Сценическая судьба «маленьких трагедий. Особенности композиции комедии «Свои люди – сочтемся» и ее сценическая судьба Значение драматургии Пушкина в развитии русского театра
Министерство образования Российской Федерации
Ульяновский государственный университет
Факультет культуры и искусства
Кафедра филологии
Реферат по курсу: «Теория и история русской литературы»
Тема: «Театральная история «Бесприданницы» А. Н. Островского
Выполнила:
Студентка группы К-11
Вихерева М. А.
Проверил:
Доцент кафедры филологии
Матлин М.Г.
Ульяновск 2009
В 1878 году Н. Островский написал драму «Бесприданница», о которой он говорил своим друзьям: «Это будет сороковое мое оригинальное произведение». Он писал ее около четырех лет.
У «Бесприданницы» странная судьба. Вначале принятая критикой
как заурядная пьеса, она со временем стала общепризнанным шедевром.
Премьера состоялась в Москве и в Петербурге в ноябре 1878 г.
Современник Островского, критик П. Д. Боборыкин, дал пьесе следующее заключение: «В его последней драме все мотивы и положения - стары, взяты из его репертуара и не могут представлять никакого интереса для современного развитого зрителя». Сценическая судьба пьесы опровергла подобное суждение.
Лариса Огудалова молода, красива и талантлива, но у нее нет главного для этого мира - денег. Она - бесприданница. Матушка ее, Харита Игнатьевна, уже выдала замуж двух своих дочерей, теперь очередь Ларисы. Харита Игнатьевна бойка и предприимчива - в их доме бывают богатые и знатные люди, например, Кнуров - миллионер; Паратов - блестящий барин; Вожеватов - богатый купец. Лариса обладает удивительным обаянием и среди мужского населения вызывает восторг. Ее красота никого не оставляет равнодушным. Лариса - девушка не только красивая и талантливая, но еще и обладает одним важным достоинством - богатой душой, стремящейся к высшей духовности. Она любит Паратова, владельца парохода «Ласточка». Он ею увлечен, но не думает делать предложения.
Однажды он уезжает по делам и возвращается женихом невесты «с золотыми приисками». Лариса, устав от ожидания Паратова, решает выйти замуж за Карандышева, мелкого чиновника, ничтожного и тщеславного человека. По случаю помолвки Карандышев приглашает Кнурова, Паратова и Вожеватова. Напоив вином Карандышева, Паратов уговаривает Ларису «поехать с ним на ночь» на «Ласточку». Лариса, поверив в любовь Паратова, соглашается.
На пароходе она отдается ему, но утром он сообщает ей о своей помолвке. Кнуров и Вожеватов бросают жребий, кому она достанется в любовницы. Карандышев стреляет в Ларису, она умирает со словами благодарности. Самой ей не хватило силы броситься в Волгу.
Современники увидели в «Бесприданнице» обличение существующего социального строя жизни, сформированного под влиянием власти денег, но Островский в этой пьесе исследовал также и внутренний мир человека. Пьеса называется «Бесприданница», но драма героини, молодой, красивой, талантливой девушки Ларисы Огудаловой не в том, что она бесприданница. Она хочет изменить свою жизнь и сознательно идет на бедность, решаясь выйти за Карандышева. Ее драма в том, что она не находит в своей среде равных себе по душевному складу. «Я любви искала и не нашла». Вокруг Ларисы хоровод мужчин, по-своему любящих ее. Но что они могут предложить ей?
Кнуров и Вожеватов - деньги, Паратов - наслаждение. Карандышев полагает, что приносит Ларисе в жертву свою честь. Но никто не хочет, да и не может заглянуть в ее душу. Лариса прекрасна именно красотой своей души, все тянутся к ней, всем хочется засвидетельствовать свое присутствие, но все они существуют в мире своих привязанностей, им не дано подняться над уровнем своего существования.
Они все живут в материальной сфере, в своей среде. И в этой среде задыхается Лариса, чья жизнь подчиняется законам души.
Поклонники Ларисы чувствуют ее непохожесть, это и привлекает их. «Ведь в Ларисе Дмитриевне земного, этого житейского, нет», - говорит Кнуров. Но они в меру своих представлений о женщине полагают, что Ларисе нужна роскошь. Лариса названа в пьесе бесприданницей, но она не страдает оттого, что бедна, она даже равнодушна к богатству: соглашается выйти замуж за Карандышева и уехать в деревню, чтобы уйти от меркантильной суеты города. Деньги не принесли бы Ларисе счастья, но оградили бы ее от унижений, которые испытывает бесприданница. Она погибает, потому что была безгранично одинока среди людей, которые хотели от нее каждый своего.
История театральных постановок драмы «Бесприданница».
Первыми исполнительницами роли Ларисы Огудаловой явились
сразу три не просто лучшие, но выдающиеся актрисы эпохи, но, как это ни странно, ни одной из них не удалось создать интересную сценическую интерпретацию.
На премьере Малого театра выступала Г. Н. Федотова. Это была яркая актриса, которой удавались равно и драматические, и комедийные роли. Роль Ларисы в исполнении Федотовой была признана неудачной. Вот некоторые реплики критиков: «Окончательно лишила правды и оригинальности»; «пропасть между мелодраматическим тоном, взятым актрисой, и «всей остальной бытовой средой» сделала лицо актрисы «фальшивым и банальным», и т. д.
Вскоре роль была передана М. Н. Ермоловой. На фоне неудачной игры Федотовой Лариса Ермоловой явно выигрывала. Критика признала Ермолову очень убедительной. Она любила играть в пьесах Островского, и в силу своего трагического темперамента наделяла героинь его пьес нравственной силой, возвышающей их над окружающими.
Но именно из-за особенностей своего таланта она сделала Ларису натурой цельной и бескомпромиссной, решительной и гневно протестующей, что в общем-то изменило характер героини «Бесприданницы», которому были свойственны и слабость, и надрыв, и надлом.
В Петербурге Ларису сыграла М. Г. Савина. Сама Савина была недовольна своей игрой. На гастролях в провинции, куда она возила свои любимые роли, она сыграла «Бесприданницу» три раза и бросила навсегда. В «Бесприданнице» она играла Ларису «слишком идеальной», «слишком непостижимой» с точки зрения здравого смысла.
В Петербурге «Бесприданница» сошла со сцены в 1882 г. и не появлялась на ней 15 лет. В Москве пьеса держалась дольше - до 1891 г. Возобновили «Бесприданницу» на обеих столичных сценах в 1896 и 1897 гг. И к этому времени взгляд на пьесу изменился.
Вера Федоровна Комиссаржевская, выступая в роли Ларисы Огудаловой, сделала эту пьесу самой знаменитой пьесой Островского.
Более того, имя Комиссаржевской - стало частью истории «Бесприданницы». По мнению критика А. В. Амфитеатрова, она сделала для этой роли гораздо больше, чем сам Островский. «Ни Федотова, ни Ермолова, ни Савина не угадали, что такое Лариса, как и Островский не понимал глубины, которую создал». Такова особенность судьбы тех художественных произведений, в которых автор «угадывает» своей художественной интуицией вечные проблемы.
Какой же была Лариса в исполнении Комиссаржевской, для которой эта роль тоже стала особой в ее судьбе? Она, как уже много позже писали критики, - «роль историческая, ибо историю творящая».
Сам Островский и первые исполнительницы видели в судьбе Ларисы
социальную драму.
Лариса, с ее тонкой душой, страдающая от отсутствия любви, гибнет среди людей, озабоченных своими меркантильными и тщеславными интересами. Комиссаржевская была актрисой нового времени, начала XX в., занятого поисками новых форм в искусстве.
Сама актриса говорила, что она, может быть, давала свое понимание Ларисы, а не Островского. Ей интересна «прежде всего обобщенная женская душа со всем вечным, что в ней есть». Другими словами, Комиссаржевская ушла от социального конфликта. Трагедия ее Ларисы не в том, что она бесприданница, а в том, что она душевно одинока среди людей: ей страшно за свою душу, обреченную на страдания. Комиссаржевская играла Ларису «трагически одинокой и трагически обреченной».
Вероятней всего, вся история постановок «Бесприданницы»
может быть разделена на два резко противоположных периода: до Комиссаржевской и после нее.
Из опыта работы. Социально-философская драма М.Горького «На дне»
Цели:
- дать начальное представление о социально-философской драме как жанре драматургии;
- познакомить с идейным содержанием пьесы Горького «На дне»;
- развивать умение анализировать драматическое произведение.
Задачи:
- определить философский смысл названия пьесы Горького «На дне»;
- выяснить авторские приемы передачи атмосферы духовного разобщения людей, раскрытия проблемы мнимого и реального преодоления унизительного положения, сна и пробуждения души.
Ход уроков
I. Вступительное слово.
1. Учитель. Горький стал новатором не только в русском романтизме, но и в драматургии. Оригинально он сказал о новаторстве Чехова, который «убивал реализм» (традиционной драмы), поднимая образы до «одухотворенного символа». Но и сам Горький следовал за Чеховым.
Драме Горького в 2007 году исполняется 105 лет (премьера состоялась 18 декабря старого стиля 1902 года в Московском Художественном театре); с тех пор пьеса ставилась, экранизировалась в России и за границей многократно, ей посвящены десятки критических, научных работ, но вряд ли кто-нибудь рискнет утверждать, что даже сегодня об этом произведении известно все.
2. Индивидуальное сообщение учащегося «Сценическая судьба пьесы Горького «На дне».
В архиве МХАТа хранится альбом, содержащий свыше сорока фотографий, сделанных художником М. Дмитриевым в нижегородских ночлежках. Они служили наглядным материалом для актеров, гримеров и костюмеров при постановке пьесы в МХТ Станиславским.
На некоторых фотографиях рукой Горького сделаны замечания, из которых следует, что многие из персонажей «На дне» имели реальных прототипов в среде нижегородского босячества. Все это говорит о том, что и автор, и режиссер для достижения максимального сценического эффекта стремились, прежде всего, к жизненной достоверности.
Премьера «На дне», состоявшаяся 18 декабря 1902 г., имела феноменальный успех. Роли в пьесе исполняли: Сатин – Станиславский, Лука – Москвин, Барон – Качалов, Наташа – Андреева, Настя – Книппер.
Такое соцветие знаменитых актеров плюс оригинальность авторского и режиссерского решения дали никем не ожидаемый результат. Слава «На дне» сама по себе является своеобразным культурно-общественным феноменом начала XX века и не имеет себе равных во всей истории мирового театра.
«Первое представление этой пьесы было сплошным триумфом, – писала М. Ф. Андреева. – Публика неистовствовала. Вызывали автора несчетное число раз. Он упирался, не хотел выходить, его буквально вытолкнули на сцену».
21 декабря Горький писал Пятницкому: «Успех пьесы – исключительный, я ничего подобного не ожидал...» Сам Пятницкий писал Л. Андрееву: «Драма Максимыча – восторг! Он как оглоблей хватит ею по лбу всех тех, кто толковал об упадке его таланта». «На дне» высоко оценил А. Чехов, который писал автору: «Она нова и несомненно хороша. Второй акт очень хорош, это самый лучший, самый сильный, и я когда читал его, особенно конец, то чуть не подпрыгивал от удовольствия».
«На дне» – первое произведение М. Горького, которое принесло автору мировую славу. В январе 1903 г. премьера пьесы состоялась в Берлине в театре Макса Рейнгардта в постановке режиссера Рихарда Валлетина, исполнившего роль Сатина. В Берлине пьеса выдержала 300 спектаклей подряд, а весной 1905 г. отметили ее 500-е представление.
Многие из современников отмечали в пьесе характерную черту раннего Горького – грубоватость.
Одни называли ее недостатком. Например, А. Волынский после спектакля «На дне» писал Станиславскому: «У Горького нет того нежного, благородного сердца, поющего и плачущего, как у Чехова. Оно у него грубовато, как бы недостаточно мистично, не погружено в какую-то благодать».
Другие видели в том проявление недюжинной цельной личности, пришедшей из народных низов и как бы «взорвавшей» традиционные представления о русском писателе.
3. Учитель. «На дне» – программная для Горького пьеса: создававшаяся на заре только что наступившего XX столетия, она выразила многие его сомнения и надежды в связи с перспективами человека и человечества изменить себя, преобразить жизнь и открыть необходимые для того источники творческих сил.
Это заявлено в символичном времени действия пьесы, в ремарках первого акта: «Начало весны. Утро». О том же направлении раздумий Горького красноречиво свидетельствует его переписка.
Накануне Пасхи 1898 года Горький многообещающе приветствовал Чехова: «Христос воскресе!», а вскоре написал И. Е. Репину: «Я не знаю ничего лучше, сложнее, интереснее человека. Он – все. Он создал даже Бога... Я уверен, что человек способен бесконечно совершенствоваться, и вся его деятельность – вместе с ним тоже будет развиваться... из века в век. Верю в бесконечность жизни, а жизнь понимаю как движение к совершенству духа».
Через год в письме к Л. Н. Толстому он почти дословно повторил этот принципиальный для себя тезис в связи с литературой: «Даже великая книга только мертвая, черная тень слова и намек на истину, а человек – вместилище Бога живого. Бога же я понимаю как неукротимое стремление к совершенствованию, к истине и справедливости. А потому – и плохой человек лучше хорошей книги».
4. А каковы ваши впечатления от прочитанной пьесы Горького?
II. Работа по теме урока. Работа с текстом пьесы Горького.
1. Как вы понимаете название пьесы: «На дне»?
Учитель. Как соединял Горький веру в человека – «вместилище Бога живого», способного «бесконечно совершенствоваться», веру в жизнь – «движение к совершенствованию духа» – и прозябание «На дне жизни» (таков один из вариантов названия драмы)?
Не кажутся ли его слова в сравнении с персонажами пьесы издевательством над человеком, а ее персонажи на фоне этих слов – карикатурой на человечество?
Нет, поскольку перед нами две стороны единого мироощущения Горького: в письмах – идеальные порывы, в творчестве – художественное исследование людских возможностей.
Богочеловек и «дно» – контрасты, а контраст заставлял искать невидимые, но существующие тайные законы бытия, духа, способные «гармонизировать нервы», изменить человека «физически», вырвать его со дна и вернуть «в центр процесса жизни».
Эта философия реализована в системе образов, композиции, лейтмотивах, символике, в слове пьесы.
Дно в пьесе многозначно и, как многое у Горького, символично. В названии соотнесены обстоятельства жизни и душа человека.
Дно – это дно жизни, души, крайняя степень падения, ситуация безысходности, тупика, сравнимая с той, о которой Мармеладов Достоевского с горечью говорил – «когда некуда больше идти».
«Дно души» – это сокровенное, далеко запрятанное в людях. «Выходит: снаружи, как себя ни раскрашивай – все сотрется», – констатировал Бубнов, вспомнив яркое, раскрашенное в прямом и переносном смысле свое прошлое, и вскоре, обратившись к Барону, уточнил: «Что было – было, а остались – одни пустяки...»
2. Что вы скажете о месте действия? Каковы ваши впечатления от обстановки, в которой происходят основные события?
Ночлежка Костылевых напоминает тюрьму, недаром обитатели ее поют тюремную песню «Солнце всходит и заходит». Попавшие в подвал принадлежат к различным слоям общества, но участь у всех одна, они отщепенцы общества, и никому не удается выбраться отсюда.
Важная деталь: внутри ночлежного дома не так мрачно, холодно и тревожно, как снаружи. Вот описание внешнего мира в начале третьего акта: «Пустырь – засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауэр. Он закрывает небо... Вечер, заходит солнце, освещая брандмауэр красноватым светом».
На дворе ранняя весна, недавно сошел снег. «Холодище собачий...», – говорит, поеживаясь, Клещ, входя из сеней. В финале на этом пустыре повесился Актер.
Внутри все-таки тепло и здесь живут люди.
– Кто они?
3. Викторина по содержанию произведения.
А) Кто из персонажей пьесы «На дне»...
1) …заявляет, что у него, «кажется, нет характера»? (Барон.)
2) ...не хочет примириться с жизнью на «дне» и заявляет:
«Я рабочий человек... и с малых лет работаю... Вылезу... Кожу сдеру, а вылезу»?
(Клещ.)
3) ...мечтал о такой жизни, «чтобы самому себя можно было уважать»? (Пепел.)
4) ...живет мечтами о большой, настоящей человеческой любви? (Настя.)
5) ...верит, что на том свете ей будет лучше, а все же хочет хотя бы еще немного на этом свете пожить? (Анна.)
6) ...«лег среди улицы, играет на гармошке и орет: «Ничего не хочу, ничего не желаю»? (Сапожник Алешка.)
7) ...говорит человеку, который предлагал ей выйти за него замуж: «... замуж бабе выйти – все равно как зимой в прорубь прыгнуть»? (Квашня.)
8) ...прикрываясь служением богу, грабит людей! «...и я на тебя полтинку накину, – маслица в лампадку куплю... и будет перед святой иконой жертва моя гореть...»? (Костылев.)
9) ...возмущается: «И зачем разнимают людей, когда они дерутся? Давать бы им бить друг друга свободно... стали бы меньше драться, потому побои-то помнили бы дольше...»? (Полицейский Медведев.)
10) ...очутился в ночлежке потому, что ушел от своей жены, боясь убить ее, ревнуя к другому? (Бубнов.)
11) ...всех утешал красивой ложью, а в трудную минуту «исчез от полиции... яко дым от огня...»? (Странник Лука.)
12) ...избитая, ошпаренная кипятком, просит, чтобы ее забрали в тюрьму? (Наташа.)
13) …утверждал: «Ложь – религия рабов и хозяев... Правда – бог свободного человека!»? (Сатин.)
Б) Какие обстоятельства привели в ночлежку Костылева каждого из них?
1) Бывшего чиновника в казенной палате? (Барон за растрату казенных денег попал в тюрьму, а затем оказался в ночлежке.)
2) Сторожа на даче? (Ночлежка для Луки – лишь один из пунктов его странствий.)
3) Бывшего телеграфиста? (Сатин из-за сестры «убил подлеца в запальчивости и раздражении», попал в тюрьму, после тюрьмы оказался в ночлежке.)
4) Скорняка? (Бубнов некогда был владельцем собственной мастерской; уйдя от жены, лишился «своего заведения» и оказался в ночлежке.)
Учитель. Эти люди вынуждены жить в одном помещении, что только тяготит их: они не готовы хоть чем-то помочь друг другу.
– Перечитайте начало пьесы (до появления Луки в ночлежке).
1. Горький передал устойчивость отчуждения людей в форме полилога, составленного из не стыкующихся друг с другом реплик. Все реплики звучат из разных углов – предсмертные слова Анны чередуются с выкриками ночлежников, играющих в карты (Сатин и Барон) и в шашки (Бубнов и Медведев):
Анна. Не помню – когда я сыта была…. Всю жизнь в отрепьях ходила... всю мою несчастную жизнь... За что?
Лука. Эх ты, детынька! Устала? Ничего!
Актер (Кривому Зобу). Валетом ходи... валетом, черт!
Барон. А у нас – король.
Клещ. Они всегда побьют.
Сатин. Такая у нас привычка...
Медведев. Дамка!
Бубнов. И у меня... н-ну...
Анна. Помираю, вот...
2. В отдельных репликах выделяются слова, имеющие символическое звучание. Слова Бубнова «а ниточки-то гнилые» намекают на отсутствие связей между ночлежниками. Бубнов замечает о положении Насти: «Ты везде лишняя». Это еще раз указывает на то, что жильцы Костылева с трудом «терпят» друг друга.
3. Изгои общества отвергают многие общепринятые истины. Стоит, например, Клещу сказать, что ночлежники живут без чести и совести, как Бубнов ответит ему: «На что совесть? Я – не богатый», а Васька Пепел приведет слова Сатина: «Всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, не выгодно иметь-то ее».
5. Чем отличается атмосфера 2 и 3-го актов от 1-го?
Учащиеся размышляют, приводя примеры из текста.
Атмосфера 2 и 3 актов другая по сравнению с 1. Возникает сквозной мотив ухода обитателей ночлежки в какой-то иллюзорный мир. Обстановка изменяется с появлением странника Луки, который своими «сказками» возрождает в душах ночлежников мечты и надежды.
Беспаспортный бродяга Лука, которого много «мяли» в жизни, пришел к выводу, что человек достоин жалости, и щедро одаряет ею ночлежников. Он выступает как утешитель, желающий ободрить человека или же примирить его с безрадостным существованием.
Умирающей Анне старик советует не бояться смерти: она ведь несет покой, которого вечно голодная Анна никогда не знала. Спившемуся актеру Лука внушает надежду на излечение в бесплатной лечебнице для алкоголиков, хотя знает, что такой лечебницы нет. Ваське Пеплу он говорит о возможности начать новую жизнь вместе с Наташей в Сибири.
Но все это лишь утешительная ложь, которая только на время может успокоить человека, приглушив тяжелую реальность.
Это понимают и ночлежники, но с удовольствием слушают старика: им хочется верить его «сказкам», в них просыпаются мечты о счастье.
Бубнов. И чего это... человек врать так любит? Всегда – как перед следователем стоит... право!
Наташа. Видно, вранье-то... приятнее правды... Я – тоже...
Наташа. Выдумываю... Выдумываю и – жду...
Барон. Чего?
Наташа (смущенно улыбаясь). Так... Вот, думаю, завтра... приедет кто-то... кто-нибудь... особенный... Или случится что-нибудь... тоже – небывалое... Подолгу жду... всегда – жду... А так... на самом деле – чего можно желать?
В репликах ночлежников ощущается обманчивое освобождение от обстоятельств. Круг существования будто замкнулся: от равнодушия – к недостижимой мечте, от нее – к реальным потрясениям или к гибели (умирает Анна, убит Костылев). Между тем именно в этом состоянии героев драматург находит источник их душевного перелома.
III. Итог уроков.
– Сделайте обобщение: в чем особенности драмы Горького – в развитии действия, в содержании?
Это пример социально-философской драмы. Как вы понимаете это определение?
В пьесе «На дне» автор не ограничился только изображением характерных социально-бытовых сторон русской действительности. Это не бытовая, а социально-философская пьеса, в основе которой лежит спор о человеке, его положении в обществе и отношении к нему. И в споре этом (в той или иной мере) участвуют почти все обитатели ночлежки.
Индивидуально: проблема Человека в пьесе Горького «На дне».
3) Выучить наизусть знаменитые монологи Сатина о правде и о человеке (акт 4).
Учащийся, подготовившийся к уроку самостоятельно, читает стихотворение Н. Заболоцкого “Не позволяй душе лениться”.
Комедия «Свои люди - сочтемся» имеет свою четко определенную композицию. В начале комедии мы не видим экспозиции: автор не рассказывает нам краткую предысторию того, о чем будет идти речь в произведении.
Композиция комедии
Непосредственное начало комедии - завязка: читатель видит молодую девушку Липочку, которая безумно желает стать замужней женщиной, и не без протеста соглашается на предложенную своим отцом кандидатуру - приказчика Подхалюзина. В каждой комедии присутствует так называемая движущая сила, зачастую это главный герой, который часто занимает контрапозицию к большинству действующих лиц, либо своим активным участием, способствует острому развитию сюжетной линии.
В пьесе «Свои люди - сочтемся» такой статус имеет купец Большов, который при поддержке своих родных придумал финансовую авантюру и внедрил ее в действие. Наиболее важно частью композиции является кульминация в комедии - та часть произведения, где действующие лица переживают максимальный накал эмоций.
В данной пьесе кульминацией служит эпизод, в котором Липочка открыто занимает сторону своего мужа и говорит отцу о том, что они не заплатят за его кредиты ни копейки. За кульминацией следует развязка - логический исход событий. В развязке авторы подводят итоги всей комедии, разоблачают всю ее суть.
Развязкой «Свои люди - сочтемся» является попытка Подхалюзина поторговаться с кредиторами отца своей жены. Некоторые литераторы для достижения максимального драматического момента своевольно вводят в комедию немую финальную сцену, которая окончательно замыкает действие.
Но Александр Островский использует другой прием - Подхалюзин остается верным своим принципам о последнего, обещая вместо скидки кредитора, не обсчитывать его в будущем собственном магазине.
Сценическая судьба пьесы
Всем известно, что пьесы в отличие от других жанров литературы трансформируются в другой, не менее важный вид искусства - театр. Однако не все пьесы имеют сценическую судьбу. Существует множество факторов, которые способствуют или препятствуют постановкам пьес на подмостках театров. Главным критерием, определяющим жизнеспособность пьесы в будущем, является ее актуальность тем, освещаемых автором.
Пьеса «Свои люди - сочтемся» была создана в 1849 году. Однако долгие одиннадцать лет царская цензура не давала разрешения на ее постановку в театре. Впервые «Свои люди - сочтемся» была поставлена актерами Воронежского театра в 1860 году. В 1961 году государственная цензура внесла свои изменения в пьесу и разрешила ее постановку в театрах империи в отредактированном варианте.
Такая редакция сохранилась до конца 1881 года. Следует отметить, что когда знаменитый режиссер А. Ф. Федотов в 1872 году позволил себе дерзость и поставил пьесу в первоначальной форме в своем Народном театре, этот театр уже через несколько дней был навсегда закрыт по указу императора.
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
II
«Состояние горьковского репертуара в наших театрах внушает серьезную тревогу. Казалось бы, такие спектакли, как „Егор Булычов“ у вахтанговцев, „Враги“ в МХАТ и многие другие постановки, давно опровергли легенду о несценичности пьес Горького. Между тем в последнее время начали раздаваться голоса, что зритель, мол, Горького не смотрит, что интерес к его драматургии пропал. Количество новых постановок сократилось, пьесы быстро сходят с репертуара».
Так начиналось письмо С. Бирман, Б. Бабочкина, П. Васильева и других театральных деятелей в редакцию «Советской культуры», опубликованное газетой 3 января 1957 года.
Горького, отмечалось в письме, «нередко включают в репертуар „по разверстке“, потому, что „так нужно“, без доверия к нему как художнику, без увлеченности. И вот появилась целая серия спектаклей, лишенных творческих поисков, повторяющих с теми или иными вариациями классические театральные образцы, созданные четверть века, а то и полвека назад. Отсутствие психологической глубины образов, плоское, одноплановое решение характеров, ослабление напряженности конфликтов делают многие спектакли серыми и будничными».
За долгие годы сотрудничества Горького с театром случалось всякое. Но никогда еще, пожалуй, вопрос о сценической судьбе горьковских пьес не ставился так остро и резко. Для этого были более чем веские основания. Достаточно сказать, что за военные и какие-нибудь семь-восемь первых послевоенных лет количество премьер, поставленных по произведениям Горького российскими театрами, сократилось в пять-шесть раз.
Театральная критика шестидесятых годов также сетует на наличие большого количества сценических штампов при постановке горьковских пьес. Обязательной принадлежностью «купеческого» или «мещанского» спектакля, отмечает она, стали массивный иконостас, самовар, тяжеловесная мебель в тщательно выгороженных интерьерах, подделка под волжский говор в речи героев, характерности, общий замедленный ритм и т. п. Сама интерпретация пьес часто оказывается столь же трафаретно-тяжеловесной, неживой. «В разных городах и разных театрах, – читаем в одной из статей, – начали появляться спектакли, не претендующие ни на какую самостоятельность мысли, так сказать, воспроизводящие „классические образцы“, оставаясь при этом бледными, упрощенными копиями оригиналов»26
Балатова Е. В мире Горького. – Театр, 1964, №8, с. 25
В качестве примеров приводились постановки «Егора Булычова» в Омске, Казани, Орле… Спектакль «На дне» в Тульском театре оказался «вялым слепком с мхатовской постановки».
В самом МХАТе пьеса «На дне», сыгранная 8 октября 1966 года в 1530-й раз, оказалась хотя и не вялым, но все же слепком с прославленной постановки 1902 года. Костылёва, Василису, Наташу, Пепла, Клеща, Актёра, Татарина, Алёшку – в первый раз сыграли В. Шиловский, Л. Скудатина, Л. Земляникина, В. Пешкин, С. Десницкий, Н. Пеньков, В. Петров. Луку по-прежнему играл Грибов. Об их игре Г. Борисова отозвалась так:
«Прекрасный спектакль создала молодежь – очень горячий, искренний, насыщенный, талантливый. Освежились краски спектакля, и он зазвучал, заискрился заново…»27
Театральная жизнь, 1966, №2, с. 1
Другой рецензент – Ю. Смелков – был сдержаннее на похвалу и ближе к действительному положению дел. Он не отрицал профессионального мастерства молодых актеров, отмечал, что они освоили характерность, найденную их предшественниками, прибавили кое-какие свои детали, были органичными и темпераментными. «Но, странное дело, – недоумевал он, – эмоции, которые щедро тратились на сцене, не перелетали через рампу. Новой жизнью спектакль не зажил, нового смысла в нем не оказалось…» По его словам, молодые актеры боролись не за свой собственный молодежный спектакль, не за современное истолкование классической пьесы, а «за право скопировать найденное шестьдесят лет назад»28
Смелков Ю. Чем вы живете? – Театр, 1967, №3, с. 17
Молодежному спектаклю МХАТа недоставало. едва ли не самого главного – творческого, самостоятельного прочтения пьесы.
В критической литературе тех лет отмечался еще один довольно распространенный недостаток в постановке пьес Горького – это исключительная ориентированность на прошлое. Так, В. Сечин критиковал Свердловский драматический театр за то, что в спектакле «Мещане» мещанство трактовалось «прежде всего, и почти исключительно – как социальное явление исторического прошлого». Автор статьи убежден, что сегодня мещанин интересен «не только как представитель некоего слоя в классовом обществе, но и как моральная категория, носитель определенной человеческой нравственности и жизненной философии. Не все нити мещанства оборваны революцией, кое-какие – весьма существенные – протянулись из дома Бессемёновых и в наши малогабаритные и крупногабаритные квартиры»29
Сечин В. Горький «по-старому». – Театр, 1968, №5, с. 17.
В том же грехе он винит и Горьковский (Нижегородский) драматический театр за постановку «Фальшивой монеты». Е. Балатова, касаясь этого вопроса, в статье «В мире Горького» подчеркивала: «Во многих постановках обличительная сила драматургии Горького упорно направлялась в прошлый век. В ненавистных ему „мещанах“, „дачниках“, „варварах“ усматривалось лишь изображение мерзостей минувшего – не больше. Горьковский спектакль все чаще превращался в иллюстрацию к учебнику истории»30
Театр, 1964, №8, с. 25.
Об ориентации на прошлое при постановке горьковских пьес говорилось и раньше. Д. Золотницкий, к примеру, в статье «Современно для современников» отмечал, что режиссеры и критики «с редким для них единодушием расценивали горьковские пьесы как произведения ò прошлом, об очень далеком и безвозвратно ушедшем «проклятом прошлом». Была даже выпущена книга о Горьком-драматурге, куда вверстали две сотни фотоснимков с подписями: «Консерватор начала XX века», «Либерал начала XX века…»31
Театр, 1957, №4, с. 73.
. (Речь идет, очевидно, о книге М. Григорьева «Горький – драматург и критик». М., 1946.)
Ориентированностью на прошлое, как мы видели, было характерно и преподавание в школе.
Таким образом, к началу шестидесятых годов театральная общественность отчетливо осознала необходимость в новом прочтении Горького. Сценическая история горьковских произведений в нашем театре за последнюю четверть века – это история поисков, ошибок, заблуждений, радостей и огорчений на пути к современности.
Особенно поучительна сценическая история пьесы «На дне». На то имеются особые причины.
По летописи, составленной С. С. Даниловым, можно заключить, что до революции почти каждый театральный сезон приносил две-три премьеры пьесы «На дне» в провинциальных театрах России32
Данилов С. С. Материалы к летописи постановок произведений Горького на сцене. – В кн.: Данилов С. С. Горький на сцене. Л.; М., 1958, с. 189-252. Работу С. С. Данилова продолжила Е. Г. Балатова. Её «материалы» доведены до 1962 года. См.: Балатова Е. Г. Материалы к летописи горьковских спектаклей (1957-1962). – Горьковские чтения, 1961-1963. М., 1964.
Устойчивый интерес к пьесе сохранился и в годы гражданской войны и в первое десятилетие после Октября. Так, в 1917 году были постановки в рижском театре «Комедия» и в петроградском Театре союза драматических театров. 8 ноября 1918 года пьеса шла на сцене Александрийского театра. В 1920 году осуществлены постановки в Казани, на белорусской национальной сцене, в Киевском академическом украинском театре. Позднее отмечаются постановки в Баку, в ленинградском театре «Комедия» с участием Москвина (1927).
Что же касается московских театров, то в них, если верить данным, представленным Могилевским, Филипповым и Родионовым33
Могилевский А. И., Филиппов Вл., Родионов А. М. Театры Москвы. 1917-Г927. М., 1928.
Пьеса «На дне» за 7 послеоктябрьских театральных сезонов выдержала 222 постановки и по числу зрителей заняла четвертое место – 188425 человек. Это достаточно высокий показатель. Для сравнения укажем, что «Принцессу Турандот», побившую рекорд по числу постановок – 407, просмотрело 172 483 зрителя. «Синяя птица» ставилась 288 раз, «Ревизор» – 218, «Двенадцатая ночь» – 151, «Горе от ума» – 106.
Кроме Художественного театра пьесу «На дне» ставил Рогожско-Симоновский («районный») театр, где она в годы гражданской войны шла чаще других пьес.
Короче говоря, в двадцатые годы пьеса «На дне» пользовалась большой популярностью и в Москве и на периферии. Однако в последующее десятилетие внимание к ней значительно ослабевает. Начиная с 1928 по 1939 год С. С. Данилов не отметил ни одной. премьеры. Сократилось количество постановок и в самом МХАТе. Знаменитый спектакль вновь оживет только в 1937 году, после 35-летнего юбилея своего пребывания на сцене. Нельзя сказать, чтобы эта пьеса сошла совсем со сцены. Её ставили, например, в Свердловском театре драмы, в Нижегородском – Горьковском драмтеатре и некоторых других. Но все же следует признать, что для «На дне» это была самая глухая пора.
В конце тридцатых годов интерес к пьесе поднимется вновь, но не надолго. Ее можно было видеть на сценах Рязани, Ульяновска, Сталинграда, Одессы, Томска, Челябинска, Барнаула и некоторых других городов34
См. об этом: Левин М. Б. Сценический путь «На дне». – В кн.: «На дне». Материалы и исследования. М., 1947.
К этому же времени относится и постановка Ф. Н. Каверина в Московском драматическом театре на Б. Ордынке. Любопытно отметить, что в большинстве постановок этого времени Лука был «занижен». Он трактовался чаще всего плоско и однопланово: лжец-утешитель, жулик. Чтобы дискредитировать Луку, Ф. Н. Каверин, например, вводит в свой спектакль ряд сценок, не написанных Горьким: сбор денег на похороны Анны, кража этих денег Лукой35
Подробную характеристику постановки «На дне» Ф. Н. Кавериным дает Л. Д. Снежницкий в статье «Режиссерские искания Ф. Н. Каверина». – В кн.: Каверин Ф. Н. Воспоминания и театральные рассказы. М., 1964.
Рецензенты и критики тех лет подталкивали театры именно в этом направлении, требовали от артистов, исполняющих роль Луки, разоблачения героя, больше хитрецы, пронырливости, жуликоватости и т. д.
Дискредитировали, «снижали» Луку и чисто комедийными приемами. Так, в Крымском гостеатре Лука был показан суетящимся, нескладным старикашкой, а в Челябинском драматическом театре – комичным и забавным. В таком же водевильном плане представил Луку Томский драмтеатр. Разоблачительная тенденция по отношению к Луке, освященная авторитетом самого Горького и подхваченная критикой тех лет, стала рассматриваться едва ли не единственно правильной и оказала известное влияние на некоторых исполнителей этой роли в Художественном театре, например на М. М. Тарханова.
Спектакли с разоблаченным Лукой недолго продержались на сценах театров. После двух-трех лет в сценической истории горьковской пьесы опять возникла пауза, которая продолжалась почти пятнадцать лет (это, разумеется, не относится к Художественному театру).
В первой половине пятидесятых годов интерес к пьесе оживает вновь. Её ставят в Кировограде, Минске, Казани, Ярославле, Риге, Ташкенте и некоторых других городах. В последующие пять-шесть театральных сезонов премьер этого спектакля было едва ли не больше, чем за предшествующие два десятка лет. Л. Вивьен и В. Эренберг в 1956 году создают новую постановку пьесы «На дне» в Ленинградском государственном академическом театре драмы им. А. С. Пушкина, которая явилась событием в художественной жизни тех лет. В 1957 году пьесу ставят Воронежский, Грузинский, Калининский театры и театр Коми АССР. Позднее новые постановки осуществляются в Пскове, Уфе, Майкопе и других городах.
В 60-е годы, в преддверии столетнего юбилея писателя, количество постановок горьковских пьес в театрах страны значительно возросло. Повысился интерес и к пьесе «На дне». В связи с этим с новой остротой встал вопрос и о том, как играть эту знаменитую пьесу, в особенности роль Луки. Следует учесть, что к этому времени постановка Станиславского и Немировича-Данченко в Московском Художественном театре для некоторых театральных деятелей уже перестала казаться неоспоримым образцом. Они стали задумываться над тем, чтобы найти новый, более современный подход к пьесе.
На юбилейной театральной конференции, проходившей на родине писателя, в г. Горьком, известный театральный критик Н. А. Абалкин заявил, что если идти навстречу Горькому, то «надо усилить в образе Луки то, что было задумано автором, – обличение вредоносности утешительства»36
Театр, 1969, №9, с. 10.
Н. А. Абалкин четко сформулировал ставшую традиционной разоблачительную концепцию. Однако далеко не все артисты, режиссеры и театральные критики следовали по этому пути. Не желали они копировать и классический мхатовский спектакль.
Суждения Л. П. Варпаховского не бесспорны, но бесспорно и вполне оправдано его желание нового сценического воплощения пьесы. Оно было частично осуществлено им в его постановке пьесы «На дне» в Киевском театре имени Леси Украинки. В своем спектакле он попытался уйти от традиционного историко-бытового решения темы и уже самим оформлением придал пьесе несколько обобщенный характер. Вместо хрестоматийной костылёвской ночлежки со всеми её атрибутами, знакомыми всему миру по сцене Художественного театра, перед зрителем предстали ярусы нар, сколоченная из грубых досок огромная клеть со множеством ячеек. В ячейках, как в мертвых сотах, люди. Они смяты жизнью, выброшены из нее, но еще живы и надеются на что-то. Очень необычен Лука – В. Халатов, мощный, широкоплечий, тяжеловесный, решительный… От привычной мягкости Луки не осталось и следа. Он пришел в ночлежку не утешать, а возбуждать людей. Он никак не похож на «мякиш для беззубых». Неугомонный и деятельный Лука – Халатов как бы силится сдвинуть с места эту громоздкую деревянную клеть, расширить темные узкие проходы ночлежки.
Критика, в общем, благожелательно отнеслась к попытке по-новому прочесть пьесу Горького, но осталась недовольна образом Сатина. Е. Балатова писала:
«Этот спектакль мог бы стать примером истинно нового прочтения пьесы, если бы в нем не ощущалось отсутствие одного существеннейшего звена. Все течение событий подводит нас к сатинскому „гимну человеку“, но, явно убоявшись откровенной патетики этого монолога, режиссер „сдержал“ его настолько, что он оказывается не менее заметным моментом спектакля. Да и вообще фигура Сатина отходит на второй план. Неудача достаточно знаменательная, обращает нас к вопросу о том, что героике горьковского театра, стертой многолетними хрестоматийными штампами, тоже необходимо искать сегодняшнее, новое, свежее решение»38
Театр, 1964, №8, с. 34.
Замечание критика вполне справедливо и своевременно.
Спектакль киевлян можно назвать экспериментальным. Но в этом отношении киевляне были не одиноки. Задолго до них интересную поисковую работу провел Ленинградский театр драмы имени А. С. Пушкина, когда готовил вышеупомянутую постановку «На дне».
Непривычно скромно, бесшумно, без широковещательных афиш, без рекламных газетных интервью вошел в репертуар Ленинградского академического театра драмы им. А. С. Пушкина в театральном сезоне 1956-57 г. спектакль «На дне» в постановке Л. Вивьена и В. Эренберга. Шел он не часто, но был замечен. Тогдашних зрителей и критиков поразил прежде всего ярко выраженный гуманистический подтекст спектакля, стремление донести до людей излюбленную горьковскую мысль о том, что «все в человеке, все для человека». Спектакль, к сожалению, не был ровным, но благодаря прекрасной игре Симонова (Сатин), Толубеева (Бубнов), Скоробогатова (Лука) на первый план выступала идея о том, что, как бы не унижался человек, истинно человеческое все равно прорвется в нем и возьмет верх, как прорвалось оно в спектакле в монологах Сатина, в пляске Бубнова, в веселом озорстве Алёшки…
Романтически приподнятому, оптимистическому звучанию спектакля способствовало и его оформление. Перед началом каждого действия в свете притушенных, мерцающих огней зрительного зала раздавались широкие, вольные русские песни, как бы раздвигающие театральные кулисы, навевающие мысли о волжских просторах, о какой-то иной жизни, нежели жизнь «никудышников». Да и сама сцена не создавала впечатления каменного мешка, замкнутого со всех сторон пространства. От тяжелых кирпичных сводов костылёвской ночлежки, хорошо знакомых каждому по знаменитым декорациям Художественного театра, остались лишь стояк да небольшая часть подвального свода. Сам же потолок исчез, как бы растворился в сизом мраке. Огибающая стояк грубая дощатая лестница уводит вверх, на воздух.
Постановщики и артисты стремились показать не только ужасы «дна», но и то, как в этих почти нечеловеческих условиях медленно, но неуклонно зреет, накапливается чувство протеста. Н. Симонов, по свидетельству рецензентов, играл думающего и остро чувствующего Сатина. Ему во многом удалось передать само рождение мысли у героя о достоинстве, силе, гордости человека.
Бубнов в исполнении Толубеева, как писали тогда, ничего общего не имел с тем хмурым, озлобленным, циничным комментатором происходящего, каким частенько изображали этого персонажа в других спектаклях. Некоторым показалось, что в нем «пробуждается этакий нестареющий Алёшка». Необычной оказалась и трактовка Луки К. Скоробогатовым.
К. Скоробогатов – давний и стойкий поклонник таланта Горького-драматурга. Еще до войны он играл И Булычова и Достигаева в Большом драматическом театре, и Антипу («Зыковы») в Академическом театре драмы имени А. С. Пушкина. Играл он и Луку, но в постановке 1956 года считал эту роль итоговой. Недаром в одной из статей Скоробогатов признавался: «Пожалуй, никакой другой образ не мог дать столь благородный материал для философских обобщений, как этот»39
Скоробогатов К. Мой Горький. – Нева, 1968, №11, с. 197.
Лука К. Скоробогатова неприхотлив, деловит, смел, несуетлив и человечен. В его отношении к людям нет никакого лукавства. Он убежден, что жизнь организована ненормально, и искренне, от всей души хочет помочь людям. Исполнитель слова героя: «Ну-ка хоть я помету здесь», – трактовал аллегорически: «Ну-ка хоть я почищу ваши души». Скоробогатов и раньше был весьма далек от внешнего разоблачения «лукавого старца», а теперь его Лука, читаем в. одной из рецензий, обманывает и утешает вдохновенно, как поэт, сам верящий в свой вымысел и заразительно воздействующий на простых, бесхитростных, чистосердечных слушателей.
Почин ленинградцев оказался заразительным. В шестидесятые годы, кроме киевлян, новые пути к пьесе ищут в Архангельске, Горьком, Смоленске, Кирове, Владивостоке и других городах. К этому же времени относится и. постановка «На дне» в московском «Современнике». Без преувеличения можно сказать, что никогда еще в наших театрах эта пьеса не подвергалась столь широкому экспериментированию, как в это время. Другой вопрос, насколько это экспериментирование носило осознанный и теоретически обоснованный характер, но стремление отойти от хрестоматийного образца мхатовцев отчетливо просматривалось во многих постановках.
Так, во Владивостокском драмтеатре пьеса «На дне» была сыграна как поединок правды и лжи. Режиссер спектакля В. Голиков весь ход действия и само оформление подчинил известному высказыванию А. М. Горького об идейном содержании пьесы: «…Основной вопрос, который я хотел поставить, это – что лучше: истина или сострадание? Что нужнее?» Эти слова звучали из-за занавеса перед началом спектакля своего рода эпиграфом ко всей постановке. Сопровождались они небольшой, но многозначительной паузой и завершались истошным человеческим криком. На сцене вместо нар – обтянутые суровым полотном кубы разной величины. От середины сцены вверх чуть ли не до самых колосников устремлялась лестница. Она служила как бы знаком, символом глубины того «дна», где оказались герои. Бытовые аксессуары сведены к минимуму. Признаки ночлежной нищеты даны условно: дырявые перчатки у Барона, грязное кашне на шее Актёра, в остальном в костюмах – чистота. В спектакле все – будь то события, герои, декорация – рассматривается как аргумент в споре.
Лука в исполнении Н. Крылова – не лицемер и не эгоист. В нем нет ничего такого, что «заземляло» бы этот образ. По словам Ф. Черновой, рецензировавшей этот спектакль, Лука Н. Крылова – благостный, с белоснежной сединой и в чистой рубашечке старичок. Он искренне хотел бы помочь людям, но, умудренный жизнью, знает, что это невозможно, и отвлекает их усыпляющей мечтой от всего тягостного, горестного, грязного. «Ложь такого Луки, не отягощенная никакими личными пороками её носителя, предстает как бы в чистом виде, в самом „благостном“ варианте. Оттого вывод о гибельности лжи, вытекающий из спектакля, – заключает рецензент, – приобретает значение истины непреоборимой»40
Чернова Ф. Поединок правды и лжи. – Театральная жизнь, 1966, №5, с. 16.
Однако интересно задуманный спектакль таил в себе большую опасность. Дело в том, что постановщики и артисты не столько искали истину, сколько демонстрировали тезис о пагубности утешительства и лжи. Герои «дна» в этом спектакле были заранее обречены. Они оторваны, изолированы от мира. Гигантская лестница хотя и поднималась высоко, но никого из обитателей «дна» никуда не выводила. Она лишь подчеркивала глубину костылёвских трущоб и тщетность попыток Сатина, Пепла и других выбраться из подвала. Возникло явное и, по существу, неразрешимое противоречие между свободой мысли и заданной обреченностью и беспомощностью человека, оказавшегося на дне жизни. Кстати, лестницу мы видели и на сцене ленинградского театра, но там она усиливала оптимистическое звучание пьесы. Вообще же этот атрибут использовал еще Рихард Валентин при оформлении знаменитого рейнгардтовского спектакля «На дне».
Заданная идея лежала и в основе постановки Л. Щеглова в Смоленском драмтеатре. Л. Щеглову мир горьковских оборванцев представился как мир отчуждения. Здесь каждый живет сам по себе, в одиночку. Люди разобщены. Апостолом отчуждения выступает Лука, ибо он искренне убежден, что каждый должен бороться лишь за самого себя. Лука (С. Чередников) – по свидетельству автора рецензии О. Корневой – огромного роста, здоровенный старик, с красным, обветренным и опаленным солнцем лицом. Входит он в ночлежку не бочком, не тихо и незаметно, а шумно, громко, широким шагом. Он не утешитель, а …усмиритель, укротитель человеческой мятежности, всякого порыва, беспокойства. Он настойчиво, даже настырно говорит Анне о покое, который якобы ждет её после смерти, а когда Анна по-своему истолковывает слова старика и высказывает желание помучиться здесь, на земле, Лука, пишет рецензент, «просто-таки приказывает ей умереть»41
Театральная жизнь, 1967, №10, с. 24.
Сатин, наоборот, стремится объединить этих жалких людей. «Постепенно на наших глазах, – читаем в рецензии, – в разъединенных, заброшенных сюда волей обстоятельств человеческих существах начинает просыпаться чувство товарищества, желание понять друг друга, сознание необходимости жить вместе».
Идея преодоления отчуждения, интересная сама по себе, не нашла в спектакле достаточно обоснованного выражения. На протяжении всего действия она так и не сумела заглушить впечатление от холодного, бесстрастного стука метронома, звучавшего в темноте зрительного зала и отсчитывавшего секунды, минуты и часы человеческой жизни, существующей в одиночку. Не способствовали проявлению замысла и некоторые условные приемы оформления спектакля, рассчитанные скорее на эффект восприятия, нежели на развитие основной идеи спектакля. Исполнители ролей – непривычно молоды. Их современные костюмы совершенно не похожи на живописные отрепья горьковских босяков, а джинсы на Сатине и стильные брюки на Бароне озадачили даже самых свободных от предрассудков рецензентов и зрителей, тем более что некоторые из персонажей (Бубнов, Клещ) явились в обличье мастеровых того времени, а Василиса предстала в нарядах кустодиевской купчихи.
Архангельский театр имени М. В. Ломоносова (режиссер В. Терентьев) за основу своей постановки взял излюбленную горьковскую мысль о внимательном отношении к каждой индивидуальной особи человеческой. Людей «дна» в интерпретации архангельских артистов мало заботит их внешнее положение бродяг и «никудышников»». Главная их черта – неистребимое стремление к свободе. По словам Е. Балатовой, рецензировавшей этот спектакль, «не теснота, не толчея делают нестерпимой жизнь в этой ночлежке. Что-то изнутри распирает каждого, рвется наружу в корявых, оборванных, неумелых словах»42
Театральная жизнь, 1966, №14, с. 11.
Мечется Клещ (Н. Тендитный), грузно раскачивается Настя (О. Уколова), мается Пепел (Е. Павловский), вот-вот готовый бежать в Сибирь… Лука и Сатин – не антиподы, их объединяет острое и неподдельное любопытство к людям. Впрочем, не были они врагами и в спектаклях других театров. Лука (Б. Горшенин) приглядывается к ночлежникам, замечает Е. Балатова в своей рецензии, снисходительно, охотно, а порой лукаво «подкармливая» их своим житейским опытом. Сатин (С. Плотников) легко переходит от досадливого раздражения к попыткам пробудить что-то человечное в заскорузлых душах своих товарищей. Внимательное отношение к живым человеческим судьбам, а не отвлеченным идеям, заключает рецензент, придало спектаклю «особую свежесть», и от этого «горячего потока человечности рождается взвихренный, стремительный, глубоко эмоциональный ритм всего спектакля».
В некотором отношении любопытен был и спектакль Кировского драмтеатра.. О нем появилась весьма похвальная статья в журнале «Театр»43
См.: Романович И. Обыкновенное несчастье. «На дне». М. Горький. Постановка В. Ланского. Драматический театр имени С. М. Кирова. Киров, 1968. – Театр, 1968, №9, с. 33-38.
Спектакль был показан на Всесоюзном горьковском театральном фестивале весной 1968 года в Нижнем Новгороде (тогда городе Горьком) и получил более сдержанную и объективную оценку44
См.: 1968 год – год Горького. – Театр, 1968, №9, с. 14.
При наличии несомненных находок бросался в глаза чересчур надуманный, выворачивающий наизнанку содержание пьесы режиссёрский замысел. Если основная идея пьесы может быть выражена словами «так жить нельзя», то режиссеру хотелось сказать нечто прямо противоположное: жить можно и так, ибо нет предела приспособляемости человека к несчастью. Каждый из действующих лиц на свой образец подтверждал этот исходный тезис. Барон (А. Старочкин) демонстрировал свои сутенерские качества, выказывал свою власть над Настей; Наташа (Т. Клинова) – подозрительность, недоверчивость; Бубнов (Р. Аюпов) – постылую и циничную нелюбовь к себе и другим людям, а все вместе – разобщенность, равнодушие и к своим и к чужим бедам.
В этот душный, мрачный мир врывается Лука И. Томкевича, одержимый, злой, активный. Если верить И. Романовичу, он «приносит с собой могучее дыхание России, её пробуждающегося народа». Зато Сатин совершенно поблек и превратился в самую малодейственную фигуру спектакля. Такая неожиданная интерпретация, делающая из Луки чуть ли не Буревестника, а из Сатина – всего лишь заурядного шулера, никак не оправдывается самим содержанием пьесы. Не получила поддержки в критике и попытка постановщика дополнить Горького, «расширить» тексты авторских ремарок (избиение старухой девушки-гимназистки, драки, погоня за жуликами и т. д.)45
Алексеева А. Н. Современные проблемы сценической интерпретации драматургии А. М. Горького. – В кн.: Горьковские чтения. 1976. Материалы конференции «А. М. Горький и театр». Горький, 1977, с. 24.
Наиболее примечательными в эти годы были две постановки – на родине художника, в Нижнем Новгороде, и в Москве, в театре «Современник».
Спектакль «На дне» в Горьковском академическом театре драмы имени А. М. Горького, отмеченный Государственной премией СССР и признанный одним из лучших на театральном фестивале в 1968 году, был и в самом деле во многом интересен и поучителен. В свое время он вызвал полемику в театральных кругах и на страницах печати. Одни театральные критики и рецензенты в стремлении театра прочесть пьесу по-новому видели достоинство, другие, напротив, недостаток. И. Вишневская приветствовала дерзания нижегородцев, а Н. Барсуков выступал против осовременивания пьесы.
При оценке этой постановки (режиссер Б. Воронов, художник В. Герасименко) И. Вишневская исходила из общей гуманистической идеи. Сегодня, когда добрые человеческие отношения становятся критерием истинного прогресса, писала она, не может ли оказаться вместе с нами горьковский Лука, не стоит ли заново послушать его, отделив сказку от правды, ложь от доброты? По ее мнению, Лука пришел к людям с добром, с просьбой не, обижать человека. Именно такого Луку она увидела в исполнении Н. Левкоева. Его игру она связала с традициями великого Москвина; доброте Луки приписала благотворное влияние на души ночлежников. «И самое интересное в этом спектакле, – заключала она, – близость Сатина и Луки, вернее даже рождение того Сатина, которого мы любим и знаем, именно после встречи с Лукой»46
Вишневская И. Начиналось, как обычно. – Театральная жизнь, 1967, №24, с. 11.
Н. Барсуков ратовал за исторический подход к пьесе и ценил в спектакле прежде всего то, что заставляет в зрительном зале ощутить «век минувший». Он признает, что левкоевский Лука – «простой, сердечный и улыбчивый старик», что он «вызывает стремление побыть наедине с ним, послушать его рассказы о жизни, о силе человечности и правды». Но он против того, чтобы брать за эталон гуманистическую трактовку образа Луки, идущую на сцене от Москвина. По его глубокому убеждению, каким бы сердечным ни представляли Луку, добро, которое он проповедует, бездеятельно и вредно. Против он и того, чтобы усматривать между Сатиным и Лукою «некую гармонию», так как между ними – конфликт. Не согласен он и с утверждением Вишневской о том, что якобы самоубийство Актёра – не слабость, а «деяние, нравственное очищение». Сам Лука, «полагаясь на абстрактную человечность, оказывается беззащитным и вынужден покинуть тех, о ком печется»47
Барсуков Н. Правда – за Горьким. – Театральная жизнь, 1967, №24, с. 12.
В споре критиков редакция журнала взяла сторону Н. Барсукова, полагая, что его взгляд на проблему «классика и современность» более верен. Однако на этом спор не закончился. Спектакль оказался в центре внимания на упоминавшемся фестивале в Горьком. О нем появились новые статьи в «Литературной газете», в журнале «Театр» и других изданиях. К полемике подключились артисты.
Н. А. Левкоев, народный артист РСФСР, исполнитель роли Луки, говорил:
«Я считаю Луку прежде всего человеколюбцем.
У него органическая потребность делать добро, он любит человека, страдает, видя его задавленным социальной несправедливостью, и стремится помочь ему чем только может.
…В каждом из нас есть отдельные черточки характера Луки, без которых мы просто не имеем права жить. Лука утверждает – кто верит, тот найдет. Вспомним слова нашей песенки, прогремевшей на весь мир: «Кто ищет, тот всегда найдет». Лука говорит, кто крепко чего-то хочет, тот всегда этого добьется. Вот она где, современность»48
Театр, 1968, №3, с. 14-15.
Характеризуя постановку «На дне» в Горьковском драмтеатре, Вл. Пименов подчеркнул: «Этот спектакль хорош тем, что мы по-новому воспринимаем содержание пьесы, психологию людей „дна“. Конечно, можно по-иному толковать жизненную программу Луки, но мне по душе Лука Левкоева, которого он сыграл верно, проникновенно, не отвергая, однако, совершенно той концепции, которая сейчас существует как признанная, как хрестоматийная. Да, Горький писал, что ничего доброго у Луки нет, он только обманщик. Однако думается, что писатель никогда не запретил бы поисков новых решений в характерах героев своих пьес»49
Там же, с. 16.
