Общества русских драматических писателей и оперных композиторов:

Рис. 5. А.Н. Толстой ()

Рис. 6. И.С. Тургенев ()

Рис. 7. Н.А. Некрасов ()

Рис. 8. Г.П. Данилевский ()

Не следует забывать о том, что Островский был большим знатоком русского фольклора, и в 1873 году на основе народных сказок и легенд он создает фантастическое произведение - пьесу «Снегурочка» (рис. 9).

Рис. 9. Иллюстрация к пьесе А. Островского «Снегурочка» ()

Принята она была неоднозначно. Одним казалось, что в ней слишком много яркого и декоративного, других удивило фантастическое и идиллическое царство Берендеев. Однако постепенно эта пьеса нашла всеобщее признание, особенно после того, как была создана опера на музыку Римского-Корсакова (рис. 10).

Рис. 10. Н.А. Римский-Корсаков ()

В конце 1860-х - в начале 1870-х гг. Островский испытывает творческий подъем. Он отходит от темы исторической и фольклорной и снова возвращается к актуальной и острой современной теме.

Теперь, в 1870-1880-е гг., писатель создает широчайшее полотно русской жизни. Не только существование Замоскворечья, не только жизнь маленьких приволжских городков, но жизнь России в целом: дворянство, чиновничество, купечество, мещанство - все это находит отражение в его пьесах. Одна из интересных пьес этого периода - «На всякого мудреца довольно простоты».

Прошло уже несколько лет с тех пор, как в России произошли всесторонние реформы. Но изменилось ли что-нибудь? Итак, пьеса посвящена жизни образованного дворянского сословия. Главный герой - молодой человек, получивший весьма хорошее университетское образование, Егор Глумов. Фамилия героя не случайная, потому что он привык глумиться. До сих пор он пребывал в бедности и развлекал себя сочинением яростных, едких, забавных эпиграмм, посвященных окружающему его светскому обществу. Но такая жизнь герою надоедает. Он честолюбив, зол, умен и жаждет пробиться. Он понимает, что готов теперь на всё: любыми средствами сделать карьеру, приобрести себе богатую невесту. Островский с беспощадной иронией и сарказмом изображает это якобы образованное общество. Богатый помещик Мамаев, который горько сожалеет о том, что крепостное право кануло в лету. Раньше он мог распекать и делать внушение своим крепостным буквально часами. Они же, стоя навытяжку, вынуждены были его выслушивать. Теперь его поучения не хотят слушать даже слуги. Но находится Егор Глумов, который обманом и хитростью заманивает к себе своего дальнего родственника Мамаева и показывает ему полную покорность. Он готов выслушивать поучения этого замшелого консерватора сколько угодно. Мамаев польщен и готов ввести Глумова в общество богатых и знатных людей. Тут же Глумов знакомится с Крутицким. Это общественный деятель, махровый реакционер, который сочиняет трактат о вреде реформ вообще. Именно этот трактат, наполненный бредом, соглашается переписать и привести в порядок Глумов. Он низкопоклонничает, угодничает и готов даже развлекать молодую жену Мамаева. Эта грязная, отвратительная жизнь, казалось бы, Глумова не тяготит. Но это не совсем так. Поздние пьесы Островского демонстрируют нам достаточно сложные характеры. Днем на людях Глумов напоминает нам Молчалина, героя пьесы Грибоедова «Горе от ума». Он готов стелиться перед всяким, кто сильнее, он пишет спичи для либерала местного разлива Городулина. Но вечером и ночью Глумов пишет дневник, где он беспощадно расправляется с теми, кому он пытается услужить днем. Таким образом, вечером он Чацкий. В Глумове еще не умерли человеческие качества, хотя они и сильно заглушены. Но его интрига распадается, дневник крадет взревновавшая Мамаева, правда выходит наружу, и, казалось бы, его ждет беспощадный крах. Его должны изгнать с позором, и все его планы должны разрушиться. Но всем этим тупоумным консерваторам, негодяям от политики, болтунам, оказывается, нужен умный человек. И в самом конце пьесы Крутицкий рассуждает так: « А ведь он все-таки, господа, что ни говори, деловой человек. Наказать его надо; но, я полагаю, через несколько времени можно его опять приласкать… » И, таким образом, пьеса имеет открытый финал. Интеллектуал Глумов, очевидно, пойдет по этой жалкой дороге, утратит совесть до конца, пользуясь тем, что он нужен всем этим людям.

В 1860-е и 1870-е гг. Островский продолжает развивать темы, посвященные купечеству и мещанству. Достаточно интересной выглядит его пьеса «Горячее сердце» (1869). Купеческая среда выглядит уже откровенно распадающейся. Один из главных героев - богатый купец Кураслепов - демонстрирует уже полное разложение личности. Он почти все время спит, ему нечего делать, ибо нажил он уже огромное состояние. Во сне его мучают кошмары, наяву - призраки. Ему постоянно кажется, что небо падает на землю, что небо раскалывается пополам страшной черной молнией. Он не знает, который час, ему кажется, что пятнадцать раз подряд бьют часы. Он живет в тревожном и маразматическом ожидании конца света.

Это действительно уже полное разложение личности. Таким образом, «темная тема» по-прежнему важна в творчестве Островского. В конце 1870-х - начале 1880-х гг. выходит еще целый ряд интереснейших пьес: «Лес», «Бешеные деньги». Особенно хочется остановиться на пьесе «Волки и овцы», работа над которой была закончена в 1875 году. В основу этой пьесы легли реальные события: шел уголовный процесс игуменьи Митрофании, бывшей баронессы Розен, которая обманом и мошенническим путем получала наследство, обманывая доверившихся ей людей. Она имела дело с негодяями, мошенниками, темными дельцами. Именно такой в пьесе представлена светская помещица Мурзавецкая как воплощение хитрости, алчности, бесстыдства, бесцеремонности, ханжества. Она непрерывно живет с именем Бога на устах, при этом дела её отнюдь не благочестивы. Она старается урвать везде, где только можно: она не платит жалование своим работникам, пытается прибрать к рукам состояние бедной, доверчивой и милой женщины Евлампии Купавиной. Она хочет выдать её за своего племянника Аполлона Мурзавецкого, человека ничтожного, глупого и полубезумного. Неприглядная деятельность Мурзавецкой - это символ новых людей, потерявших честь и совесть, людей, которые в погоне за собственной выгодой готовы перейти любые границы. Это новый тип хищников, родившийся в пореформенной России.

Если в целом охарактеризовать творчество Островского в конце 1870-х - начале 1880-х гг., то нужно сказать, что в его произведениях характеры усложняются, а проблематика углубляется. Самые знаменитые пьесы этого периода - это «Последняя жертва», «Бесприданница», «Без вины виноватая» и «Таланты и поклонники».

«Бесприданница» (1878) - пьеса знаменитая (рис. 11).

Рис. 11. Иллюстрация к пьесе А. Островского «Бесприданица» ()

По своей проблематике эта пьеса напоминает нам «Грозу» - в ней также выведена светлая и чистая личность, которая гибнет в мире алчном, злом и неправильном. Но внешне ситуация отличается кардинально. Вместо диких самодуров здесь вполне образованные и европеизированные купцы: они читают газеты, знают иностранные языки, хорошо ориентируются в вопросах бизнеса. Но внутренние изменения среди сильных мира сего пока что не произошли: сохраняется та же дикость и грубость нравов. И беда не в том, что тот же Кнуров пытается купить бесприданницу Ларису Дмитриевну. Он, действительно, восхищен её красотой и от всего сердца предлагает ей щедрое содержание. Но ужас в том, что он покупает её именно как вещь. Он не способен оценить её внутреннюю красоту и талант. Он покупает красивую модную вещицу, с которой он поедет на выставку во Францию. И только случайность спасает Ларису от этой страшной судьбы. Именно этим она отличается от главной героини «Грозы» Катерины, которая резко выделялась на общем фоне и была человеком совестливым, открытым. Лариса все-таки подчинена законам этого страшного волчьего мира, в котором она обречена жить. Её унижают, и она остро чувствует это унижение. Она стремится к иной, более светлой жизни, но сил вырваться у неё нет. Более этого, она и сама может унизить того, кто слабее, например, она открыто и беспощадно унижает своего жениха Карандышева и даже не хочет заметить этого. Измученная, потерявшая всякую надежду, в конце пьесы Лариса готова стать дорогой вещью для Кнурова. Но, когда чисто случайно раздается выстрел Карандышева, Ларисе хватает душевных сил понять, что её спасли от страшной участи. Поэтому она благодарит своего жениха и умирает примиренная: она не пала так низко, как могла бы пасть. Таким образом, в России многое меняется, но внутреннее содержание хищных и алчных образов пока еще осталось неизменным.

Несколько по-другому конфликт между чистой душой и окружающим мрачным и жестоким миром решается в пьесе «Таланты и поклонники» (1882). Речь идет о молодой талантливой актрисе Александре Негиной, вся жизнь которой посвящена театру. Она играет самозабвенно, но мир таков, что молодой и беззащитной актрисе требуется сильный покровитель. Именно таким покровителем хотел бы стать князь Ираклий Дулебов. Негина с негодованием отвергает его притязания, потому что любит молодого, честного, наивного, искреннего студента Петра Мелузова. Но начинается интрига, в результате которой становится очевидным, что Негина потеряет всё и ей не быть актрисой из-за отсутствия серьезного и сильного покровителя. И тут на сцену выходит достаточно неожиданный персонаж, Великатов, который в отличие от героя «Бесприданницы» Кнурова способен оценить всю душевную красоту Негиной, её талант, актерские способности. И он предлагает ей очень много, тем самым фактически тоже покупая девушку. Он предлагает ей свой театр, где она будет играть любимые роли, будет иметь защиту и поддержку. Негина не любит Великатова, но она принимает его предложение, потому что вне театра она своей судьбы не мыслит. Пьеса заканчивается печально: полностью раздавленный, уничтоженный Петя Мелузов бросает горькие, жестокие слова, но Негина уже сделала свой выбор. В этой ситуации Островский попытался найти возможность примирения и гармонии между сильными мира сего, обладателями денег и людьми творческими, людьми искусства. Но финал пьесы отнюдь не безнадежен: Негина будет актрисой, грубость Великатова со временем ослабеет, а в обществе найдется консенсус.

Список литературы

  1. Сахаров В.И., Зинин С.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. - М.: Русское слово.
  2. Архангельский А.Н. и др. Русский язык и литература. Литература (углубленный уровень) 10. - М.: Дрофа.
  3. Ланин Б.А., Устинова Л.Ю., Шамчикова В.М. / под ред. Ланина Б.А. Русский язык и литература. Литература (базовый и углубленный уровни) 10. - М.: ВЕНТАНА-ГРАФ.
  1. Библиотекарь ().
  2. Интернет-портал School-city.by ().
  3. Интернет-портал Ost-groza.sitecity.ru/ ().

Домашнее задание

  1. Ознакомьтесь с биографией А.Н. Островского, сделайте хронологическую таблицу значимых дат его жизни.
  2. Составьте таблицу основных периодов творчества Островского.
  3. * Напишите сочинение-размышление на тему «Вклад Островского в создание русского национального театра».