Когда ругают Грузию — тоже. Элисо Вирсаладзе: «Когда ругают Россию, мне очень больно бывает

«Тому, кто впервые видит за роялем тонкую, изящную фигурку этой женщины, трудно предположить, что в ее игре проявится столько воли… она гипнотизирует зал с первых же взятых ею нот». Пианистка, убедительно доказавшая, что высокое искусство не стареет и не выходит из моды, «несравненная исполнительница произведений Шумана» (С.Рихтер).

Имя и творчество этой выдающейся пианистки знают и ценят во всем мире. Без преувеличения можно сказать, что каждый ее концерт становится художественным событием, в каждом своем выступлении она потрясает необыкновенной силой воздействия, одухотворенностью, искренностью, эмоциональной самоотдачей. Святослав Рихтер называл ее «несравненной исполнительницей произведений Шумана». «Это артистка большого масштаба, может, самая сильная сейчас пианистка-женщина…», — писал великий пианист. «Ее игра удивительна и гармонична, в ней чувствуется настоящая поэзия», — отмечал Яков Флиер после выступления 19-летней пианистки на конкурсе имени Чайковского. Ее искусство высоко ценили корифеи отечественной фортепианной школы А. Б. Гольденвейзер, М. И. Гринберг…

Элисо Вирсаладзе родилась в Тбилиси. Ее бабушка, профессор Тбилисской консерватории А. Д. Вирсаладзе (в ее классе начинали свой путь Лев Власенко и Дмитрий Башкиров) была первым наставником пианистки в ССМШ имени З. И. Палиашвили (1950 - 1960) и Тбилисской консерватории (1960 - 1966). Среди своих московских учителей Элисо Вирсаладзе называет Генриха Нейгауза и Якова Зака, у которого в 1966 - 1968 училась в аспирантуре Московской консерватории.

Пианистке сопутствовал успех в соревнованиях разных рангов. Уже в 15 лет Вирсаладзе стала победительницей республиканского молодежного конкурса, через два года завоевала звание лауреата Всемирного Молодежного фестиваля в Вене (1959, серебряная медаль). Затем последовали бронзовые награды на Всесоюзном конкурсе 1961 года и Втором Международном конкурсе имени Чайковского (1962). Важной вехой в творческой биографии артистки стало завоевание первой премии на Международном конкурсе имени Шумана в Цвиккау (Германия, 1966).

С тех пор Элисо Вирсаладзе много и успешно концертирует. С 1959 года она — солистка Тбилисской, а с 1977 — Московской филармонии. Ее сольные программы, в которых достойное место занимают произведения Баха, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шумана, Шопена, Шуберта, Листа, Брамса, Чайковского, Равеля, Скрябина, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича, принесли ей всемирную известность и восторженные отзывы рецензентов. Свыше 70 концертов для фортепиано с оркестром были исполнены Вирсаладзе с такими дирижерами, как Р. Баршай, К. Кондрашин, Г. Рождественский, Е. Светланов, Ю. Темирканов, А. Рудин, К. Мазур, К. Зандерлинг, Р. Мути, В. Заваллиш и многие другие. В 70-е годы Вирсаладзе первой из отечественных пианистов исполнила все фортепианные концерты Моцарта.

Значительное место в творческой деятельности Э. Вирсаладзе занимает камерное музицирование. Мировое признание получил ее дуэт с виолончелисткой Н. Гутман. Среди ее постоянных партнеров также О. Каган, В. Третьяков, Э. Бруннер, Квартет имени Бородина. Она принимала участие в исполнении Фортепианного квинтета А. Шнитке, Фортепианного трио Т. Мансуряна, Виолончельной сонаты О. Тактакишвили, ряда других сочинений композиторов нашего времени.

По приглашению С. Рихтера пианистка принимала участие в международных фестивалях «Музыкальные празднества в Турени» и «Декабрьские вечера». Вирсаладзе — бессменный участник фестиваля в Кройте (с 1990) и Московского Международного фестиваля «Посвящение Олегу Кагану (с 2000). Основала международный фестиваль камерной музыки в Телави (Грузия).

Э. Вирсаладзе осуществила многочисленные записи, изданные фирмами «Мелодия», «Русский диск», Live Classic и др.: сочинения Шумана, Шопена, Листа, ряд фортепианных концертов Моцарта. Ее диск включен лейблом BMG в серию «Русская фортепианная школа». Наибольшее количество сольных и ансамблевых записей пианистки выпущено фирмой Live Classics, в том числе произведения Моцарта, Шуберта, Брамса, Прокофьева, Шостаковича, а также все виолончельные сонаты Бетховена, записанные в ансамбле с Н.

Гутман: это одна из коронных программ дуэта, регулярно исполняемая во всем мире (в том числе и за последний год — в Праге, Риме и Берлине).

Пианистка награждена Государственной премией Грузии (1983) и премией имени Р. Шумана (1976). В 1971 году ей присуждено звание народной артистки Грузинской ССР, а в 1989 году — народной артистки СССР. В 2000 году она удостоена Государственной премии России. В 2007 году Э. Вирсаладзе награждена орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени.

С 1967 года Э. Вирсаладзе преподает в Московской консерватории, была ассистентом Я. Зака и Л. Оборина, с 1977 г. — доцент, с 1993 г. — профессор. В 1995 - 2011 — профессор Высшей Школы музыки в Мюнхене. С 2010 — профессор Scuola di musica di Fiesole (Италия). Проводит мастер-классы во многих странах мира. В числе ее учеников — лауреаты крупнейших международных конкурсов Б. Березовский, Е. Воскресенская, В. Броневецкий, Я. Кацнельсон, А. Володин, Д. Каприн, М. Коломийцева, А. Осминин, Л. Акопова, М. Нахапетов, Т. Черничка, О. Мачератини, Э. Миркасимова, Е. Рихтер, Д. Клинтон и другие известные пианисты.

В течение ряда лет студенты и аспиранты Э. Вирсаладзе принимали участие в филармонических концертах абонемента «Вечера с Элисо Вирсаладзе» в Большом зале Московской консерватории.

Начиная с 1975 года Э. Вирсаладзе — член жюри многочисленных престижных международных конкурсов, в том числе Конкурса имени П.И. Чайковского, имени Королевы Елизаветы (Брюссель), имени Ф. Бузони (Больцано), имени Гезы Анды (Цюрих), имени Вианы да Мота (Лиссабон), имени А. Рубинштейна (Тель-Авив), имени Р. Шумана (Цвиккау), в Сантандере, Мюнхене и др. Президент Благотворительного фонда и член жюри Московского международного конкурса пианистов имени С. Рихтера. Председатель жюри Международного конкурса пианистов им. С. Нейгауза в Челябинске (2010). В мае 2013 Вирсаладзе была членом жюри конкурса имени Королевы Елизаветы (Брюссель), в июне — международного конкурса в Сендае (Япония).

Э. Вирсаладзе — артистка агентства Augstein Artist Management.

Элисо Вирсаладзе. Фото – Элина Аксельрод

Выдающаяся пианистка Элисо Вирсаладзе рассказывает Ярославу Тимофееву о плюсах свободы, конкурсных интригах и собянинской плитке.

Расшифровка публикуется с сокращениями.

– У вас красивое имя - по крайней мере, для русского уха оно звучит как музыка. А на грузинском оно значит что-то конкретное?

– Совершенно ничего.

– Значит, тоже музыка. Вы учились у бабушки, Анастасии Давидовны. Все музыканты говорят, что у родителей учиться сложно. Но у бабушки, наверное, полегче, чем у мамы или папы?

– По-моему, еще хуже.

– Почему?

– Она вообще не хотела меня учить - именно из-за того, что считала это невозможным. Ну и время, которое она отдавала мне как педагог, было совсем незначительным, потому что студенты постоянно приходили к ней домой. У нас были редкие занятия, но очень плодотворные. Она была очень строга: я вообще не помню, чтобы она когда-нибудь сказала мне после концерта, что я прилично играла.

– Она вам рассказывала что-нибудь про Римского-Корсакова, который у нее экзамены принимал?

– Да, она была безумно горда. Не только Римский-Корсаков, Глазунов тоже - он тогда был ректором Петербургской консерватории. Она получила пять с плюсом.

– Вы приехали в Москву только на этапе аспирантуры. Наверное, было довольно сложно влиться в столичную жизнь без учебы в Московской консерватории?

– На самом деле я и до этого довольно часто приезжала в Москву и играла Генриху Густавовичу Нейгаузу, у которого собиралась быть в аспирантуре. После его кончины я решила, что буду заниматься у Якова Израилевича Зака, его бывшего ассистента и замечательного пианиста.

– Вы выиграли конкурс Шумана, и, кроме того, Святослав Рихтер говорил, что вы хорошо играете Шумана. Благодаря двум этим фактам вы на всю жизнь оказались связаны с этим композитором и считаетесь его образцовым исполнителем. А сами вы его выделяете среди всех?

– Я понимаю, что первая премия на конкурсе Шумана - это определенное лицо исполнителя. Я играла Шумана с детства, но не могу сказать, что только его выделяю из моего довольно-таки большого репертуара.

– Еще вы первая в Советском Союзе сыграли все концерты Моцарта. Как это получилось?

– Во-первых, это было предложение камерного оркестра, который входил в оркестр Мравинского. Мы играли без дирижера.

– А вы чуть-чуть дирижировали?

– Нет-нет, был концертмейстер, первая скрипка - Леонид Гозман, который давал какие-то ауфтакты, но дирижера не было. Они были замечательными музыкантами, так что в этом смысле там всё было в порядке. В первый раз это было с ними, а второй раз - с Юрием Цирюком, замечательным дирижером, к сожалению, рано погибшим.

– Рихтер про вас сказал, что вы - лучшая женщина-пианист. Такой, как сейчас говорят, сексизм - отдельно женщины, отдельно мужчины. А для вас есть разница между женским и мужским пианизмом?

– Не могу сказать, что вижу большую разницу. В свое время Лист посвятил Кларе Вик свои паганиниевские этюды, которые он замечательно переложил для рояля. Я не могу представить себе, что Лист сомневался, сможет ли она их сыграть. Я понимаю, что между женскими шахматами и мужскими большая разница, но в смысле пианизма - не знаю, не могу сказать.

– Почему тогда, скажем, среди абитуриентов консерватории оба пола представлены примерно поровну, а в высшей лиге пианистов женщин довольно мало?

– Очень много на самом деле.

– Ну меньше же, чем мужчин?

– Может быть, в силу того, что женская биография подразумевает не только мощную карьеру, но и детей, семью и так далее. Хотя я сомневаюсь, я никогда не подсчитывала, это вы как-то распределили. Может быть. В свое время ученицами Листа были изумительные пианистки, которые делали очень большую карьеру. Не могу на этот вопрос ответить однозначно.

– Вы выбрали преподавание одной из частей своей жизни, или оно само как-то сложилось?

– Оно сложилось. Это вы правильно заметили.

– Не жалеете?

– Знаете, иногда жалею, потому что очень много сейчас у меня студентов. Когда я начала преподавать, это не было обязаловкой. Тогда все было очень сложно - вы слишком молоды, чтобы помнить об этом. Когда меня пригласили в консерваторию, я была приезжей из Грузии, поэтому, естественно, у меня не было прописки, которая была необходима, чтобы работать. В связи с этим не было жилья, в общем, масса всяких сложностей.

И я знаю, что Яков Израилевич ходил к Свешникову, тогдашнему ректору Московской консерватории, и говорил о том, что я кадр консерватории, что я должна преподавать. И, как сейчас говорят, с большим блатом, через Якова Израилевича я была приглашена как ассистент. Поскольку у Якова Израилевича не было места, я начала работать у Льва Николаевича Оборина, о чем совершенно не жалею, потому что я его очень любила и ценила.

И то, что мне все это изначально очень понравилось, я считаю своим минусом. Потому что, если бы мне не нравилась так педагогическая деятельность, я бы, наверное, сегодня не преподавала. В 2018 году будет пятьдесят лет, как я преподаю в консерватории. Именно в Московской консерватории, я подчеркиваю, потому что часто говорят, что я уехала и какое-то время не преподавала. Это неправда. С 1968 года, будучи аспиранткой, я начала преподавать.

– Как ни странно, я хоть и не знаю того времени, но прекрасно вас понимаю, потому что проблемы с пропиской и с жильем для иногородних студентов сейчас почти те же самые.

– Правда?

– Сформулируйте пожалуйста, в чем наслаждение педагогики.

– Наслаждение в том, что ты видишь, как на твоих глазах твой студент преображается и становится интересным как музыкант, как артист, как личность, которая раскрывается с разных сторон. Это бывает очень приятно. Я не могу сказать, что со всеми моими студентами, которые стали очень известными и популярными, я поддерживаю дружеские отношения.

Но я не считаю, что студент, которому ты много отдаешь, должен быть тебе безумно благодарен и все время говорить: «Ах, как замечательно, что я учился у того-то и у того-то». То, что ты отдаешь себя, – это нормально. А то, что я не могу иначе, - к сожалению, тоже нормально. Хотя для меня это иногда очень ущербно, я безумно устаю от такого количества уроков, которые мне приходится давать с утра и до вечера после каких-то концертов, поездок.

– Вы недавно сказали, что даете сейчас в два-три раза больше концертов, чем раньше.

– Да, представьте себе, так получилось. Ну, во всяком случае, не меньше. Имея гораздо больше студентов, чем раньше.

– Почему так получилось?

– Вот так, к сожалению.

– Ну вас же всегда приглашали, всегда вы ездили.

– Ну, всегда приглашали и всегда не приглашали, все это по-разному было. Судьба складывается по-разному. Вы говорите: сегодня то же самое, как тогда. Не соглашусь с вами. Очень многое изменилось - я имею в виду сейчас музыкальную жизнь. Если раньше надо было поехать на зарубежный конкурс, вы должны были - всем это известно - приехать в Москву и прослушаться здесь. Сейчас каждый может поехать на любой конкурс. Это и плюс и минус, потому что раньше мы почти всегда завоевывали высокие места на конкурсах. Были эти бесконечные отборы, их всех готовили, и они сами готовились, поэтому играли на самом высоком уровне. Сейчас все по-другому, каждый может поехать. Но свободы намного больше стало. И это все-таки, мне кажется, лучше.

– А ваша концертная активность связана со свободой?

– С одной стороны, да. И это не только меня касается, я не хочу выделять именно себя. Это касается очень многих моих коллег, которые, имея все музыкантские данные, чтобы ездить за рубеж, никуда не ездили, потому что все шло через Госконцерт. Был государственный импресарио, который кого-то поддерживал, а кого-то нет.

– У вас непростые отношения с конкурсом Чайковского в последние годы. В 2002-м вы не подписали протокол, когда первую премию дали Аяко Уэхаре. В итоге оказалось, что вы правы, потому что ее нет на сцене.

– А мне совсем недавно с восторгом сказали, что у нее трое детей. Я была очень рада этому. Но понимаете, все дело в том, что до этого не дали первую премию такому замечательному пианисту, как Луганский! Я считала совершенно справедливым не давать первую премию в 2002 году.

– Практический вопрос. Когда вы не подписали протокол, вы получили гонорар члена жюри?

– Вы знаете, я даже не помню - это все было настолько незначительно по нашим теперешним меркам. Думаю, что все-таки да.

– Ну понимаете, это же все-таки был скандал.

– Да, понимаю. Но скандал был, к сожалению, не такой, о котором я думала. Скандал был бы, если бы премии были пересмотрены. Но меня никто не поддержал. Меня это удивило и даже ужаснуло, потому что вопросы, которые тогда у меня вставали, были абсолютно справедливыми.

– А в 2015 году вы высказывались в том смысле, что это не конкурс Чайковского, а конкурс Гергиева.

– Да, Гергиева и Мацуева, примкнувшего к нему.

– То есть вам не нравится эта реформа?

– Но вы согласны с тем, что в мире конкурс все-таки стал звучать громче в последние годы?

– Вы знаете, если у вас так много денег, вы будете очень громко звучать во всем мире. У них было такое количество денег! Они могли заплатить Medici за интернет-трансляцию, которая была на высочайшем уровне, это замечательно. Но если бы мне дали такие деньги, я бы, наверное, тоже могла провести конкурс. Нет, я не хочу, не думайте, у меня никаких данных для этого нет. Я в принципе говорю.

Вы представляете, как это сложно - разделить конкурс на два города? Я не буду вдаваться, потому что я не бухгалтер, не могу посчитать, сколько там что стоило. Но я знаю, что очень многие мои коллеги, получив предложение участвовать в жюри конкурса Чайковского, отказывались от поездок на другие конкурсы именно потому, что здесь гонорар выше. А работы намного меньше.

– Можно откровенный вопрос? Вы много работали в жюри разных конкурсов. Вы лично сталкивались с ситуациями закулисных интриг?

– Вы знаете, не могу сказать, что лично сталкивалась с интригами как таковыми. Я просто за этим наблюдала. Ко мне отношение осторожное, поэтому мне не могут открыть каких-то сокровенных своих желаний, которыми, может быть, делятся с другими членами жюри.

– Очень много разговоров о фортепианной мафии, о том, что ни одного честного конкурса на свете нет.

– И да, и нет. Недавно я была на конкурсе в Рио-де-Жанейро и, как свадебный генерал, была председателем жюри. Там в финал не прошел замечательный мальчик из Белоруссии по фамилии Шичко, студент Михаила Сергеевича Воскресенского. Он был одним из самых ярких кандидатов на попадание в финал, но не прошел, потому что трое из моих коллег поставили ему самый низкий балл.

Как можно выйти из этого положения, когда вы знаете уже, кто сколько ставит? Единственное - попросить аргументировать. Но это не фигурное катание, где есть четкие объективные критерии. Здесь вам скажут: не было того-то и того-то, и это будет справедливо. Но было то-то и то-то!

Очень трудно спорить с коллегами, когда они говорят: «А мне не нравится, потому что у него педаль была сухая, у него были очень квадратные фразы, линия все время прерывалась, была какая-то отрывистость в высказываниях, форма была рыхлая». Что вы на это можете ответить? Ничего. Поэтому говорить об интригах в прямом ключе очень трудно. Я всегда склоняюсь к тому, что на каждом конкурсе бывают какие-то очень несправедливые вещи, но потом жизнь, если повезет, расставит все на свои места. Есть очень много первых премий за последние годы, о которых вообще не слышно.

Я могу вам перечислить несколько первых премий в Брюсселе - это один из самых престижных конкурсов, - о которых никто не знает. Понимаете?

– Я помню разговор с Николаем Луганским: он сказал, что в мире классической музыки нет, грубо говоря, дутых фигур. То есть, если, скажем, пианист имеет международную карьеру, то он точно многого стоит. Я не совсем согласен с этим.

– Я совершенно не согласна. Я могла бы перечислить (но не буду этого делать) семь-восемь исполнителей, которые имеют очень большую карьеру, но это совершенно дутые фигуры.

Я очень рада, что есть такой пианист, как Григорий Соколов - он совсем другого типа музыкант. Или тот же Раду Лупу. Это пианисты очень серьезные и не занимающиеся фамильярничаньем с публикой - а сегодня это очень модно. И они имеют колоссальный вес в музыкальном мире.

Или тот же Кирилл Петренко, который стал главным дирижером Берлинской филармонии. Это же такой бум был! Впервые музыкант из бывшего Союза (он из Омска родом) стал дирижером такого оркестра, как Берлинская филармония. И надо вам сказать, что тут ни Меркель не участвовала, ни кто-либо другой.

А у нас это бывает, к сожалению, когда ставят кого-то на какие-то посты. Или какая-то личность в музыкальном обществе может решить судьбу главного дирижера. Петренко сам пробил себе дорогу к успеху только благодаря своим колоссальным таланту и трудоспособности.

– Знаете, есть такие блиц-вопросы: скажем, «Толстой или Достоевский»? Вот вопрос: Соколов или Плетнёв?

– Плетнёв.

– Вы часто отмечаете преимущества советской системы музыкального образования и концертной системы, где все заботились о музыкантах. А все-таки, в целом распад Союза – это хорошо или плохо?

– Распад Союза - хорошо. Но какие-то вещи, которые были при Союзе, нужно лелеять, поддерживать и продолжать. Нельзя губить, гробить, уничтожать музыкальное образование. Я только и слышу от моих иностранных коллег: «Как замечательно, что у вас такое музыкальное образование! У нас этого нет». Но они имеют в виду прежнее музыкальное образование, а не то, что хотят сделать сегодня.

– У вас самоощущение какое: вы советский человек, грузинка или русская?

– Ой, вы знаете, я никогда не думала об этом. Я очень русская и очень грузинка, и вообще я человек, который очень многие культуры в себя вбирает, поэтому мне трудно сказать. Когда ругают Россию, мне очень больно бывает. Когда ругают Грузию - тоже. Когда ругают мою школу в Мюнхене - даже это мне бывало неприятно, когда я там работала.

– А ощущение дома у вас где?

– Все-таки в Москве, наверное.

– Вам было тяжело во время русско-грузинской войны?

– Очень тяжело. Мне и сейчас тяжело из-за событий на Украине. Я последние четыре года подряд езжу в Киев, и у меня такой восторг от того, как публика принимает и как она относится к русским исполнителям! И вообще к России. Я даже не хочу говорить о том, что нас связывает, это даже не обсуждается. Во время русско-грузинских конфликтов говорили: «А помните, мы так любили друг друга!» Я вообще не хочу это обсуждать, потому что люди всегда хорошо расположены друг к другу. Должен произойти какой-то конфликт, который может людей взорвать. Даже в маленькой семье такое может произойти - представляете, что может быть на уровне большого государства! Можно кого угодно спровоцировать на какие-то вещи. Я думаю, что государство тут допускает очень много ошибок и должно нести за это ответственность.

– Я даже не представляю, как это трудно, когда, например, есть Вахтанг Кикабидзе, который говорит: «Я больше не поеду в Россию»… У вас же много в Тбилиси друзей.

– Очень много. И у меня фестиваль в Грузии, я вас приглашаю приехать и потом передавать об этом.

– Спасибо. Но вы наверняка сталкивались в то время с какими-то словами со стороны грузин, что…

– Ни разу, представьте себе. Даже в прессе не было ничего подобного.

– То есть вас не осуждали?

– Ни разу.

– Это здорово. Вот этому нам надо поучиться.

– Теперь несколько коротких вопросов. Вас что-то может вывести из себя?

– Узкие улицы на Большой Никитской. Стало безумно трудно парковаться, и высаживать трудно, и сажать, потому что тут же останавливается ряд. И все об этом молчат. Это меня возмущает каждый раз, когда я приезжаю в консерваторию.

– А вы водите сами?

– Нет, сама я не вожу, я, слава богу, езжу на такси, но тем не менее вместе с таксистами ругаюсь.

– Еще что-нибудь?

– Что меня возмущает? О, очень многое. Просто я не хочу сейчас обо всем этом говорить, потому что нельзя говорить только об отрицательных вещах. Меня возмущает бесконечное перекладывание плитки на мостовых. Видите, все связано с Москвой. А насчет сужения улиц - знаете, что мне удивительно? Что все молчат.

Мне очень обидно, что наша консерватория до сих пор ремонтируется. Столько времени прошло! Обидно, что классы стали как будто безрадостными, хотя должны были стать, наоборот, радостными. Это все связано с профессией. Меня возмущают вещи, с которыми я сталкиваюсь ежедневно.

– Ну я, например, пешеход, мне нравится, что тротуары расширились.

– Ну, я понимаю, что вам нравится. Но когда я смотрю на пешеходов, я вижу совершенно пустые пространства, потому что они предназначены для велосипедистов, которые у нас максимум три месяца будут кататься. А где велосипедисты? Я их почти не вижу. Я не знаю, это безобразие.

– Но вы же любите гулять сами.

– Да, люблю. Но мне всегда хватало того тротуара, который был на Большой Никитской. То же самое могу сказать о Большой Дмитровской, Неглинной. Я уже не говорю, какое безобразие в смысле парковок. И это не отражается на качестве улиц, к сожалению.

– Может быть, власти рассчитывают на то время, когда вместе с приезжими москвичей будет тридцать миллионов, и тогда тротуары заполнятся.

– Может быть. Но это уже без нас будет. Даже без вас.

– Вы когда-нибудь кричите на своих студентов?

– Кричать? Нет.

– Когда вы последний раз сильно смеялись?

– Когда щенок, который был вывезен из Грузии в Москву, а потом в Америку, получил новую семью и превратился в роскошного пса. Я не столько смеялась, сколько радовалась.

– А когда вы последний раз плакали?

– Плакала? По-настоящему? Не знаю, не помню. Вообще плач - это такое понятие… Я часто говорю о том, что - уже сколько лет, как нет моей мамы, - что я ее не выплакала. Мне было настолько больно, что я не могла плакать. Плач - это не качество выражения горя. Заплакать можно от какого-то ничтожного промаха или если вдруг вам что-то покажется очень несправедливым. А плакать по-настоящему, когда какое-то горе большое происходит, невозможно.

– И последнее. Если вы окажетесь на необитаемом острове, вы хотите, чтобы с вами там был рояль, или лучше не надо?

– Все-таки хотелось бы.

Ярослав Тимофеев, Московская филармония

Элисо Константиновна Вирсаладзе - внучка видной в прошлом грузинской артистки и педагога по фортепиано Анастасии Давидовны Вирсаладзе. (В классе Анастасии Давидовны начинали свой путь Лев Власенко, Дмитрий Башкиров и другие известные впоследствии музыканты.) Детство и юность Элисо прошли в семье бабушки. У нее она взяла первые уроки игры на рояле, ее класс посещала в тбилисской Центральной музыкальной школе, у нее же окончила консерваторию. «В начале бабушка занималась со мной эпизодически, от случая к случаю, - вспомина Вирсаладзе. - У нее была масса учеников и выкроить время даже для внучки было делом непростым. Да и перспективы работы со мной, надо думать, были поначалу не слишком ясны и определены. Потом отношение ко мне изменилось. По-видимому, бабушка сама увлеклась нашими уроками...»

Время от времени в Тбилиси наезжал Генрих Густавович Нейгауз. Он был дружен с Анастасией Давидовной, консультировал лучших ее питомцев. Слушал Генрих Густавович, прчем не один раз, и юную Элисо, помогая ей советами и критическими замечаниями, поощряя ее. Позднее, в начале шестидесятых годов, ей доведется бывать в классе Нейгауза в Московской консерватории. Но произойдет это уже незадолго до кончины замечательного музыканта.

У Вирсаладзе-старшей, рассказывают те, кто близко ее знал, было нечто вроде свода принципиальных установок в преподавании - правил, выработанных многолетними наблюдениями, размышлениями, опытом. Нет ничего пагубнее погони за быстрыми успехами у начинающего исполнителя, считала она. Нет хуже форсированного обучения: тот, кто пытается насильно тянуть молодое растеньице из земли, рискует вырвать его с корнем - и только... Элисо получала последовательное, основательное, всесторонне продуманное воспитание. Многое делалось для расширения ее духовного кругозора - с детства ее приобщали к книгам, иностранным языкам. Нешаблонным было и развитие ее в фортепианно-исполнительской сфере - в обход традиционных сборников технических упражнений обязательной пальцевой гимнастики и т. д. Пианистические навыки, была убеждена Анастасия Давидовна, вполне возможно отрабатывать, используя для этого только лишь художественный материал. «В работе со своей внучкой Элисо Вирсаладзе, - написала она однажды, - я решилась даже вовсе не прибегать к этюдам, кроме этюдов Шопена и Листа, а подбирала соответствующий (художественный.- Г. Ц. ) репертуар... причем особое внимание уделяла сочинениям Моцарта, позволяющим предельно отшлифовать мастерство » (разрядка моя. - Г. Ц. ) (Вирсаладзе А. Фортепианная педагогика в Грузии и традиции школы Есиповой // Выдающиеся пианисты-педагоги о фортепианном искусстве.- М.; Л., 1966. С. 166.) . Элисо рассказывает, что в школьные годы она прошла множество произведений Моцарта; не меньшее место занимала в ее учебных программах музыка Гайдна и Бетховена. В дальнейшем еще пойдет речь о ее мастерстве, о великолепной «отшлифованности» этого мастерства; пока заметим, что под ним - глубоко заложенный фундамент из классических пьес.

И еще одно характерно для становления Вирсаладзе-артистки - рано обретенное право на самостоятельность. «Я все любила делать сама - правильно ли, неправильно, но сама... Наверное, это в моем характере.

И разумеется, мне везло на учителей: я ведь никогда не знала, что такое педагогический диктат». Говорят, наилучший наставник в искусстве - тот, кто стремится быть в итоге ненужным ученику. (Примечательную фразу обронил как-то В. И. Немирович-Данченко: «Венец творческих усилий режиссера, - сказал он, - стать попросту лишним для актера, с которым он проделал до этого всю необходимую работу».) И Анастасия Давидовна, и Нейгауз именно так и понимали свою конечную цель и задачу.

Будучи десятиклассницей, Вирсаладзе дала первый в своей жизни сольный концерт. Программа была составлена из двух сонат Моцарта, нескольких интермеццо Брамса, Восьмой новеллетты Шумана и Польки Рахманинова. В скором будущем ее публичные выступления участились. В 1957 году 15-летняя пианистка стала победительницей на республиканском фестивале молодежи; в 1959 году завоевала диплом лауреата на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Вене. Спустя несколько лет у нее третья премия на Конкурсе имени Чайковского (1962) - премия, добытая в труднейшем состязании, где ее соперниками были Джон Огдон, Сьюзин Старр, Алексей Наседкин, Жан-Бернар Помье... И еще одна победа на счету Вирсаладзе - в Цвиккау, на Международном конкурсе имени Шумана (1966). Автор «Карнавала» войдет в дальнейшем в число глубоко почитаемых и успешно исполняемых ею; в завоевании ею золотой медали на конкурсе была несомненная закономерность...

В 1966-1968 годах Вирсаладзе учится в аспирантуре Московской консерватории у Я. И. Зака . У нее остались самые светлые воспоминания об этом времени: «Обаяние Якова Израилевича ощущал на себе каждый, кто у него занимался. У меня, кроме того, было особое отношение к нашему профессору - иногда мне казалось, что я вправе говорить о какой-то внутренней близости к нему как к художнику. Это так важно - творческая «совместимость» учителя и ученика...» Вскоре Вирсаладзе сама начнет преподавать, у нее появятся первые студенты - разные характеры, индивидуальности. И если ее, случается, спрашивают: «Любит ли она педагогику?», она обычно отвечает: «Да, если я чувствую творческое родство с тем, кого учу», ссылаясь в качестве иллюстрации на свои занятия у Я. И. Зака.

Минуло еще несколько лет. Встречи с публикой сделались самым главным в жизни Вирсаладзе. Все более внимательно стали присматриваться к ней специалисты, музыкальная критика. В одной из зарубежных рецензий на ее концерт написали: «Тому, кто впервые видит за роялем тонкую, изящную фигурку этой женщины, трудно предположить, что в ее игре проявится столько воли... она гипнотизирует зал с первых же взятых ею нот». Наблюдение правильное. Если пытаться найти что-то наиболее характерное в облике Вирсаладзе, начинать надо с ее исполнительской воли.

Почти все из того, что задумывается Вирсаладзе-интерпретатором, воплощается ею в жизнь (похвала, которую обычно адресуют лишь лучшим из лучших). Действительно, творческие замыслы - самые смелые, дерзновенные, впечатляющие - могут создаваться многими; реализуются они лишь теми, у кого твердая хорошо натренированная сценическая воля. Когда Вирсаладзе с безукоризненной точностью, без единого промаха, проигрывает на клавиатуре рояля труднейший пассаж - в этом проявляется не только ее великолепная профессиональьно-техническая сноровка, но и завидное эстрадное самообладание, выдержка, волевой настрой. Когда она возводит кульминацию в музыкальном произведении, то ее пик оказывается в одной-единственной нужной точке - в этом тоже не только знание законов формы, но и нечто другое психологически более сложное и важное. Воля музыканта выступающего на людях, - в чистоте и безошибочности игры, в уверенности ритмического шага, в устойчивости темпов. Она в победе над нервозностью, капризами настроений - в том, как говорит Г. Г. Нейгауз, чтобы «не пролить по дороге из-за кулис на эстраду ни капли драгоценной взволнованности произведениями...» (Нейгауз Г. Г. Страсть, интеллект, техника // Имени Чайковского: О 2-м Международном конкурсе музыкантов-исполнителей имени Чайковского.- M., 1966. С. 133.) . Наверное, нет художника, который был бы незнаком с колебаниями, сомнениями в себе - и Вирсаладзе не исключение. Только у кого-то видишь эти сомнения, догадываешься о них; у нее - никогда.

Воля и в самом эмоциональном тонусе искусства артистки. В характере ее исполнительской экспрессии . Вот, например, Сонатина Равеля - произведение, встречающееся время от времени в ее программах. Бывает, иные пианисты всячески стараются окутать эту музыку (такова традиция!) дымкой меланхолии, сентиментальной чувствительности; у Вирсаладзе, напротив, не найти тут и намека на меланхолическую расслабленность. Или, скажем, экспромты Шуберта - до-минорный, соль-бемоль-мажорный (оба - соч. 90), ля-бемоль-мажорный (соч. 142). Так ли уж редко преподносят их завсегдатаям фортепианных вечеров в томной, элегически изнеженной манере? У Вирсаладзе в экспромтах Шуберта, как и в Равеле, - решительность и твердость волеизъявления, утвердительный тон музыкальных высказываний, благородство и строгость эмоционального колорита. Ее чувства тем сдержаннее, чем они сильнее, темперамент тем дисциплинированнее, чем жарче, аффектированные страсти в музыке, раскрываемой ею слушателю. «Настоящее, великое искусство,- рассуждал в свое время В. В. Софроницкий,- это так: раскаленная, кипящая лава, а сверху семь броней» (Воспоминания о Софроницком.- М., 1970. С. 288.) . Игра Вирсаладзе - искусство настоящее : слова Софроницкого могли бы стать своего рода эпиграфом ко многим ее сценическим трактовкам.

И еще одна отличительная черта пианистки: она любит соразмерность, симметрию и не любит того, что могло бы их нарушить. Показательна ее трактовка до-мажорной Фантазии Шумана, признанной ныне одним из лучших номеров в ее репертуаре. Произведение, как известно, из категории труднейших: его очень непросто «выстроить», под руками многих музыкантов, и отнюдь не малоопытных, оно подчас распадается на отдельные эпизоды, фрагменты, разделы. Но не на выступлениях Вирсаладзе. Фантазия в ее передаче - изящное единство целого, почти идеальная сбалансированность, «пригнанность» всех элементов сложной звуковой конструкции. Это потому, что Вирсаладзе прирожденный мастер музыкальной архитектоники. (Не случайно ею подчеркивалась близость к Я. И. Заку.) И потому еще, повторим, что она умеет усилием воли сцементировать, организовать материал.

Пианистка играет самую разную музыку, в том числе (во множестве!) созданную композиторами-романтиками. О месте Шумана в ее сценической деятельности речь уже была; Вирсаладзе является также незаурядным интерпретатором Шопена - его мазурок, этюдов, вальсов, ноктюрнов, баллад, си-минорной сонаты, обоих фортепианных концертов. Эффектны в ее исполнении сочинения Листа - Три концертных этюда, Испанская рапсодия; немало удачного, по-настоящему впечатляющего находит она в Брамсе - Первой сонате, Вариациях на тему Генделя, Втором фортепианном концерте. И все же при всех достижениях артистки в этом репертуаре она по складу своей индивидуальности, эстетическим пристрастиям, характеру исполнения принадлежит к художникам не столько романтической, сколько классической формации.

В ее искусстве незыблемо царит закон гармонии. Почти в каждой трактовке достигается тонкое равновесие ума и чувства. Решительно отстраняется все стихийное, неуправляемое и культивируется ясное, строго пропорциональное, тщательно «сделанное» - вплоть до мельчайших деталей и частностей. (С любопытным утверждением выступил когда-то И. С. Тургенев: «Талант - это подробность», - писал он.) Таковы известные и признанные приметы «классического» в музыкально-исполнительском творчестве, и у Вирсаладзе они налицо. Не симптоматично ли: она обращается к десяткам авторов, представителям разных эпох и направлений; и все же, попытавшись выделить имя наиболее для нее дорогое, надо было бы назвать первым имя Моцарта. С этим композитором были связаны ее первые шаги в музыке - ее пианистическое отрочество и юность; его же произведения и по сегодняшний день на центральном месте в перечне исполняемого артисткой.

Глубоко почитая классику (не только Моцарта), Вирсаладзе охотно выступает также с сочинениями Баха (Итальянский и ре-минорный концерты), Гайдна (сонаты, Концерт мажор) и Бетховена. В ее артистической бетховениане - «Аппассионата», и ряд других сонат великого немецкого композитора, все фортепианные концерты, вариационные циклы, камерная музыка (с Наталией Гутман и другими музыкантами). В этих программах Вирсаладзе почти не знает неудач.

Впрочем, надо отдать должное артистке, она вообще редко терпит неудачи. У нее очень большой запас прочности в игре и психологической, и профессионально-технической. Как-то она сказала, что выносит произведение на эстраду только тогда, когда знает, что может не учить его специально - и все равно оно у нее получится, каким бы сложным ни было.

Поэтому ее игра мало подвержена случайностям. Хотя и у нее, разумеется, бывают счастливые и несчастливые дни. Иногда, скажем, она не в настроении, тогда можно видеть, как обнажается конструктивная сторона ее исполнительства, начинают замечаться лишь хорошо выверенная звуковая структура, логичный замысел, техническая непогрешимость игры. В иные моменты у Вирсаладзе становится чрезмерно жестким, «завинченным» контроль за исполняемым - в чем-то это наносит урон открытому и непосредственному переживанию. Бывает, хочется почувствовать в ее игре более острую, жгучую, пронзительную экспрессию - когда звучит, например, кода до-диез-минорного скерцо Шопена или некоторые из его этюдов - Двенадцатый («Революционный»), Двадцать второй (октавный), Двадцать третий или Двадцать четвертый.

Рассказывают, что выдающийся русский художник В. А. Серов считал картину удавшейся лишь тогда, когда находил в ней какую-то, как он говорил, «волшебную ошибку». В «Воспоминаниях» В. Э. Мейерхольда можно прочесть: «Сначала долго писался просто хороший портрет... потом вдруг прибегал Серов, все смывал и на этом полотне писал новый портрет с той самой волшебной ошибкой, о которой он говорил. Любопытно, что для создания такого портрета он должен был сначала набросать правильный портрет». У Вирсаладзе множество сценических работ, которые она с полным правом может считать «удавшимися» - ярких, своеобразных, вдохновенных. И все же, если быть откровенным, нет-нет да и попадаются среди ее трактовок такие, которые напоминают просто «правильный портрет».

В середине и в конце восьмидесятых годов репертуар Вирсаладзе пополняется целым рядом новый произведений. Впервые в ее программах появляются Вторая соната Брамса, некоторые из ранних сонатных опусов Бетховена. Звучит целиком цикл «Фортепианные концерты Моцарта» (ранее выносившийся на эстраду только частично). Совместно с другими музыкантами Элисо Константиновна принимает участие в исполнении Квинтета А. Шнитке, Трио М. Мансуряна, Виолончельной сонаты О. Тактакишвили, а также некоторых других камерных сочинений. Наконец, большим событием в ее творческой биографии явилось исполнение си-минорной сонаты Листа в сезоне 1986/87 года - оно имело широкий резонанс и несомненно заслуживало таковой...

Все более частыми и интенсивными становятся гастрольные поездки пианистки. С шумным успехом проходят ее выступления в США (1988), много новых для себя концертных «площадок» открывает она как в СССР, так и в других странах.

«Сделано за последние годы как будто не так уж мало,- говорит Элисо Константиновна.- В то же время меня не оставляет ощущение какой-то внутренней раздвоенности. С одной стороны, я уделяю сегодня роялю, пожалуй, даже больше времени и сил, нежели прежде. А с другой, постоянно чувствую, что это недостаточно...» У психологов есть такая категория - неутоляемая, ненасыщаемая потребность . Чем больше человек отдает своему делу, чем больше вкладывает в него труда и души, тем сильнее, острее становится у него желание делать еще и еще; второе возрастает прямо пропорционально первому. Так - у каждого настоящего художника. Вирсаладзе - не исключение.

У нее, как артистки, великолепная пресса: критики, советские и зарубежные, не устают восторгаться ее игрой. С искренним уважением относятся к Вирсаладзе коллеги-музыканты, ценящие ее серьезное и честное отношение к искусству, неприятие ею всего мелкого, суетного, - и, конечно, воздающие должное ее неизменно высокому профессионализму. Тем не менее, повторим, в ней самой постоянно ощущается какая-то неудовлетворенность - независимо от внешних атрибутов успеха.

«Я думаю, недовольство сделанным - чувство совершенно естественное для исполнителя. А как же иначе? Вот, скажем, «про себя» («в голове») я всегда слышу музыку ярче и интереснее, чем это выходит реально на клавиатуре. Мне так кажется, во всяком случае... И от этого постоянно мучаешься».

Ну а поддерживает ее, вдохновляет, дает новые силы общение с выдающимися мастерами пианизма нашего времени. Общение чисто творческое - концерты, грамзаписи, видеокассеты. Не то, чтобы она в своем исполнительстве брала пример с кого-то; сама эта постановка вопроса - брать пример - применительно к ней не очень-то подходит. Просто соприкосновение с искусством крупных художников доставляет ей обычно глубокую радость, дает пищу духовную, по ее выражению. С уважением отзывается Вирсаладзе о К. Аррау; на нее, в частности, произвела большое впечатление запись концерта, который чилийский пианист дал в ознаменование своего 80-летнего юбилея и на котором прозвучала, среди остального, бетховенская «Аврора». Многое восхищает Элисо Константиновну в сценическом творчестве Анни Фишер. Нравится ей, в чисто музыкальном ракурсе, игра А. Брендля. Разумеется, нельзя не назвать имя В. Горовица - его московские гастроли в 1986 году принадлежат к ярким и сильным впечатлениям в ее жизни.

Как-то пианистка сказала: «Чем дольше я играю на рояле, чем ближе узнаю этот инструмент, тем больше раскрываются передо мной его поистине неисчерпаемые возможности. Сколько же еще тут можно и нужно сделать...» Она постоянно идет вперед - это главное; многие из тех, что когда-то шли с ней вровень, сегодня уже заметно поотстали... Как в художнике в ней происходит непрестанная, каждодневная, изнурительная борьба за совершенство. Ибо ей хорошо известно, что именно в ее профессии, в искусстве сценического воплощения музыки - в отличие от ряда других творческих профессий - нельзя создавать вечных ценностей. В этом искусстве, говоря точными словами Стефана Цвейга, «от исполнения к исполнению, от часа к часу совершенство надо завоевывать снова и снова... искусство - это вечная война, в нем нет конца, есть одно непрерывное начало» (Цвейг С. Избранные произведения в двух томах.- М., 1956. Т. 2. С. 579.) .

Г. Цыпин, 1990

«Отдаю должное ее замыслу и ее незаурядной музыкальности. Это артистка большого масштаба, может, самая сильная сейчас пианистка-женщина... Она очень честный музыкант, и в то же время ей присуща настоящая скромность». (Святослав Рихтер)

Элисо Вирсаладзе родилась в Тбилиси. Искусству фортепианной игры училась у своей бабушки Анастасии Вирсаладзе (в ее классе начинали также Лев Власенко и Дмитрий Башкиров) – известной пианистки и педагога, старейшины грузинской пианистической школы, ученицы Анны Есиповой (наставницы Сергея Прокофьева). Посещала ее класс в ССМШ имени Палиашвили (1950-1960), под ее же руководством окончила Тбилисскую консерваторию (1960-1966). В 1966-1968 училась в аспирантуре Московской консерватории, где ее педагогом был Яков Зак. «Я все любила делать сама – правильно ли, неправильно, но сама... Наверное, это в моем характере, – говорит пианистка. – И разумеется, мне везло на учителей: я ведь никогда не знала, что такое педагогический диктат». Первый сольный концерт дала, будучи ученицей 10 класса; в программе – две сонаты Моцарта, интермеццо Брамса, Восьмая новеллетта Шумана, Полька Рахманинова. «В работе со своей внучкой, – писала Анастасия Вирсаладзе, – я решилась даже вовсе не прибегать к этюдам, кроме этюдов Шопена и Листа, а подбирала соответствующий репертуар... причем особое внимание уделяла сочинениям Моцарта, позволяющим предельно отшлифовать мастерство».

Лауреат VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Вене (1959, 2 премия, серебряная медаль), Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей в Москве (1961, 3 премия), II Международного конкурса имени Чайковского в Москве (1962, 3 премия, бронзовая медаль), IV Международного конкурса имени Шумана в Цвиккау (1966, 1 премия, золотая медаль), премии Шумана (1976). «Прекрасное впечатление оставила Элисо Вирсаладзе, – говорил о ее выступлении на конкурсе Чайковского Яков Флиер. – Ее игра удивительно гармонична, в ней чувствуется настоящая поэзия. Пианистка превосходно понимает стиль исполняемых произведений, передает их содержание с большой свободой, уверенностью, непринужденностью, настоящим художественным вкусом».

С 1959 – солистка Тбилисской, с 1977 – Московской филармонии. С 1967 преподает в Московской консерватории, сначала как ассистент Льва Оборина (до 1970), затем – Якова Зака (1970-1971). С 1971 ведет собственный класс, с 1977 – доцент, с 1993 – профессор. Профессор Высшей школы музыки и театра в Мюнхене (1995-2011). С 2010 – профессор Музыкальной школы Фьезоле (Scuola di Musica di Fiesole) в Италии. Дает мастер-классы во многих странах мира. Среди ее учеников – лауреаты международных конкурсов Борис Березовский, Екатерина Воскресенская, Яков Кацнельсон, Алексей Володин, Дмитрий Каприн, Марина Коломийцева, Александр Осминин, Станислав Хегай, Мамикон Нахапетов, Татьяна Черничка, Динара Клинтон, Сергей Воронов, Екатерина Рихтер и др.

С 1975 года Вирсаладзе – член жюри многочисленных международных конкурсов, среди них конкурсы имени Чайковского, Королевы Елизаветы (Брюссель), Бузони (Больцано), Гезы Анды (Цюрих), Вианы да Мота (Лиссабон), Рубинштейна (Тель-Авив), Шумана (Цвиккау), Рихтера (Москва) и др. На XII конкурсе Чайковского (2002) Вирсаладзе отказалась подписать протокол жюри, не согласившись с мнением большинства.

Выступает c крупнейшими оркестрами мира в странах Европы, США, Японии; работала с такими дирижерами, как Рудольф Баршай, Лев Маркиз, Кирилл Кондрашин, Геннадий Рождественский, Евгений Светланов, Юрий Темирканов, Риккардо Мути, Курт Зандерлинг, Дмитрий Китаенко, Вольфганг Заваллиш, Курт Мазур, Александр Рудин и др. Выступала в ансамблях со Святославом Рихтером, Олегом Каганом, Эдуардом Бруннером, Виктором Третьяковым, Квартетом имени Бородина и другими выдающимися музыкантами. Особенно долгое и тесное артистическое содружество связывает Вирсаладзе с Наталией Гутман; их дуэт – один из долгожителей среди камерных ансамблей Московской филармонии.

Искусство Вирсаладзе высоко ценили Александр Гольденвейзер, Генрих Нейгауз, Яков Зак, Мария Гринберг, Святослав Рихтер. По приглашению Рихтера пианистка принимала участие в международных фестивалях «Музыкальные празднества в Турени» и «Декабрьские вечера». Вирсаладзе – бессменный участник фестиваля в Кройте (с 1990) и Московского Международного фестиваля «Посвящение Олегу Кагану» (с 2000). Основала международный фестиваль камерной музыки в Телави (ежегодно проводился в 1984-1988 гг., возобновлен в 2010). В сентябре 2015 года под ее художественным руководством прошел фестиваль камерной музыки «Элисо Вирсаладзе представляет» в Кургане.

В течение ряда лет ее ученики принимали участие в филармонических концертах абонемента «Вечера с Элисо Вирсаладзе» в БЗК. Среди программ-монографий последнего десятилетия, сыгранных студентами и аспирантами ее класса – сочинения Моцарта в транскрипциях для 2 фортепиано (2006), все сонаты Бетховена (цикл из 4 концертов, 2007/2008), все этюды (2010) и венгерские рапсодии Листа (2011), фортепианные сонаты Прокофьева (2012) и др. С 2009 года Вирсаладзе и студенты ее класса участвуют в абонементных концертах камерной музыки, проводимых в Московской консерватории (проект профессоров Наталии Гутман, Элисо Вирсаладзе и Ирины Кандинской).

«Преподавая, я очень много получаю, и в этом есть чисто эгоистический интерес. Начиная с того, что у пианистов гигантский репертуар. И иногда я поручаю студенту выучить произведение, которое хотела бы сыграть сама, но не имею на это времени. А так выходит, что я волей-неволей его изучаю. Что еще? Ты что-то выращиваешь. Благодаря вашему участию выходит наружу то, что заложено в вашем ученике – это очень приятно. И ведь это не только музыкальное развитие, но и человеческое».

Первые записи Вирсаладзе сделаны на фирме «Мелодия» – сочинения Шумана, Шопена, Листа, ряд фортепианных концертов Моцарта. Ее диск включен лейблом BMG в серию «Русская фортепианная школа». Наибольшее количество ее сольных и ансамблевых записей выпущено фирмой Live Classics, в том числе произведения Моцарта, Шуберта, Брамса, Прокофьева, Шостаковича, а также все виолончельные сонаты Бетховена, записанные в ансамбле с Наталией Гутман: это и по сей день одна из коронных программ дуэта, регулярно исполняемая во всем мире (в том числе и за последний год – в лучших залах Праги, Рима и Берлина). Как и Гутман, в мире Вирсаладзе представляет агентство Augstein Artist Management.

В репертуаре Вирсаладзе – сочинения западноевропейских композиторов XVIII-XIX вв. (Бах, Моцарт, Гайдн, Бетховен, Шуберт, Шуман, Лист, Шопен, Брамс), произведения Чайковского, Скрябина, Рахманинова, Равеля, Прокофьева и Шостаковича. Вирсаладзе осторожно относится к современной музыке; тем не менее, она принимала участие в исполнении Фортепианного квинтета Шнитке, Фортепианного трио Мансуряна, Виолончельной сонаты Тактакишвили, ряда других сочинений композиторов нашего времени. «По жизни так получается, что музыку каких-то композиторов я играю больше, чем других, – говорит она. – В последние годы моя концертная и педагогическая жизнь так насыщена, что часто не можешь надолго сосредоточиться на одном композиторе. Я с восторгом играю почти всех авторов XIX и первой половины ХХ века. Думаю, что композиторы, которые сочиняли в то время, практически исчерпали возможности рояля как музыкального инструмента. Кроме того, они все были и непревзойденными в своем роде исполнителями».

Народная артистка Грузинской ССР (1971). Народная артистка СССР (1989). Лауреат Государственной премии Грузинской ССР имени Шота Руставели (1983), Государственной премии Российской Федерации (2000). Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2007).

«Можно ли пожелать лучшего Шумана после Шумана, которого сегодня играла Вирсаладзе? Думаю, что после Нейгауза я такого Шумана не слыхал. Сегодняшний Klavierabend был настоящим откровением – Вирсаладзе стала играть еще лучше... Техника у ней совершенная и поражает. Она ставит масштабы пианистам». (Святослав Рихтер)

Лауреат национальной премии ГДР имени Р. Шумана (1976).
Лауреат Государственной премии Грузинской ССР имени Ш. Руставели (1983).
Лауреат Государственной премии России (2000).
Кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени (2007).

Лауреат VII Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Вене (1959, 2 премия, серебряная медаль);
Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей в Москве (1961, 3 премия);
II Международного конкурса имени П.И. Чайковского (1962, 3 премия, бронзовая медаль);
IV Международного конкурса имени Р. Шумана в Цвиккау (1966, 1 премия).

Родилась 14 сентября 1942 года в Тбилиси. В 1950-1960 училась в ССМШ имени З. И. Палиашвили, в 1960-1966 — в Тбилисской консерватории у своей бабушки Анастасии Давидовны Вирсаладзе, известной пианистки и педагога, ученицы А. Н. Есиповой, профессора, народной артистки Грузинской ССР. В 1966-1968 училась в аспирантуре Московской консерватории у профессора Я. И. Зака.

С 1959 солистка Тбилисской, в 1962-69 — Грузинской, с 1977 — Московской филармоний. Интенсивно гастролирует по стране и за рубежом с сольными, камерными и симфоническими концертами. В обширном репертуаре пианистки произведения русских, советских и зарубежных композиторов разных эпох: Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Шопена, Шумана, Листа, Брамса, Чайковского, Прокофьева и др.

Исполнительское искусство Вирсаладзе высоко ценили выдающиеся музыканты XX столетия: А. Б. Гольденвейзер, Г. Г. Нейгауз (часто слушавший пианистку в ее школьные и консерваторские годы, а также консультировавший ее в период подготовки к конкурсу имени Чайковского), Я. И. Зак, М. И. Гринберг, С. Т. Рихтер и многие другие. «Её игра удивительна и гармонична, в ней чувствуется настоящая поэзия», — отмечал Я.В. Флиер после выступления 19-летней пианистки на конкурсе имени Чайковского. «Можно ли пожелать лучшего Шумана после Шумана, которого сегодня играла Вирсаладзе? Думаю, что после <Генриха> Нейгауза я такого Шумана не слыхал», — записал в своем дневнике С.Т. Рихтер, с большим уважением относившийся к творчеству Вирсаладзе. По приглашению Рихтера пианистка принимала участие в международных фестивалях «Музыкальные празднества в Турени» и «Декабрьские вечера». Вирсаладзе — бессменный участник фестиваля в Кройте (с 1990) и Московского Международного фестиваля «Посвящение Олегу Кагану (с 2000). Основала международный фестиваль камерной музыки в Телави (ежегодно проводился в 1984-1988 годах, возобновлен в 2010 году).

Свыше 70 концертов для фортепиано с оркестром были исполнены Вирсаладзе с такими дирижерами как К. П. Кондрашин, Г. Н. Рождественский, Е. Ф. Светланов, Ю. Х. Темирканов, А. И. Рудин, К. Мазур, К. Зандерлинг, Р. Мути, В. Заваллиш и др. В 70-е годы Вирсаладзе первой из отечественных пианистов исполнила все фортепианные концерты Моцарта.

Значительное место в творческой деятельности пианистки занимает камерное музицирование. Среди ее постоянных партнеров — Н. Г. Гутман и О. М. Каган, В. В. Третьяков и Э. Бруннер, квартет имени Бородина и др.

Осуществила многочисленные записи, изданные фирмами «Мелодия», «Русский диск», «Live classic» и др.

Педагогическая деятельность

С 1967 года Э.К. Вирсаладзе преподает в Московской консерватории: сначала как ассистент Л. Н. Оборина (до 1970), затем Я. И. Зака (1970-1971). С 1971 ведет собственный класс, с 1977 — доцент, с 1993 — профессор (ученое звание — 1997). В 1995-2011 также преподавала в Мюнхенской Высшей школе музыки и театра. С 2010 — профессор Scuola di musica di Fiesole (Италия). Пианистка дает мастер-классы во многих странах мира.
В числе ее учеников — лауреаты крупнейших международных конкурсов Б. Березовский, Е. Воскресенская, В. Броневецкий, Я. Кацнельсон, А. Володин, Д. Каприн, М. Коломийцева, А. Осминин, Л. Акопова, М. Нахапетов, Т. Черничка, О. Мачератини, Э. Миркасимова и другие.

В течение ряда лет студенты и аспиранты Э.К. Вирсаладзе принимали участие в филармонических концертах абонемента «Вечера с Элисо Вирсаладзе», ежегодно выступая в Большом зале Московской консерватории с исполнением сольных программ и сочинений для фортепиано с оркестром.

Среди концертных программ-монографий последних лет, сыгранных студентами и аспирантами класса Вирсаладзе — сочинения Моцарта в транскрипциях для двух фортепиано (2006), 32 фортепианные сонаты Бетховена (цикл из четырех концертов, 2007/2008), все этюды (2010) и все венгерские рапсодии Листа (2011), фортепианные сонаты Прокофьева (2012) и др.

С 2009 года Вирсаладзе и студенты ее класса регулярно участвуют в абонементных концертах камерной музыки, проводимых в Московской консерватории (проект профессоров Н. Г. Гутман, Э. К. Вирсаладзе и И. М. Кандинской).

Начиная с 1975 года Э. К. Вирсаладзе — член жюри многочисленных международных конкурсов, в их числе — конкурсы имени П. И. Чайковского, имени Королевы Елизаветы (Брюссель), имени Ф. Бузони (Больцано), имени Гезы Анды (Цюрих), имени Вианы да Мота (Лиссабон), имени А. Рубинштейна (Тель-Авив), имени Р. Шумана (Цвиккау) и др.

Воспоминания:

О Л.Н. Власенко: в сб.: Лев Власенко. Статьи, воспоминания, интервью.
М., Издательский дом «Композитор», 2002. С. 24-25.
О М.И. Гринберг: в сб.: Мария Гринберг. Статьи. Воспоминания. Материалы. М., 1987. С. 114-116; «Наследие пианистки»// Там же. С. 289-291.
О Я.И. Заке: «Вдохновенный и строгий художник»// в сб.: Статьи, материалы, воспоминания, М., 1980. С.185.