Вирджиния вульф миссис дэллоуэй анализ. Вирджиния вулф

  • Специальность ВАК РФ10.01.03
  • Количество страниц 191

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Миссис Дэллоуэй" В. Вулф: структура повествования»

Модернистский», «экспериментальный», «психологический» - таковы определения художественного метода В.Вулф, английской писательницы, чье творчество на протяжении всего XX века находится в центре внимания как зарубежного, так и отечественного литературоведения.

0 степени изученности творческого наследия В.Вулф в зарубежном литературоведении может свидетельствовать целый ряд научных и критических работ. Представляется возможным выделение нескольких направлений: исследование эстетических воззрений писательницы1, ее критической и общественной деятельности, анализ художественной специфики отдельных произведений и творческой лаборатории в целом3.

Особое и, пожалуй, самое значительное и плодотворное направление составляет исследование философской и художественной концепции пространства и времени в произведениях В.Вулф. Остановимся на этой проблеме более подробно, так как она тесным образом соприкасается с вопросом об истоках творческого метода писательницы.

Так, исследовательница творчества В.Вулф М.Чеч отмечает, что во многом на концепцию времени писательницы повлияли произведения Де Куинси, Л.Стерна и работы Роджера Фрая4. О работе Де Куинси «Suspiria

1 Fullbrook К. Free Women: Ethics and Aesthetics in Twentieth-century Women"s Fiction. L„ 1990. P. 81-112.

2 Takei da Silva N. Virginia Woolf the Critic // Takei da Silva N. Modernism and Virginia Woolf. Windsor. England, 1990. P. 163-194.

O.Love Jean. Worlds in Consciousness: Mythopoetic Thought in the Novels of Virginia Woolf. L.A., L., 1970.

4 Church M. Time and Reality: Studies in Contemporary Fiction. Chapel Hill. The University of North Carolina Press. 1963. P. 70. de Profundis» в статье «Пылкая проза» («Impressioned prose», 1926) писала сама В.Вулф. Она отметила, что у этого автора встречаются описания таких состояний человеческого сознания, когда время странным образом продлевается, а пространство -- расширяется1. Влияние Де Куинси на л.

Вулф считает значительным и Х.Мейерхоф. Он приводит признание самого Де Куинси, который, анализируя состояние наркотического опьянения, отмечал, что ощущение пространства, а затем и ощущение времени кардинально менялось3. Так, ему иногда казалось, что он прожил сто лет в течение одной лишь ночи, поскольку ощущение длительности происходящего выходило за какие-либо разумные рамки человеческого понимания. Это замечание Де Куинси совпадает, по мнению Х.Мейерхофа, с удивительным эффектом растяжения и насыщенности времени в романах В.Вулф, в особенности в «Миссис Дэллоуэй». Так один лишь день способен охватить собою всю жизнь, вследствие чего, полагает ученый, можно утверждать, что вводится временная перспектива, разительно отличающаяся от какой-либо метрической упорядоченности.

Обращаясь к влиянию Л.Стерна, необходимо отметить, что эстетические принципы, выраженные в его произведениях, во многом аналогичны концепции времени, основанной на непрерывном потоке образов и мыслей в человеческом сознании4. Кроме того, В.Вулф, подобно Стерну, не доверяла знаниям фактическим, используя их лишь как вспомогательное

1 Woolf V. Granite and Rainbow. London. 1958. P. 39.

Meyerhoff H. Time in Literature. University of California Press. Berkley. L. A., 1955. P. 25,

3 Изложено no: Madelaine B. Stern. Counterclockwise: Flux of Time in Literature // The Sewance Review. XL1V. 1936. P. 347.

4 Church M. Op. cit. P. 70. средство при дальнейшем восприятии реальности уже на уровне воображения1.

Упоминая о влиянии на писательницу ее друга, пост-импрессиониста Роджера Фрая, можно, в частности, сослаться на работу Джон Хафли Роберте «Vision and Desing in Virginia Woolf», в которой исследователь замечает, что и В.Вулф пыталась «сфотографировать ветер» . Здесь она следовала убеждению Фрая, что настоящие художники должны не создавать бледные отображения реальности действительной, но стремиться убедить окружающих, что существует новая и совершенно иная реальность.

Кроме того, исследователи творчества В.Вулф часто замечают, что противопоставление в ее романах внутреннего времени времени реальному коррелирует с теорией Анри Бергсона о «1а duree», или психологическом времени. Так, Флорис Делаттре утверждает, что концепция длительности, при помощи которой Бергсон пытался объяснить основы человеческой личности во всей ее полноте и целостности, является центром романов Вирджнии Вулф. Находясь всецело в «реальной продолжительности» («real duration»), писательница соединяет психологические переживания с-элементом постоянной качественной и творческой длительности, которая на самом деле является человеческим сознанием. По мысли Шив К.Камер, действие в произведениях В.Вулф заключено единственно в непрерывном потоке моментов эмоциональных, когда длительность, будучи прошедшим

1 Hafley J. The Glass Roof. Berkley and Los-Angeles. California. 1954. P. 99.

1 Roberts J.H. Vision and Desing in Virginia Woolf. PMLA. LXI. September. 1946. P. 835.

3 Delattrc F. La durcc Bergsonicnne dans le roman dc Virginia Woolf // Virginia Woolf. The Critical Heritage. Paris. 1932. P. 299-300. в движении, постоянно обогащается только что народившимся настоящим".

В теории Анри Бергсона о «1а duree» традиционному хронологическому восприятию времени противопоставляется внутренняя продолжительность («inner duration») как единственно верный критерий на пути познания эстетического переживания и опыта.

Поэтому время в произведениях писателей-модернистов почти всегда трактуется как некое четвертое измерение. Время в новом творческом понимании становится сущностью неизмеримой и только символически олицетворяемой и обозначаемой такими понятиями, как часы, дни, месяцы, или годы, которые являются только пространственными его определе- л/ ниями. Следует особо подчеркнуть, что время, перестав знаменовать собою расширенный образ пространства, становится самой сущностью реальности, которую Бергсон называет последовательностью качественных перемен, проникающих и растворяющихся друг в друге, не имеющих четких очертаний и являющихся «становлением»2.

Время сознания» символически представляется многим романистам этой эпохи как текущая река воспоминаний и образов. Этот бесконечный поток человеческих переживаний состоит из непрерывно смешивающихся друг с другом элементов памяти, желания, стремления, парадокса, предвкушения, вследствие чего человек существует будто «в смешанном времени, в грамматической структуре которого присутствуют только чистые, беспримесные времена, созданные, казалось бы, только для животных»3.

2 Bergson H. Mater and Memory / Trans, by N.M.Paul and W.S.Palmer. L., 1913. P. 220.

3 Svevo H. The nice old man etc. L., 1930. P. 152. 6

Основой теории психологического времени является концепция постоянного движения и изменчивости. В подобном понимании настоящее теряет свою статическую сущность и непрерывно перетекает из прошлого в будущее, сливаясь с ними. Уильям Джеймс называет это явление «правдоподобным настоящим» («specious present»)1, в то время как Гертруда Стайн именует его «продолженным настоящим» («prolonged present») .

Согласно Бергсону, не что иное, как наша собственная душа струится сквозь время - это наше «я», которое продолжается, причем причина, из-за которой переживание и чувствование являются непрерывным и бесконечным потоком смешавшихся прошлого и настоящего, заключается в законах ассоциативного восприятия мира3.

Однако в более поздних исследованиях4 ученые приходят к выводу, что Вирджиния Вулф никогда не читала Бергсона и не могла находиться под влиянием его философского учения. С другой стороны, произведения писательницы подтверждают существование определенного параллелизма между техникой романов «потока сознания» и «вечным движением» Анри Бергсона. Что касается «бергсоновского» настроения в «Миссис Дэллоу-эй», то оно, по всей вероятности, возникло после прочтения автором работ Марселя Пруста. У Пруста в одном из его писем другу, Антуану Бибеско, находим интересное замечание о том, что, как существует планиметрия и геометрия пространства, так роман является не только планиметрией, но психологией, воплощенной во времени и пространстве. Причем время, эту «невидимую и неуловимую субстанцию», Пруст настойчиво пытается изо

1 James W. The Principles of Psychology. Vol. I. L., 1907. P. 602.

Stein G. Composition as Explanation. London. 1926. P. 17.

J Bergson H. An Introduction to Metaphysics / Trans, by Т.Е. Hulme. L., 1913. P. 8.

4 См., в частности: Lee H. The Novels of Virginia Woolf. L., 1977. P. 111. 7 лировать1. О том, что понимание времени В.Вулф во многом связно с именем Марселя Пруста и его концепцией прошлого, упоминает и Флорис Делаттре2, ссылаясь при этом на запись в дневнике самой В.Вулф, в которой она признается, что ей хочется «выкопать прекрасные пещеры» за плечами своих героев, пещеры, которые «соединялись бы друг с другом и выходили на поверхность, к свету, именно в настоящий, текущий момент времени»"*. А это, как полагает исследователь, близко к прустовскому пониманию памяти и погруженности человека во все им прежде пережитое4.

Кроме вышеперечисленных знаковых фигур рубежа веков, на произведения В.Вулф (и в особенности на роман «Миссис Дэллоуэй») значительное влияние оказал Джеймс Джойс.

Так, Уильям Йорк Тинделл утверждает, что в «Миссис Дэллоуэй» В.Вулф принимает за образец структуру «Улисса»5, тогда как X.-Ж.Мейокс замечает, что замысел «Миссис Дэллоуэй» аналогичен замыслу «Улисса», однако мировоззрение и образы различны6. У Джойса, по мнению исследователя, все является бесконечным потоком, в то время как у Вулф душа - то, что пространственно. Рут Грубер, в свою очередь, полагает, что и в «Миссис Дэллоуэй» и в «Улиссе» возрождается аристотелевское единство места, времени и действия7. Соломон Фишмэн, с другой

1 Letters of Proust. L., 1950. P. 188.

2 Delattre F. Op. cit. P. 160.

3 Woolf V. A Writer"s Diary. N. Y., 1954. P. 59.

4 Delattre F. Op. cit. P. 160. Tindall W.Y. Many-levelled Fiction: Virginia Woolf to Ross Lockridge // College English. X. November. 1948. P. 66.

6 Mayox H.-J. Le roman de l"espace et du temps Virginia Woolf. Revue Anglo-Americaine. VII. April. 1930. P. 320.

7 Gruber R. Virginia Woolf: a Study. Leipzig, 1935. P. 49. 8 стороны, заявляет, что Джойс и Вулф глубоко отличаются друг от друга, поскольку присущие им эстетические ценности у одного связаны с томистической традицией, проповедовавшей созерцание, а у другой - с ра. I ционалистическои традициеи гуманизма.

Замечательна, на наш взгляд, общая особенность романов Вулф и Джойса, отмеченная Флорис Делаттре 2. Исследователь указывает на то, что оба писателя пытаются соединить крохотную, непоследовательно созданную вселенную одного человека (время человека) с громадным универсумом города, символизирующего собой таинственное целое, «все» (универсальное Время). И у Вулф, как полагает Флорис Делаттре, и у Джойса этот контраст между временем человека и Временем города имеет двойное значение.

Американский литературовед Ханс Мейерхоф в более подробном сравнительном анализе «Улисса» и «Миссис Дэллоуэй» отмечает, что день в обоих романах составляет лишь правдоподобное настоящее («specious present»), хаотическое многообразие временных связей внутри человеческого сознания намеренно противопоставлено относительной простоте объективного, метрического и упорядоченного времени в природе3. Общим является и то, что потоки жизни как в «Улиссе», так и в «Миссис Дэллоуэй» нанизываются на единый символический остов, состоящий из общих воспоминаний и ссылок, что является, кроме того, и основой единства повествования4.

Такова в общих чертах панорама аспектов исследования творчества В.Вулф в зарубежном литературоведении. Несколько другая картина сло

1 Fishman S. Virginia Woolf of the Novel // Sewance Review. LI (1943). P. 339.

2 Delattre F. Op. cit. P. 39.

3 Meyerhofl H. Op. cit. P. 39.

4 Meyerhoff H. Op. cit. P. 39. жилась в отечественном вулфоведении, испытывающем тяготение к анализу формально-содержательного компонента произведений писательницы. Вместе с тем суждения современных критиков1 о художественной манере В.Вулф позволили сформировать некий мифологический метатекст, равно удаленный как от эстетических представлений писательницы, так и от художественной структуры ее произведений. В наиболее общих чертах миф, касающийся идиостиля В.Вулф, выглядит следующим образом: книги писательницы лишены сюжета, они распадаются на отдельные зарисовки внутренних состояний различных лиц, выполненные в импрессионистической манере, ввиду отсутствия определенной повествовательной интриги, связывающей отдельные фрагменты произведения в единое целое; в романах Вулф отсутствуют завязки и развязки, а также главные и второстепенные действия, в итоге все действие оказывается непоследовательным, лишенным логической причинно-следственной детерминации; мельчайшие детали, радостные или грустные воспоминания, возникающие на ассоциативной основе, наплывают друг на друга, фиксируются автором и определяют содержание книги. С точки зрения классического, традиционного литературоведения созданная картина не вызывает сомнений, но вместе с тем порождает бесконечный ряд вопросов, основной из которых - в чем заключается суть эксперимента, предпринимаемого В.Вулф, и каковы повествовательные приемы, в результате использования которых складывается представленная выше картина, - остается без ответа, ибо приведенный ряд высказываний констатирует общие тенденции художественно

1 См.: Жантиева Д.Г. Английский роман XX века. М., 1965.; Жлуктенко Н.Ю. Английский психологический роман XX века. Киев, 1988.; Николаевская А. Цвета, и вкус, и тоны бытия // Новый мир. 1985. №8.; Днепров В. Роман без тайны // Литературное обозрение. 1985. №7.; Гениева Е. Правда факта и правда видения //Вулф В. Избранное. М., 1989. го мышления эпохи модернизма. Таким образом, отечественным литературоведением намечены магистральные вехи в исследовании структуры повествования В.Вулф, однако в целом вопрос остается нерешенным. В связи с этим возникает проблема выбора русла исследования.

Первым шагом в этом процессе становится классическая теория мимесиса. Как отмечает Н.Т.Рымарь, «обособление и отчуждение личности, распад конвенциональных систем ведет в XX веке к глубокой перестройке классической структуры миметического акта - сам мимесис становится проблематичным: распад общезначимого "мифа" и обособление, отчуждение личности от коллектива лишают художника языка, на котором он мог говорить с реципиентом, и предмета, связанного с этим языком»1.

Процесс освобождения художника от «готового» материала свое начало ведет от эпохи Возрождения и XVII века, а в эпоху романтизма художник сам становится творцом новых форм, нового мифа и нового языка. Однако свой личный опыт он высказывает на языке культуры -- языке жанров, сюжетов, мотивов, символов из культуры прошлого и настоящего. В XX веке в ситуации обособления личности многообразные формы языков культуры не могут быть больше для отдельной личности вполне «своими», как и мир культуры в целом, предстающий перед ней как чужой2. Классическое произведение, как правило, включается в существующую систему жанров, по-своему продолжая определенный ряд произведений и диалогически соотносясь с этим рядом, а также заключая в себе его

1 Рымарь Н.Т. Узнавание и понимание: проблема мимесиса и структура образа в художественной культуре XX в. // Вестник Самар. ГУ. 1997. №3(5). С. 30 и след.

2 Adorno Th. Asthetische Theorie. Fr/M. 1995. S. 36-56; Bttrger P. Prosa der Moderne. Unter Mitarbeit von Christa Burger. Fr/M. 1992; Burger P. Theorie der Avantgarde. Fr/M. 1974. S. 49-75; 76-116. структуры и потенциальные повествовательные возможности. Поэтому применительно к литературе классического типа правомерно говорить в терминах традиции и новаторства.

В XX веке, когда художник становится посторонним, ощущает свою отчужденность от языка и культуры, произведение вступает в конфликт и живет событием этого конфликта с языком культуры. Оно не завершено в себе, не самодостаточно, так как не имеет языка, который был бы для него своим. Жизнь такого произведения - в его открытости, интеллектуальности, обращенности к другим языкам и мифам, в событии «нападения»1 на существующие формы культуры, на сознание читателя. Энергией своего рода интеллектуальной агрессии переполнены произведения Дж. Джойса, Т.С.Элиота, У.Эко, предполагающие в качестве резистора развернутый комментарий даже к атомарным элементам текста.

Произведения В.Вулф, не содержащие подобного комментария, тем не менее испытывают настоятельную потребность в нем, ибо сам язык обнаруживает имманентные, потенциальные возможности семантической диссипации (рассеивания значений), становясь гибким, пластичным и поливалентным, с одной стороны, а с другой - заключает в себе тенденцию к сопротивлению, сокрытию и утаиванию смысла. Так возникает актуальная только для XX века проблема стратегии чтения и понимания текста, ибо предметом художественного исследования становится не окружающая действительность, а артефакты языка и культуры в целом. Термины традиции и новаторства обнаруживают свою недостаточность, так как вписывают произведение либо в расширенный, либо слишком суженный контекст. Например, произведения Ф.Кафки вписываются в парадигму позднего творчества Ч.Диккенса, а принципиально значимые черты постмо

1 Рымарь Н.Т. Цит. раб. С. 32. дернизма связываются с творчеством Дж.Джойса, А.Жида, В.Вулф, Т.С.Элиота, С.Дали, А.Белого, В.Набокова, Д.Хармса, Т.Манна, Б.Брехта, Ю. О"Нила и др. Исследования в области интертекстуальной природы произведенйя, популярные во второй половине XX века, также обнаруживают свою недостаточность: текст может оказаться закрытым для понимания и дешифровки вследствие сопротивления языкового материала (даже в пределах родного языка!).

Этими обстоятельствами во многом предопределяется наш интерес к специфике художественного мышления В.Вулф в целом и к исследованию структуры повествования в частности.

Теоретическую основу настоящей работы составили труды М.М.Бахтина, Н.Г.Поспелова, Ю.М.Лотмана, В.В.Кожинова и современных исследователей -- А.З.Васильева, Е.Я.Бурлиной и Н.Л.Лейдермана (см. список использованной литературы). Определяющую роль в выборе русла исследования сыграли работы С.Н.Филюшкиной1, Н.Г.Владимировой2, Н.Я.Дьяконовой3, Н.И.Бушмановой4.

Актуальность исследования обусловлена, с одной стороны, высокой степенью изученности творчества В.Вулф, а с другой - отсутствием концептуального подхода в анализе структуры повествования. В рамках поставленной проблемы актуальным представляется рассмотрение

1 Филюшкина С.Н. Современный английский роман. Воронеж, 1988.

Владимирова Н.Г. Формы художественной условности в литературе Великобритании XX века. Новгород, 1998.

3 Дьяконова Н.Я. Шекспир и английская литература XX века // Вопросы литературы. 1986. №10.

4 Бушманова Н.И. Проблема интертекста в литературе английского модернизма: Проза Д.Х.Лоренса и В.Вулф. Автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 1996.

13 коммуникативного пространства в романе В.Вулф «Миссис Дэллоуэй», а также системы риторических приемов, организующих данный текст.

Предметом исследования становится структура повествования в романе В.Вулф «Миссис Дэллоуэй», который рассматривается исследователями в качестве программного, этапного произведения писательницы, знаменующего переход от традиционной манеры письма («Путешествие», «Ночь и день») к качественно новой художественной системе («К маяку», «Волны», «Годы», «Между актами»). В работе рассматриваются три уровня: макро- (романное целое), миди- (анализ отдельных сюжетных ситуаций, конструирующих реальное коммуникативное пространство и коммуникативное пространство памяти) и микроуровень (анализ отдельных языковых явлений, содержащих в себе память культуры, языка и авторского замысла).

Цель исследования заключается в выявлении основных структурообразующих и текстопорождающих элементов, в определений основной повествовательной стратегии В.Вулф и приемов ее выражения.

Цель исследования предполагает решение следующих задач: выявление конститутивных признаков романного типа художественного сознания, воздействующих на формирование стратегии повествования; выявление путей формирования структуры повествования классического и неклассического типов художественности; рассмотрение механизмов конструирования реального коммуникативного пространства и пространства памяти в художественном мире романа В.Вулф; определение специфики субъектно-объектной организации повествования в романе.

Методы исследования. В качестве основных в работе используются системно-структурный и структурно-семантический методы в сочетании с элементами синергетического подхода. При исследовании микроструктуры текста применяется метод лингвистического наблюдения и описания с элементами когнитивно-прагматического анализа.

Научная новизна заключается в исследовании повествовательной структуры романа В.Вулф «Миссис Дэллоуэй» с применением комплексного, многоуровневого* перевода текста оригинала; в исследовании структуры коммуникативного пространства и системы риторических приемов.

Научно-практическое значение работы состоит в расширении представления о структуре повествования, в анализе механизмов формирования коммуникативного пространства, а также в том, что ее результаты могут найти разнообразное применение в процессе разработки общих и специальных учебных курсов по зарубежной литературе XX века в вузовской практике преподавания, в руководстве научно-исследовательской работой студентов, включая написание курсовых и дипломных работ. Материалы и некоторые положения работы могут быть использованы в дальнейших исследованиях повествовательной структуры произведений неклассического типа художественности.**

Апробация работы. По результатам исследования прочитаны доклады на научно-практических семинарах кафедры зарубежной литературы Калининградского государственного университета в 1996, 1997 гг. По теме диссертации прочитаны доклады на международных конференциях профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов в г. Калининграде в апреле 1998, 1999 гг., на международной конференции «Актуальные проблемы литературы: комментарий к XX ве

Похожие диссертационные работы по специальности «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», 10.01.03 шифр ВАК

  • Литературные биографии Вирджинии Вулф в контексте эстетической программы группы "Блумсбери": Вирджиния Вулф и Роджер Фрай

  • Литературные биографии В. Вулф в контексте эстетической программы группы "Блумсбери": Вирджиния Вулф и Роджер Фрай 2005 год, кандидат филологических наук Андреевских, Ольга Сергеевна

  • Проблемы повествования в романах Генри Грина 2006 год, кандидат филологических наук Авраменко, Иван Александрович

  • Творчество Айви Комптон-Барнетт: Проблемы поэтики романов 1998 год, кандидат филологических наук Бузылева, Ксения Игоревна

  • Поэтика акториального повествования: Роман Майкла Каннингема "Часы" 2005 год, кандидат филологических наук Волохова, Евгения Сергеевна

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Яновская, Галина Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате исследования мы пришли к следующим выводам.

1. Художественное сознание классического типа характеризуется жанровым мышлением, предполагающим преемственность приобретаемых от поколения к поколению жанровых знаний и возможность фиксации их средствами языка. Автор и читатель находятся в едином семантическом пространстве: выбор жанра является прерогативой писателя, в то время как читатель соглашается с предложенной моделью мирообраза, а произведение в свою очередь прочитывается сквозь призму четко обозначенного жанра. Автор классического повествования выполняет организующую романное целое функцию: устанавливает причинно-следственные связи, определяет состав сюжетно-композиционных и внесюжетных художественных средств и приемов, устанавливает внутренние и внешние границы повествования.

Художественное сознание XX века характеризуется разрушением жанрового мышления. Писатель и читатель оказываются в разных семантических пространствах. Проблема «выбора жанра» и стратегии интерпретации произведения переходит в плоскость читателя. Сама форма произведения становится не только предметом творческой рефлексии, но обнаруживает свою неустойчивость, зыбкость, бесформенность.

2. Художественное сознание В.Вулф тяготеет, с одной стороны, к завершенности, но вместе с тем испытывает и противоположную тенденцию - отказ от нее. Размытыми оказываются внутренние и внешние границы повествования. Начало романа моделирует ситуацию прерванного диалога, тем самым утверждая мысль о принципиальном безначалии произведения. С другой стороны, конец романа свидетельствует о потенциальной невозможности его окончания, ибо произведение размыкается в бесконечность.

Существование целого предопределяется действием закона устойчивости, однако движение, развитие, появление нового возможно только в неустойчивой системе. Такой неустойчивой системой в романе В.Вулф является фрагмент, а произведение в целом представляет собой совокупность 12-ти фрагментов, границы которых определяются пробелами. Открытость и незавершенность одного фрагмента становится движущей силой для порождения другого.

Устойчивость целого достигается благодаря реконструкции логики сцепления фрагментов. В ее основе находятся: движение художественной мысли от следствия к причине; отдаленная и ближайшая в повествовательном отношении причина; переход повествования в зону сознания другого персонажа; прием точного или неточного зеркального отражения; образ реально наблюдаемого лица или его трансформация творческим сознанием; эмоциональная реакция персонажа в момент настоящего на ситуацию, произошедшую в прошлом; фиксация определенного момента времени; композиционный разрыв (повествовательная лакуна, или 0 логики).

Устойчивость целого поддерживается благодаря субъектно-объектной организации повествования. В.Вулф передает повествовательную инициативу различным субъектам, чьи точки зрения в отдельные моменты повествования становятся ведущими: бессубъектного наблюдателя; субъектных наблюдателей (как главных, так и фоновых); сочиняющего субъекта; повествователя.

Благодаря приему переключения повествовательных точек зрения, с одной стороны, обеспечивается внутреннее движение текста, а с другой - создаются условия для моделирования коммуникативного пространства.

3. Реальное коммуникативное пространство организуется при помощи использования следующих приемов: переключения повествовательных регистров; панорамирования; создания систематически изменяющейся картины.

Однако моделируемое В.Вулф реальное коммуникативное пространство, преломленное сквозь призму восприятия различных персонажей, становится в восприятии читателя случайным, призрачным, а стало быть - ирреальным, ибо подлинное общение в художественном мире В.Вулф возможно и реально осуществимо только в пределах внутреннего коммуникативного пространства, семантическое и семиотическое поле которого может быть прочитано исключительно его обладателем, представлено - бессубъектным наблюдателем, а реконструировано - читателем. Таким образом, подлинный акт коммуникации в художественном мире В.Вулф возможен и реально осуществим только в пространстве сознания. Только здесь возможно достижение абсолютного взаимопонимания, и только здесь открывается абсолютная бездна экзистенциального одиночества. А инструментом, благодаря которому существует сознание, является память.

Первотолчком, в результате которого на страницах романа разворачивается театр памяти, являются «глубины чувств». Сама реальность становится для В.Вулф «формой памяти». Возникает принцип нерасчленимого триединства реальности - воображения - памяти.

Временной образ, который открывает В.Вулф, мерцает на грани между «уже нет» и «еще нет». Это длящееся пространство непрерывных изменений, возможной характеристикой которого может быть его незавершенность, а следствием - процесс идентификации образа Я и образа мира. Инструментом-посредником в этом процессе становится память. Благодаря фактору психологической включенности сознания в определенный момент прошлого оно становится переживаемым настоящим. В точке пересечения образуется пространство повышенной напряженности, интенсивной работы мысли, в котором возможен и даже необходим диалог или полилог, - так устанавливается коммуникативное пространство памяти.

В движении текста В.Вулф выделяются следующие векторы: индивидуальной памяти персонажа/персонажей; коллективной (национально-исторической) памяти; экзистенциальной (мифологической) памяти; памяти языка и культуры; памяти авторского замысла.

Наряду с традиционным процессом вспоминания в романе представлен механизм припоминания.

Их взаимодействием моделируется пространство индивидуальной памяти центральных персонажей - Клариссы Дэллоуэй и Питера Уолша. В отношении других персонажей (как основных - Септимуса Уоррен-Смита и Лукреции, - так и фоновых) В.Вулф использует достаточно традиционный прием имитации индивидуальной памяти. В таких случаях вкрапления сюжетных ситуаций прошлого способствуют созиданию повествовательной формы представления персонажей.

4. Художественный текст В.Вулф в своей микроструктуре имплицитно или эксплицитно содержит память языка, культуры и авторского замысла. Экспликация этих пластов становится возможной благодаря исследованию таких лингвостилистических явлений, как парцелляция и парантеза.

Анализ семантического и функционального поля парцелляции позволил реконструировать некоторые механизмы формирования коммуникативного пространства романа, такие как: заполнение диеремического пространства в направлении активизации сенсорного, ментального и креативного опыта читателя; формирование стратегии ретроградного (ретроспективно-рекурсивного) чтения; преодоление смысловой и герменевтической лакуны как следствие воздействия принципа семантической диссипации (рассеивания); воздействие авторской корректирующей интенции; обнажение процесса рождения и угасания замысла (как на уровне концептуальной модели жанра, так и на уровне отдельного компонента повествовательной структуры); обнажение механизма апробации концептуальной модели жанра любовного, приключенческого, семейного романа как следствие использования техники ненаписанного романа.

Анализ семантического и функционального поля парантезы позволил расширить границы коммуникативного пространства романа на уровне памяти художественной формы и авторского замысла. Так, парантеза способствует обострению процесса диалогизации и драматизации повествовательной структуры; составляет комментарий к интересам, привычкам, вкусам, взглядам, истории персонажей; эксплицирует присутствие авторедактирующего начала; заключает комментирующую интенцию к процессу воспоминания ведущего повествование субъекта; составляет комментарий-оценку, комментарий-корректировку эмоционального переживания ситуации, произошедшей в прошлом, с позиций восприятия и настроения в момент настоящего; содержит комментарий к выдвинутому сочиняющим лицом предположению (или комментарий - пример - предположение); содержит комментарий (в модальности предположения) относительно «содержания» жеста или взгляда персонажа; позволяет обнаружить авторскую интенцию, направленную на поиск формы, адекватной замыслу, и ее обретение путем контаминации драматургических и собственно повествовательных приемов (вместе с тем найденный путь неизбежно сопровождается разрушением как первой, так и второй системы); составляет комментарий-ремарку (от сжатой, маркирующей место действия, жест или движение персонажа, до распространенной, включающей целый период или абзац и маркирующей ситуацию или мизансцену с внешней позиции бессубъектного наблюдателя); информация, заключенная в подобных конструкциях, частично представляет собой декорационный фон или задний план соответствующей мизансцены и/или действия; сигнализирует о смене субъекта й/или объекта повествования.

5. Вместе с тем автору настоящей работы приходится признать, что предпринятое исследование далеко не исчерпывает всего многообразия повествовательных возможностей анализируемого текста, а скорее намечает перспективы для дальнейшего изучения структуры повествования (к примеру, в поздних произведениях В.Вулф как крупной, так и малой формы).

Возможным продолжением работы может послужить сопоставительный анализ повествовательной структуры таких произведений, как «Миссис Дэллоуэй» В.Вулф и «Лебединая песня» Дж.Голсуорси, а также «Смерть героя» Р.Олдингтона.

Не менее интересным продолжением может стать сопоставительный анализ художественного мышления В.Вулф и таких мастеров малого психологического жанра, как Г.Грин, Г.Бейтс, У.Тревор, С.Хилл, Д.Лессинг и другие.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Яновская, Галина Владимировна, 2001 год

1. Woolf V. Mrs Dalloway and Essays. M., 1984.

2. Woolf V. Mrs. Dalloway. Vintage, 1992.

3. Woolf V. Mrs. Dalloway. L.: Everyman"s Library, 1993.

4. Woolf V. To the Lighthouse. L„ 1991.

5. Woolf V. A Writer"s Diary. N. Y., 1954.

6. Woolf V. A Writer"s Diary / Ed. by L. Woolf. L., 1972.

7. Woolf V. Granite and Rainbow. L., 1958.

8. Woolf V. A Room of One"s Own. 1972.

9. Woolf V. Modern Fiction. The Common Reader. 1992.

10. Вулф Вирджиния. Миссис Дэллоуэй // Вирджиния Вулф. Избранное. М., 1996.И

11. Абрамович Т.Л. Введение в литературоведение. Изд. 6-е. М., 1975.

12. Александрова О.В. Проблемы экспрессивного синтаксиса. М., 1984.

13. Аллен У. Английский роман. Хармондсворт, 1967.

14. Аллен У. Традиция и мечта. Критический обзор английской и американской прозы с 20-х годов до сегодняшнего дня. М., 1970.

15. Анастасьев Н. Обновление традиции: Реализм XX века в противоборстве с модернизмом. М., 1984.

17. Аникин Г.В. Современный английский роман. Свердловск, 1971.

18. Антонова Е.Я. Пространство и время в ранней прозе Дж.Джойса: «Дуб-линцы» и «Портрет художника в юности»: Автореф. канд. дис. филол. наук. СПб., 1999.

19. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики в интерпретации художественного текста. СПб., 1995.

20. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. М., 1990.

21. Ауэрбах Э. Мимесис. М., 1976.

22. Бакай А.С., Сигов Ю.С. Многоликая турбулентность // Математика и кибернетика. 1989. №7.

23. Балинская В.И. Графика современного английского языка. М., 1964.

24. Балли ULI. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.

25. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.

26. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

27. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.

28. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле. М., 1975.

29. Бахтин М.М. Эпос и роман // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

30. Бсржс П., Помо И., Видаль К. Порядок в хаосе: О детерминистском подходе к турбулентности. М., 1991.

31. Бисималиева М.К. О понятиях "текст" и "дискурс" // Филологические науки. 1999. №2.

32. Болотова М.А. Стратегии чтения в контексте художественного повествования: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Новосибирск, 2000.

34. Борев Ю. Искусство интерпретации и оценки. М., 1981.

35. Бочаров С.Г. Роман Л.Н.Толстого "Война и мир". М., 1987.

36. Бурлина Е.Я. Культура и жанр: Методологические проблемы жанрообра-зования и жанрового синтеза. Саратов, 1987.

37. Бурукина О.А. Проблема культурно детерминированной коннотации в переводе: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1998.

38. Бушманова Н.И. Оксфордская конференция «Взаимосвязь истории и культуры в английской литературе XIX-XX вв.» // Филологические науки. 1995. №1.

39. Бушманова Н.И. Проблема интертекста в литературе английского модернизма: Проза Д.Х.Лоренса и В.Вулф: Автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 1996.

40. Валентинова 11. Королева модернистского романа // Вулф В. Избранное. М., 1996.

41. Ванников Ю.В. Синтаксические особенности русской речи (парцелляция). М„ 1969.

42. Васильев А.З. Жанр как явление художественной культуры. М., 1989.

43. Вейхман Г.А. Новое в английской грамматике. М., 1990.

44. Вейхман Г.Н. К вопросу о синтаксических единствах // Вопросы языкознания. 1961. №2.

45. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М, 1940.

46. Виноградов В.В. О категории модальноси и модальных словах в руссском языке // Труды ин-та русского языка АН СССР. 1950. Вып. II.

47. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М, 1971.

48. Владимирова Н.Г. Формы художественной условности в литературе Великобритании XX века. Новгород, 1998.

49. Влахов С, Флорин С. Непереводимое в переводе. М, 1980.

50. Выготский J1.C. Мышление и речь. M.-JI, 1934.

51. Вязмитинова JT.B. В поисках утраченного "я" // Новое литературное обозрение. 1999. №5(39).

52. Гаврилова 10.10, Гиршман М.М. Миф -- автор - художественная целостность: аспекты взаимосвязи // Филол. пауки. №3.

53. Гак В.Г. Теоретическая грамматика французского языка. Синтаксис. М, 1981.

54. Гениева Е. Правда факта и правда видения // Вулф В. Избранное. М, 1989.

55. Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М, 1988.

56. Гинзбург Л.О. О психологической прозе. Л, 1971.

57. Грамматические и лексико-семантические исследования в синхронии и диахронии. Вып. 1. Калинин, 1974.

58. Грешных В.И. В мире немецкого романтизма: Ф.Шлегель, Э.Т.А.Гофман, Г.Гейне. Калининград, 1995.

59. Грешных В.И. Ранний немецкий романтизм: фрагментарный стиль мышления. Л, 1991.

61. Громова Е. Эмоциональная память и ее механизмы. М, 1989.

62. Гулыга А. Миф и современность. О некоторых аспектах литературного процесса // Иностранная литература. 1984. №2.

63. Гулыга А.В. Принципы эстетики. М, 1987.

64. Гуссерль Э. Амстердамские доклады: Феноменологическая психология // Логос. М„ 1992. №3.

65. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб, 1989.

66. Джеймс Г. Искусство прозы // Писатели США о литературе. М., 1974.

67. Диепров В. Идеи времени и формы времени. Л., 1980.

68. Днепров В. Роман без тайны // Литературное обозрение. 1985. №7.

69. Днепров В. Черты романа XX века. М.-Л., 1965.

70. Долгова О.В. Семиотика неплавной речи. М., 1978.

71. Долинин К.А. Интерпретация текста. М., 1985.

72. Домашнев А.И., Шишкина И.П., Гончарова Е.А. Интерпретация художественного текста. М., 1983.

73. Достоевский Ф.М. -Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1980. Т. 21, Т. 22, Т. 23, Т. 25.

74. Дреу Э. Роман. Нью-Йорк, 1967.

75. Дуринова Н.Н. Пути освоения разговорных синтаксических конструкций авторской речью в английском романе XX века // Филол. науки. 1988. №1.

76. Дьяконова Н.Я. Ките и его современники. М., 1973.

77. Дьяконова Н.Я. Лондонские романтики и проблемы английского романтизма. Л., 1970.

78. Дьяконова Н.Я. Шекспир и английская литература XX века // Вопросы литературы. 1986. №10.

79. Евдокимова О.В. Поэтика памяти в прозе Н.С.Лескова. СПб., 1996.

80. Ефремова Т.Ф. Толковый словарь словообразовательных единиц русского языка. М., 1996.

81. Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М., 1981.

82. Жантиева Д.Г. Английский роман XX века. М., 1965.

83. Жлуктенко НЛО. Английский психологический роман XX века. Киев, 1988.

84. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты - Тема - Приемы - Текст. М., 1996.

85. Зарубежное литературоведение 70-х годов. М., 1984.

86. Затонский Д. В наше время. М., 1979.

87. Затонский Д. Зеркала искусства. М., 1875.

88. Затонский Д. Искусство романа и XX век. М., 1973.

89. Затонский Д. О модернизме и модернистах. Киев, 1972.

90. Затонский Д. Последнее слово не сказано // Литературное обозрение. 1985. №12.

91. Зверев А. Дворец на острие иглы. М., 1989.

92. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.

93. Иванов А.О. Еще раз о непереводимом в переводе // Вестник ЛГУ. Сер. 2. История. Языкознание. Литературоведение. 1988. Вып. 1. (№2).

94. Иванчикова Е.Л. Парцелляция, се коммуникативно-экспрессивные и синтаксические функции // Морфология и синтаксис русского литературного языка. М„ 1968.

95. Ивашева В. "Век нынешний и Век минувший.": Английский роман XIX века в его современном звучании. Изд. 2-е, доп. М., 1990.

96. Ивашева В. Английская литература: XX век. М., 1967.

97. Ивашева В. Английский реалистический роман XIX века в его современном звучании. М., 1974.

98. Иеронова И.Ю. Развитие парантезы во французском литературном языке в период с XVI по XX века (на материале эпистолярных текстов): Дисс. канд. филол. наук. СПб., 1994.

99. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.

100. Иофик Л.Л. Сложные предложения в новоанглийском языке. Л., 1968.

101. Иофик Л.Л. Структурный синтаксис английского языка. Л., 1968.

102. Йсйтс Ф. Искусство памяти. СПб., 1997.

103. Каган М.С. Мир общения: Проблема меж/субъектных отношений. М., 1988.

104. Калинина В.Н., Колемаев В.А. Теория вероятностей и математическая статистика. М., 1997.

105. Калинина Л.Н. Явление парцелляции на уровне текста. Донецк, 1985.

106. Климонтович Ю.Л. Турбулентное движение и структура хаоса. М., 1990.

107. Князева Е.Н. Топология когнитивной деятельности: синергетический подход // Эволюция. Язык. Познание / Под ред. И.П.Меркулова М., 2000.

109. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986.

110. Кожевникова Кв. Формирование содержания и синтаксиса художественного текста // Синтаксис и стилистика. М., 1976.

111. Кожевникова Н.А. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной литературы. М.; 1971.

112. Кожинов В.В. Происхождение романа. М., 1963.

113. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.104. Котляр Т.Р. Вставные конструкции в современном английском языке:

115. Красавченко Т.Н. Реальность, традиции, вымысел в современном английском романе // Современный роман. Опыт исследования. М., 1990.

116. Краткая русская грамматика / Под ред. Н.Ю.Шведовой и В.В.Лопатина М„ 1989.

117. Кумлева Т.М. Коммуникативная установка художественного текста и ее лингвистическое воплощение // Филол. науки. 1988. №3.

118. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1973.

119. Левин Ю.И. О соотношении между семантикой поэтического текста и внетекстовой реальностью // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М„ 1998.

120. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. Свердловск, 1982.

121. Лейдерман Н.Л. К определению сущности категории "жанр" // Жанр и композиция: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. III. Калининград, 1976.

122. Лейдерман Н.Л. Современная художественная проза о Великой Отечественной войне. Историко-литературный процесс и развитие жанров. Свердловск, 1973. Ч. 1.

123. Лейтес Н.С. Роман как художественная система. Пермь, 1985.

124. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

125. Ломоносов М.В. Поли. собр. соч. Труды по филологии. М., 1952. Т. 7.

126. Лосев А.Ф. Теория стиля у модернистов // Литературная учеба. 1988.5.

127. Лоскутов А.Ю., Михайлов А.С. Введение в синергетику. М., 1990.

128. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988.

129. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1996.

130. Лотман Ю.М. Искусствознание и точные методы в современных зарубежных исследованиях И Семиотика и искусствометрия. М., 1972.

131. Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Труды по знаковым системам. VI. Тарту, 1973.

132. Лотман Ю.М. О семиотическом механизме культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. 1991-1993. Таллин, 1993. Т. 3.

133. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

134. Малюгин О.В. К вопросу об экспериментальном романе (романы В.Вулф «Мисис Дэллоуэй» и «К маяку») // Уч. зап. факультета иностранных языков Тульского гос. пед. ин-та им. Л.Н.Толстого. Тула, 1977. Вып. 6.

135. Мамардашвили М. Психологическая топология пути: М.Пруст «В поисках утраченного времени». СПб., 1997.

137. Мациевский С.В. Изучение нелинейной динамики среднемасштабных неоднородностей в низкоширотном F-слое: Автореф. дис. канд. физ.-мат. наук. М., 1992.

138. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

139. Методологические вопросы науки о литературе. Л., 1984.

140. Мечтаева Н.Ф. Проблема воссоздания в переводе языка и стиля художественного произведения: На материале романа Г.Г.Маркеса «Сто лет одиночества» и переводов его на русский, английский и немецкий языки: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1997.

141. Микешина Л.А., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М„ 1997.

142. Михайлов А.В. Роман и стиль // Михайлов А.В. Языки культуры. М., 1997.

143. Михальская Н.П. Пути развития английского романа 1920-1930 годов: Утрата и поиски героя. М., 1966.

144. Михальская Н.П., Аникин Г.В. Английский роман XX века. М., 1982.

145. Мотылева Т. Роман - свободная форма. М., 1982.

146. Муратова Я.Ю. Мифопоэтика в современном английском романе: Д.Барнс, А.Байетт, Д.Фаулз: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1999.

147. Набоков В.В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. Т. 4.

148. Нефедова Н.В. Синтаксическая усложненность как средство пробуждения рефлексии: Автореф. дис. канд. филол. наук. Тверь, 1999.

149. Николаевская А. Цвета, и вкус, и тоны бытия // Новый мир. 1985. №8.

150. Новожилова К.Р. Ассоциативность как стилевая черта художественной речи // Вестник ЛГУ. Сер. 2. История. Языкознание. Литературоведение. Вып. 1. (№2).

151. Очерки по историческому синтаксису германских языков. Л., 1991.

152. Пешковский A.M. Школьная и научная грамматика. М., 1958.

153. Письмовник, содержащий в себе науку российского языка со многими присовокуплениями разного учебного и полезно-забавного вещесловия. Осьмое издание, вновь выправленное и приумноженное и разделенное на две части. СПб., 1809.

154. Попова Н.В. Особенности психологизма Герберта Бейтса (рассказы 1950-1960-х гг.) // Вестник ЛГУ. Сер. 2. История. Языкознание. Литературоведение. Вып. 1. (№2).

155. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972.146. 11отебня А.А. Мысль и язык // Эстетика и поэтика. М., 1976.

156. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990.

157. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

158. Психологический словарь / Под ред. Д.Давыдова. М., 1989.

159. Психология / Под ред. М.Крутецкого. М., 1980.

160. Ри Чжон Хи. Проблема памяти в творчестве И.А.Бунина: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1999.

161. Роуз С. Устройство памяти от молекул к сознанию. М., 1995.

162. Рубенкова Т.С. Парцелляты и инпарцелляты в поэтической речи XIX и XX веков: Автореф. дис. канд. филол. наук. Белгород, 1999.

163. Руднев В. Морфология реальности: Исследование по «философии текста». М., 1996.

164. Рущаков В.А. Основания перевода и сопоставления языков: Автореф. дис. д-ра. филол. наук. СПб., 1997.

165. Рымарь Н.Т. Современный западный роман: Проблемы эпической и лирической формы. Воронеж, 1978.

166. Рымарь Н.Т. Узнавание и понимание: проблема мимесиса и структуры образа в художественной культуре XX в. // Вестник Самар. ГУ. 1997. №3(5).

167. Семенова Л.В. К вопросу о расчленении синтаксической структуры как источнике экспрессивности // Вопрсы синтаксиса английского языка. ГГУ. Горький, 1975. Вып. 1.

168. Серова К.А. Прагматический фокус и перспектива в словесном портрете в английской прозе XX века: На материале романов В.Вулф и Д.Фаулза: Авто-реф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1996.

169. Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л., 1977.

170. Скляр Л.Н. Пунктуация современного английского языка. М., 1972.

171. Скребнев Ю.М. К проблеме изучения современных тенденций синтаксиса английской разговорной речи // Вопрсы общего и германского языкознания. Уч. зап. Башкир, ун-та. 1967. Вып. 15. №6(10).

172. Словарь русского языка: В 4 т. М., 1985. Т. 1.

173. Современное зарубежное литературоведение. Концепции, школы, термины: Энциклопедический справочник. М„ 1996.

176. Столович Л.Н. Зеркало как семиотическая, гносеологическая и аксиологическая модель // Труды по знаковым системам. Тарту, 1988. Т. XXII. Уч. зап. Тарт. ун-та. Вып. 831.

177. Сучков Б. Лики времени. М., 1976. Т. 1-2.

178. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры / Под ред. В.В.Кожинова, Г.Д.Гачева и др. М., 1964.

179. Тихонова Н.В. Осложненный синтаксис как стилистический прием в новеллистике Роберта Музиля: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПб., 1996.

180. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 199$.

181. Тураева З.Я. Лингвистика художественного текста и категория модальности // Вопросы языкознания. 1994. №3.

182. Тынянов Ю. Архаисты и новаторы. Л., 1979.

183. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. М., 1975.

184. Убоженко И.В. Теоретические основы лингвистического переводоведе-ния в Великобритании: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2000.

185. Урнов М.В. Вехи традиции в английской литературе. М., 1986.

186. Урнов Д.М. Литературное произведение в оценке англо-американской «новой критики». М., 1982

187. Успенский Б.А. История и семиотика // Успенский Б.А. Избранные труды. М„ 1996. Т. 1.

188. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Л., 1970.

189. Уэллек Р, Уоррен О. Теория литературы. М, 1978.

190. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. М, 1964. Т. 2, Т. 3.

191. Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л., 1983.

192. Филюшкина С.Н. Драматизация романа // Поэтика литературы и фольклора. Воронеж, 1980.

193. Филюшкина С.Н. Современный английский роман. Воронеж, 1988.

194. Флобер Г. Избр. соч. М, 1947.

195. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М, 1953.

196. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Зарубежная эстетика и теория литературы ХТХ-ХХвв.: Трактаты, статьи, эссе. М, 1987.

197. Хайдеггер М. Разговоры на проселочной дороге / Под ред. А.Л.Доброхотова. М, 1991.

198. Хакеп Г. Синергетика. М, 1985.

199. Хализев В. Речь как предмет художественного изображения // Литературные направления и стили. М, 1976.

200. Хализев В.Е. Теория литературы. М, 1991.

201. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. Изд. 2-е. М, 1972.

202. Чамеев А.А. Джон Мильтон и его поэма «Потерянный рай». Л, 1986.

203. Чернец Л.Р. Литературные жанры: проблемы типологии и поэтики. М, 1982.

204. Чехов А.П. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1977. Т. 2, Т. 5.

205. Шапиро А.Б. Современный русский язык. Пунктуация. М, 1966.

206. Шелгунова Л.М. Способы передачи рече-жестового поведения персонажей в повествовательном художественном тексте // Филол. науки. 1991. №4.

207. Шкловский В. О теории прозы. М, 1983.

208. Шкловский В. Тристрам Шенди Стерна и теория романа. Пг., 1921.

209. Шлегель Ф. Критические фрагменты // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М, 1983. Т. 1.

210. Шлегель Ф. Люцинда // Избранная проза немецких романтиков: В 2 т. М„ 1979. Т. 1.

211. Шлегель Ф. Разговор о поэзии // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М, 1983. Т. 1.

212. Шлейермахер Ф. О разных методах перевода // Вестник МУ. Сер. 9. Филология. 2000. №2.

213. Шмелев Д.Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.

214. Щерба J1.B. Пунктуация. Литературная энциклопедия. М., 1935.

215. Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: Диалектика "гипер" в культуре XX века // Новое литературное обозрение. 1995. №16.

216. Эткинс 11. Порядок и беспорядок в природе. М., 1987.

217. Якобсон Р. О художественном реализме // Работы по поэтике. М., 1987.

218. Яковлев Е.Г. Пространство и время как средства выражения формы мышления в искусстве // Пространство и время в искусстве. Л., 1988.

219. Якубинский Л.П. О диалогизации речи // Язык и его функционирование: Избр.тр. М., 1986.1.I

220. Adorno Th. Asthetische Theorie. Fr/M., 1995.

221. Alexander J. The Venture of Form in the Novels of Virginia Woolf. N. Y. L., 1974.

222. Allen W. The English Novel. L., 1958.

223. Allen W. The Modern Novel in Britain and USA. N.Y., 1964.

224. Alter R. New American Novel: Commentary. Nov. 1975.

225. Apter T.P. Virginia Woolf: A Study of Her Novels. Macmillan, 1979.

226. A (wood M. The Handmaid"s Talc. Virado, 1987.

227. Burger P. Prosa der Moderne. Unter Mitarbeit von Ch. Burger. Fr./M, 1992.

228. Burger P. Theorie der Avantgarde. Mitarbeit von Ch. Burger. Fr./M„ 1974.

229. Bates H.E. Seven by five: Stories 1926-1961. L., 1963.

230. Bates H.E. The watercress girl and other stories. L., 1959.

231. Bay ley J. The Characters of Love. N.Y., 1960.

232. Beer G. Arguing with the Past: Essays in Narrative from Woolf to Sidney. Rout-ledge, 1989.

233. Bennet .1. Virginia Woolf: Her Art as a Novelist. Cambridge. 1964.

234. Bergson H. An Introduction to Metaphysics / Trans, by T.E.Hulme. L., 1913.

235. Bergson II. Mater and Mcmoty / Trans by N. M.Paul and W.S.Palmer. L., 1913.

236. Bishop E. Virginia Woolf. Macmillan, 1989.

237. Blackstone B. V.Woolf: A Commentary. L., 1949.

238. Borges J.L. Funes the Memorious //Fictions. Calger, 1965.

239. Bowlby R. Virginia Woolf: Feminist Destinations. Basil Blackwell, 1988.21 .Bowman E. The Minor and Fragmentary Sentences of a Corpus of Spoken English // International Journal of American Linguistics. 1966. V. 32. N3.

240. Brewster D. V.Woolf. L., 1963.

241. Byatt A. Angels and Insects. L„ 1992.

242. Carey G.V. Mind the Stop. Cambridge, 1980.

243. Childs D.T. Mrs. Dalloway"s unexpected guests: V.Woolf, T.S.Eliot, Matthew Arnold // Mod. Lang. Quart. 1997. Vol. 58. №1.

244. Church M. Time and Reality: Studies in Contemporary Fiction. Chapel Hill. The University of North Carolina Press. 1963.

245. Cook G. Discourse and Literature: The Interplay of Form and Mind. Oxford Univ. Press, 1994.

246. Daiches D. V.Woolf in John W. Altridge ed. Critiques and Essays on Modern Fiction 1920-1951. N.Y., 1952.

247. Davenport W.A. To the Lighthouse // Notes on English Literature. Oxford, 1969.

248. Delattre F. La duree Bergsonienne dans le roman de Virginia Woolf // Virginia Woolf. The Critical Heritage. Paris, 1932.

249. Doyle L. These emotions of the body: Intercorporeal narrative // XXth cent. Literature. Hempstead. 1994. Vol. 40. №1.

250. Drabble M. The Needle"s Eye. Harmondsworth, 1972.

251. Ducrot M. Dire et ne pas dire. Paris, 1979.

252. Eco U. Kritik der Ikonozilat // Eco U. Im Labirinth der Vernunft. Texte iiber Kunst und Zeichen. Leipzig, 1990.

253. Eliot T.S. Selected Essays. L., 1966.

254. Firbas J. On the Problem of the Main Principle in English Sentence Punctuation // Casopis pro moderni filologie. 1955. Vol. 37. N5.

255. Firth J.R. Studies in Linguistic Analysis. L., 1957.

256. Fishman S. Virginia Woolf of the novel // Sewance Review. LI (1943).

257. Frame J. An Autobiography. The Women"s Press. 1990.

258. Freedman R. The Lyrical Novel: Studies of Herman Flesse, Andre Gide and Virginia Woolf. Princeton Univ. Press, 1963.

259. Friedemann K. Die Rolle des Erzahlers in der Epic. Lpz., 1910.

260. Friel B. Dancing at Lunghnasa. Faler, 1990.

261. Fries Ch. The Structure of English. N.Y., 1952.

262. Fulibrook К. Free Women // Ethics and Aesthetics in Twentieth-century Women"s Fiction. L., 1990.

263. Fusini N. Introduction // Woolf V. Mrs. Dalloway. L., 1993.

264. Gamble I. The secret in «Mrs Dalloway» // Accent XVI. Autumn. 1956.

265. Gardner J. On Moral Fiction. N.Y., 1978.

266. Graham J. Time in the Novels of Virginia Woolf// Aspects of Time / Ed. by C.A. Patrides. Manchester, 1976.

267. Greene G. Feminist Fiction and the Uses of Memory // Journal of Women in Culture and Society. 1991. 16.

268. Gruber R. Virginia Woolf: A Study. Leipzig. 1935.

269. Hafley L. The Glass Roof. Berkley and Los-Angeles. California, 1954.

270. Hagopian J.V. and Dolch M. Analyses of Modern British Literature. Fr/M., 1979.

271. Harrison B. V.Woolf and the True Reality // Western Humanities. 1996. Vol. 50. №2.

272. Heidegger M. Being and Time. N.Y., 1962.

273. Hellerstein M. Between the Acts: V.Woolfs Modern Allegory // Allegory Revisited: Ideals of Mankind. Kluwer, 1994.

274. Hill S. I"m the King of the Castle. Harmondsworth, 1978.

275. Hombrich E.H. Kunst und Illusion. Zur Psychologic der bilden Darstellung. Stuttgart. Zurich, 1986.

276. Horfley J. Glass Roof: V.Woolf as Novelist. Berkley, 1954.

277. Ilutcheon L. A Poetics of Postmodernism: History, Theory, Fiction // A Reader"s Guide to Contemporary Literary Theory. L., 1988.

278. James W. The Principles of Psychology. Vol. I. L., 1907.

279. Jenett J. Figures III. Paris, 1972.

280. Joos M. The Five Clocks //International Journal of American Linguistics. 1966. V. 2.

281. Kane T. Varieties of Mystical Experience in the Writing of V.Woolf // XXth cent. Literature. 1995. Vol. 41. №4.

282. Kayser W. Entstehung und Krise des Modernen Romans. Stuttgart, 1962.

283. Kennedy B. Recalling «a general shinny» carnaval tension Mrs.Dalloway // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1995. №4.

285. Laurence P.O. The Reading of Silence: V.Woolf in the English Tradition. Stanford, 1993.191

286. Leaska M.A. Virginia Woolfs Lighthouse: A Study in Critical Method. Hogarth Press, 1970.

287. Lee H. The Novels of Virginia Woolf. L„ 1977.

288. Letters of Proust. L., 1950.

289. Literary Opinion in America. Vol. 1. N.Y., 1962.

290. Littleton T. Mrs.Dalloway: Portrait of the Artist as a Middle-aged Woman // XXth cent. Literature. 1995. Vol. 41. №1.

291. Mephan J. Virginia Woolf: A Literary Life. Macmillan, 1991.

292. Miller J. H. V.Woolfs all Soul"s Day: the Omniscient Narrator in «Mrs. Dalloway» // The Shaken Realist. Baton Rouge. 1970.

293. Minow-Penkney M. Virginia Woolf and the Problem of the Subject: Feminine Writing in the Major Novels. Harvester Wheatshean, 1987.

294. Mittal S.P. The Aesthetic Venture: Virginia Woolfs Poetics of the Novel. Atlantic Highlands. N.Y. 1985.

295. Mounin G. Linguistique et traduction. Bruxelles, 1976.

296. New Feminist Essays on Virginia Woolf / Ed. by Marcus J. Macmillan, 1981.

297. Norris M. Novel. Providence. 1993. Vol. 26. №2.

298. Novak J. The Razor Edge of Balance: A Study of Virginia Woolf. University of Miami Press, 1975.

299. Oxford Dictionary of Current English / Ed. by Hornby. M., 1990.

300. Pattison J. Mrs.Dalloway. Macmillan Masterguides, 1987.

301. Pfinster M. Hauptwerke der Englischen Literatur. Miinchen, 1964.

302. Pippett A. The Moth and the Star. Boston, 1955.

303. Quirk R., Greenbaum S., Leech G., Svartvik J. A Grammar of Contemporary English. L., 1972.

304. Raitt S. Virginia Woolfs To the Lighthouse // Critical Studies of Key Texts. Harvester Wheatsheaf, 1990.

305. Ricoeur P. Mimesis and Representation // Annals of Scholarship. Metastudies of the Humanities and Social Sciences. 1981. №2.

306. Roberts J.H. Vision and Design in Virginia Woolf. PMLA. LXI. September. 1946.

307. Rolle D. Fielding und Sterne. Untersuchungen tiber die Funktion des Erzahlers. Munster, 1963.

308. Ruotolo L. «Mrs Dalloway» the Unguarded Moment // V.Woolf: Revelation and Continuity. A Collection of Essays / Ed. with an introduction by Ralph Freedman. University of California Press. Berkley. L. A. London. 1980.

309. Shaefer O"Brien J. The Tree-fold Nature of Reality in the Novels of Virginia Woolf. L., 1965.

310. Smith S.B. Reinventing Grief Works: V.Woolf Feminist Representations of Mour-ing in «Mrs.Dalloway» and «To the Lighthouse» // XXth cent. Literature. 1995. Vol. 41. №4.

311. Spivak G. Ch. In Other Worlds: Essays in Cultural Politics. Methuen, 1987.

312. Stein G. Composition as Explanation. L., 1926.

313. Svevo H. The nice old man etc. L., 1930. r

314. Takei da Silva N. Modernism and Virginia Woolf. Windsor, 1990.

315. The XXth Century Novel: Studies in Technique. N.Y., 1932.

316. Tindall W.Y. Many-levelled Fiction: Virginia Woolf to Ross Lockridge // College English. X. November. 1948.

317. Vail ins G.H. Good English. How to Write it? L., 1974.

318. Velicu A. Unifying Strategies in V.Woolf s Experimental Fiction. Uppsala. 1985.

319. Virginia Woolf and Bloomsbury: A Centenary Celebration / Ed. by Marcus J. Macmillan, 1987.

320. Virginia Woolf: New Critical Essays / Ed. by P.Clements and I.Grundy. Vision Press, 1983.

321. Virginia Woolf: The Critical Heritage / Ed. by R.Majumdar and A.McLaurin. Routledge, 1975.

322. Wiener Slawistischer Almanah. Wien, 1985.

323. Wright N. «Mrs Dalloway»: A Study in Composition. College English. V. April. 1944.

324. Wunberg G. Vergessen und Erinnern. Asthetische Wahrnehmung in der Mod-erne // Schonert Т., Segeberg H. Polyperspektiving in der Literarischen Moderne. Fr/M., 1967.

325. Younes G. Dictionnaire grammaticale. Alleur: Marabout. 1985.

326. Zwerdling A. Virginia Woolf and the Real World. Univ. of California Press, 1986.

Л.А. Коугия СПОСОБЫ ПЕРЕДАЧИ «ПОТОКА СОЗНАНИЯ» В СИНТАКСИСЕ РОМАНА ВИРДЖИНИИ ВУЛФ «МИССИС ДЭЛЛОУЭЙ»

Преамбула. Понятие «потока сознания» и способы его выражения в тексте являются в настоящее время недостаточно изученными, что обусловливает актуальность работы. «Поток сознания» может находить своё выражение в структуре произведения, в особенностях лексики и фонетики, в синтаксических конструкциях. Целью данной работы является анализ синтаксиса романа Вирджинии Вулф «Миссис Дэллоуэй» с точки зрения передачи в нём техники «потока сознания».

В процессе чтения романа Вирджинии Вулф «Миссис Дэллоуэй» первое, с чем мы можем столкнуться - это перегруженность текста знаками препинания. Чаще всего такой эффект достигается в романе с помощью парных тире, парных скобок и точки с запятой. Поэтому среди многообразия синтаксических приёмов, к которым прибегает автор, мы остановимся на двух из них - парцелляции и парантезе, поскольку, на наш взгляд, они наиболее ярко характеризуют своеобразие синтаксиса В. Вулф в анализируемом романе.

Парцелляция (расчленение синтаксической структуры) многими лингвистами относится к явлениям разговорной речи, где прерывистость построения обусловлено спонтанностью, неподготовленностью процесса говорения: «Потребность в быстром сообщении вынуждает представлять элементы высказывания... в виде отдельных кусков с тем, чтобы их легче было переварить» . В романе «Миссис Дэллоуэй» приём парцелляции направлен, прежде всего, на активизацию сенсорного опыта посредством обращения к тому, что читатель должен увидеть, услышать, почувствовать, предварительно представив изобразительный ряд: “How fresh, how calm, stiller than this of course, the air was in the early morning; like the flap of a wave; the kiss of a wave; chill and sharp and yet (for a girl of eighteen as she then was) solemn...” («Свежий, тихий, не то что сейчас, конечно, ранний, утренний воздух; как шлепок волны; шепоток волны; чистый, знобящий и (для восемнадцатилетней девчонки) полный сюрпризов...» ). В данном примере точка с запятой приостанавливает движение мысли - возникает пауза в сознании героя, автора и читателя. Ряд определений (“fresh”, “calm”) обрывается, и происходит своеобразный взрыв - остаются только осколки воспоминаний (“like the flap of a wave; the kiss of a wave”). К тому же, пауза, изначально

заданная точкой с запятой, вынуждает читателя отказаться от беглого, линейного прочтения, служит своеобразным стоп-сигналом.

Приведём ещё один пример парцеллированной конструкции: “... one feels even in the midst of the traffic, or walking at night, Clarissa was positive, a particular hush, or solemnity; an indescribable pause; a suspense (but that might be her heart, affected, they said, by influenza) before Big Ben strikes. There! Out it boomed. First a warning, musical; then the hour, irrevocable. The leaden circles dissolved in the air” («.даже посреди грохота улицы или проснувшись повреди ночи, да, положительно - ловишь это особенное замирание, неописуемую, томящую тишину (но, может быть, всё у неё из-за сердца, из-за последствий, говорят, инфлюэнцы) перед самым ударом Биг-Бена. Вот! Гудит. Сперва мелодично - вступление; потом непреложно - час. Свинцовые круги побежали по воздуху» ). Здесь описание того, что чувствует каждый из героев, создаёт атмосферу напряжённости, ожидания, в то время как удары Биг-Бена являются завершающим, разрешающим аккордом своеобразной музыкальной темы (“First a warning, musical; then the hour, irrevocable”). В данном примере также угадывается обращение к сенсорному, а главное -творческому опыту читателя (“one feels [...] a particular hush, or solemnity; an indescribable pause; a suspense”, “The leaden circles dissolved in the air”), а фраза в скобках (“but that might be her heart, affected, they said, by influenza”) предоставляет читателям возможность выбора любого из вариантов данного предложения - перед ударами Биг-Бена чувствуется замирание, или это только кажется Клариссе, у которой проблемы с сердцем.

Очень интересным является следующий пример: “And this had been going on all the time! he thought; week after week; Clarissa’s life; while I -he thought; and at once everything seemed to radiate

© Л.А. Коугия, 2007

from him; journeys; rides; quarrels; adventures; bridge parties; love affairs; work; work, work! and he took out his knife quite openly...” («И так все время! Так и шло, думал он. Неделя за неделей; Клариссина жизнь; а я меж тем. подумал он; и тотчас из него будто излучилось разом -путешествия; верховая езда; ссоры; приключения; бридж; любовные связи; работа, работа, работа! И, смело вытащив из кармана нож.» ). Здесь В. Вулф прибегает к технике сжатого пересказа, а единство конструкции в этом случае поддерживается соединёнными при помощи точки с запятой сегментами. Писательница не углубляется в подробности, так как описанная история банальна, традиционна и похожа на многие приключенческие романы. В. Вулф лишь кратко излагает сюжет, напоминая читателю о том, что всё это уже давно написано. Читатели, возможно, надеются на развязку описанного романа, но писательница, как обычно, обманывает их ожидания (“work; work, work! and he took out his knife quite openly...”).

Кроме приёма парцелляции в стиле В. Вулф особую роль играет явление парантезы - скобочного синтаксиса. Как правило, лингвистами подчёркивается эмоционально-эстетическая, экспрессивная функция парантезы, тесным образом связанная с категорией модальности . Следовательно, данные конструкции характеризуют сообщаемое с позиций говорящего не только в реальности, но и в проекции невозможного, ирреального. Возрастание коммуникативной функции парантезы может быть связано с процессом усиленного влияния устной формы речи на письменную. С этой точки зрения, парантеза способствует диалогизации повествования и драматизации повествовательной структуры .

В романе «Миссис Дэллоуэй», прежде всего, можно обнаружить конструкции, представляющие собой комментарии к привычкам, взглядам персонажей, о которых читатель ещё не знает, т.е., своего рода «вкрапления» в общую канву повествования. Подобные введения, как правило, прерывают микротему ведущего повествование персонажа, который размышляет о хорошо известных ему вещах. Создаётся впечатление, что подобные конструкции возникли в процессе чтения автором уже написанного текста: “...she implored him, half laughing of course, to carry off Clarissa, to save her from the Hugs and the Dalloways and all the other ‘perfect gentlemen’ who would ‘stifle her

soul’ (she wrote reams of poetry in those days), make a mere hostess of her, encourage her worldliness” («Салли молила его, полушутя, разумеется, умыкнуть Клариссу, спасти от Хью и Дэллоуэев и прочих «безупречных джентльменов», которые «загубят её душу живую» (Салли тогда целые вороха бумаги исписывала стихами), сделают из неё исключительно хозяйку салона, разовьют её суетность» ). В данном случае ведущий повествование персонаж -Питер Уолш, - припоминая разговоры, воспроизводит отдельные фразы, произнесённые Салли, которые, в свою очередь, являются поэтическими цитатами, поэтому и возникает необходимость в авторской правке, своего рода объяснении.

В следующем примере парантеза раскрывает особенности поведения персонажа: “...eyes now kindled to observe genially the beauty of the red carnations which Lady Bruton (whose movements were always angular) had laid beside her plate...” («.взором, тянущимся радушно к прелести красных гвоздик, которые леди Брутн (чьи движения все угловаты)_поместила рядом с тарелкой.» ).

Наиболее часто употребляемыми являются конструкции, в которых содержится комментирующий набросок истории какого-либо персонажа, как правило, выполняющего фоновую функцию. Например, таким образом вводится информация об истории сэра Уильяма: “He had worked very hard; he had won his position by sheer ability (being the son of a shop-keeper); loved his profession...” («Он очень много работал; достигнутым положением он был всецело обязан своим дарованиям (будучи сыном лавочника); он любил свое дело.» ).

В следующем фрагменте парантеза не только указывает на вкусовые пристрастия персонажа, но и выступает в качестве средства, диалогизирующего внутренний монолог ведущего повествование Септимуса Смита: “But beauty was behind a pane of glass. Even taste (Rezia liked ices, chocolates, sweet things) had no relish to him” «Но красота была под матовым стеклом. Даже вкусные вещи (Реция обожала шоколад, мороженое, конфеты) не доставляли ему удовольствия» ).

Следующие примеры представляют собой комментарий-оценку эмоционального переживания ситуации, произошедшей в далёком прошлом, с позиции восприятия и настроения пер-

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2007

сонажа в момент настоящего: “His demands upon Clarissa (he could see it now) were absurd. He asked impossible things” («Его требования к Клариссе (теперь-то он видит) были нелепы. Он хотел невозможного» ), “The final scene, the terrible scene which he believed had mattered more than anything in the world of his life (it might be an exaggeration - but still, so it did seem now), happened at three o’clock in the afternoon of a very hot day” («Решительная, последняя сцена, ужасная сцена, значившая, наверное, больше всего в его жизни (возможно, преувеличение, но сейчас ему кажется так), произошла в три часа, в один очень жаркий день» ).

В следующем примере употреблена конструкция, представляющая собой комментарий-предположение: “For in marriage a little licence, a little independence there must be between people living together day in day out in the same house; which Richard gave her, and she him. (Where was he this morning, for instance? Some committee, she never asked what.) But with Peter everything had to be shared; everything gone into” («Потому что в браке должна быть поблажка, должна быть свобода и у людей, изо дня в день живущих под одной крышей; и Ричард ей предоставляет свободу; а она - ему. (Например, где он сегодня? Какой-то комитет. А какой - она же не стала расспрашивать.) А с Питером всем надо было б делиться; он во все бы влезал» ).

Очень интересны парантезы, комментирующие содержание жеста или взгляда какого-либо персонажа, какая мысль может скрываться за подобным жестом или взглядом: “But the clock went on striking, four, five, six and Mrs Filmer waving her apron (they wouldn t bring the body in here, would they?) seemed part of that garden; or a flag” («А часы били еще четыре, пять, шесть, и миссис Филмер махала фартуком (а они не внесут сюда тело?) и казалась частью сада или флагом» ), “‘He is dead,’ she said, smiling at the poor old woman who guarded her with her honest lightblue eyes fixed on the door. (They wouldn’t bring him in here, would they?) But Mrs Filmer pooh-poohed” («Он умер, - сказала она и улыбнулась бедной старушке, которая ее стерегла, устремив честный, голубой взгляд на дверь. (А они его сюда не внесут?) Но миссис Филмер только головой качала» ). Подобные структуры создают не только эффект присутствия мыслительного поля какого-либо пер-

сонажа, но и способствуют драматизации повествования.

В отдельную группу можно включить комментарии-ремарки - от сжатой ремарки, описывающей место действия или жест персонажа, до распространённой, включающей иногда целый абзац. Приведём несколько примеров: “Away from people - they must get away from people, he said (jumping up)” («-Подальше от людей -надо скорей уйти подальше от людей, - так он сказал (и вскочил)» ), “...and now sees light on the desert’s edge which broadens and strikes the iron-black figure (and Septimus half rose from his chair), and with legions of men prostrate behind him...” («.но вот он увидел полосу света над краем пустыни, и она длилась вдали, и свет ударил в колосса (Септимус приподнялся со стула), и в прахе простерлись пред ним легионы.» ).

Информация, заключённая в парантезе, в основном, представляет собой декорационный фон или задний план соответствующей сцены: “(And Lucy, coming into the drawing-room with her tray held out, put the giant candlesticks on the mantelpiece, the silver casket in the middle, turned the crystal dolphin towards the clock. [...] Behold! Behold! she said, speaking to her old friends in the baker’s shop, where she had first seen service at Caterham, prying into the glass. She was Lady Angela, attending Princess Mary, when in came Mrs Dalloway.)” («(А Люси, внеся поднос в гостиную, ставила гигантские подсвечники на камин, серебряную шкатулку - посередине, хрустального дельфина поворачивала к часам. [... ] Глядите-ка! Вот! - сказала она, обращаясь к подружкам из той булочной в Кейтреме, где она проходила свою первую службу, и кинула взглядом по зеркалу. Она была леди Анжелой, придворной дамой принцессы Мэри, когда в гостиную вошла миссис Дэллоуэй.)» ). Данный пример можно назвать сценой без героев. Здесь определённым образом расставлены декорации (камин, зеркало), принесён реквизит (подсвечники, шкатулка и т.д.), а повествование переходит к Люси, создающей в своём воображении сцену предстоящего приёма. Здесь В. Вулф сочетает повествовательные приёмы с драматургическими.

1. Среди многообразия синтаксических приёмов, имитирующих «поток сознания», можно выделить приём парцелляции и парантезы.

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2007

2. Приём парцелляции в романе направлен на активизацию сенсорного опыта читателя; приостанавливает движение мысли и побуждает читателя к медленному, вдумчивому чтению; создаёт атмосферу напряжённости, ожидания; способствует активизации творческого опыта читателя; является одним из средств сжатого пересказа.

3. Парантезы в романе способствуют процессу диалогизации и драматизации повествования; составляют комментарий к привычкам, интересам персонажей; составляют комментарий-оценку эмоционального переживания ситуации, произошедшей в прошлом, с позиций восприятия в момент настоящего; содержат комментарий к выдвинутому каким-либо персонажем предположению; обнаруживают присутствие авторедактирующего начала; содержат комментарий относительно содержания жеста или взгляда персона-

жа; составляют комментарий-ремарку. Информация, заключённая в таких конструкциях, представляет собой декоративный фон или задний план соответствующей сцены.

Библиографический список

1. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М., 1955. - С. 80-85.

2. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Труды института русского языка АН СССР. - 1950. - С. 81-90.

3. Вулф В. Миссис Дэллоуэй. - СПб.: Азбука-классика, 2004. - 224 c.

4. Грешных В.И., Яновская Г.В. Вирджиния Вулф: лабиринты мысли. - Калининград: Изд-во Калининградского гос. ун-та, 2004. - 145 с.

5. Woolf V. Mrs Dalloway. - Wordsworth Editions Limited, 2003. - 146 p.

А.Н. Мешалкин, Л.В. Мешалкина ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР Е.В. ЧЕСТНЯКОВА

Ефим Васильевич Честняков, самобытный художник и писатель, талант которого, к сожалению, был поздно открыт, являет нам удивительную сторону народной культуры и народного духа.

Е.В. Честняков родился в д. Шаблово Колог-ривского уезда Костромской губернии в 1874 году в крестьянской семье, в которой (как, пожалуй, и в каждой крестьянской семье глубинной России) хранились патриархальный уклад, устойчивые формы быта и бытия, тяга к труду и земле. Все это и формировало характер и мировоззрение будущего художника. Не случайно Честня-ков хранил память о детстве, как нечто сокровенное, до последних дней. С детских лет запали в его душу сказки бабушки Прасковьи, обладавшей доброй поэтической душой, фантастические рассказы про старину, всякую нечисть и свои жизненные приключения деда Самойла. В записных тетрадях Честняков указывал, что «поэзия бабушки баюкала, матери - хватала за сердце, дедушки - возносила дух». Эта необычная атмосфера жизни семьи Честняковых, живые картины крестьянского быта, труда пахаря и сеятеля и мечты народа о счастливой доле синтезировались впоследствии в творческом сознании художника и воплотились с чудесной силой в его своеобразных полотнах и литературных произведениях.

Пройдя местные и столичные «университеты» (уездное училище, Солигаличское духовное училище, Костромская духовная семинария и Казанская духовная академия, Высшее художественное училище при императорской Академии художеств), Честняков не порвал связи с народной жизнью, более того он полностью окунулся в ее стихию, вернувшись в родную деревню. Перспективы большого цивилизованного мира не прельстили его, художник предпочел жизнь естественную, органичную, пусть и полную проблем и забот. Не случайно в произведениях Честнякова просвечивается его любование деревенским бытом, мысль о том, что в простой жизни больше достоинства, человеческого тепла, красоты, чем в городской. Примечательно в этой связи отсутствие в творчестве Честнякова темы тяжелого крестьянского труда, к которой обращались, к примеру, Некрасов, Кольцов, писатели-народники. Его герои-крестьяне на отдыхе после труда, заняты другим, но не менее важным, на взгляд автора, делом: играют, пляшут, водят хороводы, шутят. Зная жизнь крестьянина изнутри, понимая, что именно труд - основа жизни, Честняков в то же время был убежден, что не хлебом единым жив человек. Он часто сетовал, что множество людей делают что-то для своего пропитания, «мало думая о более существенном, неслучай-

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2007

© А.Н. Мешалкин, Л.В. Мешалкина, 2007

Введение к работе

«Модернистский», «экспериментальный», «психологический» - таковы определения художественного метода В.Вулф, английской писательницы, чье творчество на протяжении всего XX века находится в центре внимания как зарубежного, так и отечественного литературоведения.

0 степени изученности творческого наследия В.Вулф в зарубежном литературоведении может свидетельствовать целый ряд научных и критических работ. Представляется возможным выделение нескольких направлений: исследование эстетических воззрений писательницы1, ее критической и общественной деятельности, анализ художественной специфики от дельных произведений и творческой лаборатории в целом3.

Особое и, пожалуй, самое значительное и плодотворное направление составляет исследование философской и художественной концепции пространства и времени в произведениях В.Вулф. Остановимся на этой проблеме более подробно, так как она тесным образом соприкасается с вопросом об истоках творческого метода писательницы.

Так, исследовательница творчества В.Вулф М.Чеч отмечает, что во многом на концепцию времени писательницы повлияли произведения Де Куинси, Л.Стерна и работы Роджера Фрая4. О работе Де Куинси «Suspiria de Profundis» в статье «Пылкая проза» («Impressioned prose», 1926) писала сама В.Вулф. Она отметила, что у этого автора встречаются описания таких состояний человеческого сознания, когда время странным образом продлевается, а пространство -- расширяется1. Влияние Де Куинси на Вулф считает значительным и Х.Мейерхоф2. Он приводит признание самого Де Куинси, который, анализируя состояние наркотического опьянения, отмечал, что ощущение пространства, а затем и ощущение времени кардинально менялось3. Так, ему иногда казалось, что он прожил сто лет в течение одной лишь ночи, поскольку ощущение длительности происходящего выходило за какие-либо разумные рамки человеческого понимания. Это замечание Де Куинси совпадает, по мнению Х.Мейерхофа, с удивительным эффектом растяжения и насыщенности времени в романах В.Вулф, в особенности в «Миссис Дэллоуэй». Так один лишь день способен охватить собою всю жизнь, вследствие чего, полагает ученый, можно утверждать, что вводится временная перспектива, разительно отличающаяся от какой-либо метрической упорядоченности.

Обращаясь к влиянию Л.Стерна, необходимо отметить, что эстетиче-ские принципы, выраженные в его произведениях, во многом аналогичны концепции времени, основанной на непрерывном потоке образов и мыслей в человеческом сознании4. Кроме того, В.Вулф, подобно Стерну, не доверяла знаниям фактическим, используя их лишь как вспомогательное средство при дальнейшем восприятии реальности уже на уровне воображения1.

Упоминая о влиянии на писательницу ее друга, пост-импрессиониста Роджера Фрая, можно, в частности, сослаться на работу Джон Хафли Роберте «Vision and Desing in Virginia Woolf», в которой исследователь заме-чает, что и В.Вулф пыталась «сфотографировать ветер» . Здесь она следовала убеждению Фрая, что настоящие художники должны не создавать бледные отображения реальности действительной, но стремиться убедить окружающих, что существует новая и совершенно иная реальность.

Кроме того, исследователи творчества В.Вулф часто замечают, что противопоставление в ее романах внутреннего времени времени реальному коррелирует с теорией Анри Бергсона о «la duree», или психологическом времени. Так, Флорис Делаттре утверждает, что концепция длительности, при помощи которой Бергсон пытался объяснить основы человеческой личности во всей ее полноте и целостности, является центром рома-нов Вирджнии Вулф. Находясь всецело в «реальной продолжительности» («real duration»), писательница соединяет психологические переживания с-элементом постоянной качественной и творческой длительности, которая на самом деле является человеческим сознанием. По мысли Шив К.Камер, действие в произведениях В.Вулф заключено единственно в непрерывном потоке моментов эмоциональных, когда длительность, будучи прошедшим.

В теории Анри Бергсона о «la duree» традиционному хронологическому восприятию времени противопоставляется внутренняя продолжительность («inner duration») как единственно верный критерий на пути познания эстетического переживания и опыта.

Поэтому время в произведениях писателей-модернистов почти всегда трактуется как некое четвертое измерение. Время в новом творческом понимании становится сущностью неизмеримой и только символически олицетворяемой и обозначаемой такими понятиями, как часы, дни, месяцы, или годы, которые являются только пространственными его определе- Л/ ниями. Следует особо подчеркнуть, что время, перестав знаменовать собою расширенный образ пространства, становится самой сущностью реальности, которую Бергсон называет последовательностью качественных перемен, проникающих и растворяющихся друг в друге, не имеющих четких очертаний и являющихся «становлением» .

«Время сознания» символически представляется многим романистам этой эпохи как текущая река воспоминаний и образов. Этот бесконечный поток человеческих переживаний состоит из непрерывно смешивающихся друг с другом элементов памяти, желания, стремления, парадокса, предвкушения, вследствие чего человек существует будто «в смешанном времени, в грамматической структуре которого присутствуют только чистые, беспримесные времена, созданные, казалось бы, только для животных»3.

Основой теории психологического времени является концепция постоянного движения и изменчивости. В подобном понимании настоящее теряет свою статическую сущность и непрерывно перетекает из прошлого в будущее, сливаясь с ними. Уильям Джеймс называет это явление «правдоподобным настоящим» («specious present»)1, в то время как Гертруда Стайн именует его «продолженным настоящим» («prolonged present») .

Согласно Бергсону, не что иное, как наша собственная душа струится сквозь время - это наше «я», которое продолжается, причем причина, из-за которой переживание и чувствование являются непрерывным и бесконечным потоком смешавшихся прошлого и настоящего, заключается в законах ассоциативного восприятия мира3.

Замечательна, на наш взгляд, общая особенность романов Вулф и Джойса, отмеченная Флорис Делаттре 2. Исследователь указывает на то, что оба писателя пытаются соединить крохотную, непоследовательно созданную вселенную одного человека (время человека) с громадным универсумом города, символизирующего собой таинственное целое, «все» (универсальное Время). И у Вулф, как полагает Флорис Делаттре, и у Джойса этот контраст между временем человека и Временем города имеет двойное значение.

Американский литературовед Ханс Мейерхоф в более подробном сравнительном анализе «Улисса» и «Миссис Дэллоуэй» отмечает, что день в обоих романах составляет лишь правдоподобное настоящее («specious present»), хаотическое многообразие временных связей внутри человеческого сознания намеренно противопоставлено относительной простоте объективного, метрического и упорядоченного времени в природе. Общим является и то, что потоки жизни как в «Улиссе», так и в «Миссис Дэллоуэй» нанизываются на единый символический остов, состоящий из общих воспоминаний и ссылок, что является, кроме того, и основой единства повествования4.

В наиболее общих чертах миф, касающийся идиостиля В.Вулф, выглядит следующим образом: книги писательницы лишены сюжета, они распадаются на отдельные зарисовки внутренних состояний различных лиц, выполненные в импрессионистической манере, ввиду отсутствия определенной повествовательной интриги, связывающей отдельные фрагменты произведения в единое целое; в романах Вулф отсутствуют завязки и развязки, а также главные и второстепенные действия, в итоге все действие оказывается непоследовательным, лишенным логической причинно-следственной детерминации; мельчайшие детали, радостные или грустные воспоминания, возникающие на ассоциативной основе, наплывают друг на друга, фиксируются автором и определяют содержание книги. Таким образом, отечественным литературоведением намечены магистральные вехи в исследовании структуры повествования В.Вулф, однако в целом вопрос остается нерешенным. В связи с этим возникает проблема выбора русла исследования.

Первым шагом в этом процессе становится классическая теория мимесиса. Как отмечает Н.Т.Рымарь, «обособление и отчуждение личности, распад конвенциональных систем ведет в XX веке к глубокой перестройке классической структуры миметического акта - сам мимесис становится проблематичным: распад общезначимого "мифа" и обособление, отчуждение личности от коллектива лишают художника языка, на котором он мог говорить с реципиентом, и предмета, связанного с этим языком» .

Процесс освобождения художника от «готового» материала свое начало ведет от эпохи Возрождения и XVII века, а в эпоху романтизма художник сам становится творцом новых форм, нового мифа и нового языка. Однако свой личный опыт он высказывает на языке культуры -- языке жанров, сюжетов, мотивов, символов из культуры прошлого и настоящего. В XX веке в ситуации обособления личности многообразные формы языков культуры не могут быть больше для отдельной личности вполне «своими», как и мир культуры в целом, предстающий перед ней как чужой". Классическое произведение, как правило, включается в существующую систему жанров, по-своему продолжая определенный ряд произведений и диалогически соотносясь с этим рядом, а также заключая в себе его.

В XX веке, когда художник становится посторонним, ощущает свою отчужденность от языка и культуры, произведение вступает в конфликт и живет событием этого конфликта с языком культуры. Оно не завершено в себе, не самодостаточно, так как не имеет языка, который был бы для него своим. Жизнь такого произведения - в его открытости, интеллектуальности, обращенности к другим языкам и мифам, в событии «нападения»1 на существующие формы культуры, на сознание читателя. Энергией своего рода интеллектуальной агрессии переполнены произведения Дж. Джойса, Т.С.Элиота, У.Эко, предполагающие в качестве резистора развернутый комментарий даже к атомарным элементам текста.

Произведения В.Вулф, не содержащие подобного комментария, тем не менее испытывают настоятельную потребность в нем, ибо сам язык обнаруживает имманентные, потенциальные возможности семантической диссипации (рассеивания значений), становясь гибким, пластичным и поливалентным, с одной стороны, а с другой - заключает в себе тенденцию к сопротивлению, сокрытию и утаиванию смысла. Так возникает актуальная только для XX века проблема стратегии чтения и понимания текста, ибо предметом художественного исследования становится не окружающая действительность, а артефакты языка и культуры в целом. Термины традиции и новаторства обнаруживают свою недостаточность, так как вписывают произведение либо в расширенный, либо слишком суженный контекст. Например, произведения Ф.Кафки вписываются в парадигму позднего творчества Ч.Диккенса, а принципиально значимые черты постмо 1 Рымарь Н.Т. Цит. раб. С. 32. дернизма связываются с творчеством Дж.Джойса, А.Жида, В.Вулф, Т.С.Элиота, С.Дали, А.Белого, В.Набокова, Д.Хармса, Т.Манна, Б.Брехта, Ю. О Нила и др. Исследования в области интертекстуальной природы произведения, популярные во второй половине XX века, также обнаружи-вают свою недостаточность: текст может оказаться закрытым для понимания и дешифровки вследствие сопротивления языкового материала (даже в пределах родного языка!).

Этими обстоятельствами во многом предопределяется наш интерес к специфике художественного мышления В.Вулф в целом и к исследованию структуры повествования в частности.

Теоретическую основу настоящей работы составили труды М.М.Бахтина, Н.Г.Поспелова, Ю.М.Лотмана, В.В.Кожинова и современных исследователей - А.З.Васильева, Е.Я.Бурлиной и Н.Л.Лейдермана (см. список использованной литературы). Определяющую роль в выборе русла исследования сыграли работы С.Н.Фйлюшкиной1, Н.Г.Владимировой2, Н.Я.Дьяконовой3, Н.И.Бушмановой4.

Актуальность исследования обусловлена, с одной стороны, высокой степенью изученности творчества В.Вулф, а с другой - отсутствием концептуального подхода в анализе структуры повествования. В рамках поставленной проблемы актуальным представляется рассмотрение.

Предметом исследования становится структура повествования в романе В.Вулф «Миссис Дэллоуэй», который рассматривается исследователями в качестве программного, этапного произведения писательницы, знаменующего переход от традиционной манеры письма («Путешествие», «Ночь и день») к качественно новой художественной системе («К маяку», «Волны», «Годы», «Между актами»). В работе рассматриваются три уровня: макро- (романное целое), миди- (анализ отдельных сюжетных ситуаций, конструирующих реальное коммуникативное пространство и коммуникативное пространство памяти) и микроуровень (анализ отдельных языковых явлений, содержащих в себе память культуры, языка и авторского замысла).

Цель исследования заключается в выявлении основных структурообразующих и текстопорождающих элементов, в определений основной повествовательной стратегии В.Вулф и приемов ее выражения.

Цель исследования предполагает решение следующих задач:

Выявление конститутивных признаков романного типа художественного сознания, воздействующих на формирование стратегии повествования;

Выявление путей формирования структуры повествования классического и неклассического типов художественности;

Рассмотрение механизмов конструирования реального коммуникативного пространства и пространства памяти в художественном мире романа В.Вулф;

Определение специфики субъектно-объектной организации повествования в романе. Методы исследования. В качестве основных в работе используются системно-структурный и структурно-семантический методы в сочетании с элементами синергетического подхода. При исследовании микроструктуры текста применяется метод лингвистического наблюдения и описания с элементами когнитивно-прагматического анализа.

Научная новизна заключается в исследовании повествовательной структуры романа В.Вулф «Миссис Дэллоуэй» с применением комплексного, многоуровневого перевода текста оригинала; в исследовании структуры коммуникативного пространства и системы риторических приемов.

Научно-практическое значение работы состоит в расширении представления о структуре повествования, в анализе механизмов формирования коммуникативного пространства, а также в том, что ее результаты могут найти разнообразное применение в процессе разработки общих и специальных учебных курсов по зарубежной литературе XX века в вузовской практике преподавания, в руководстве научно-исследовательской работой студентов, включая написание курсовых и дипломных работ. Материалы и некоторые положения работы могут быть использованы в дальнейших исследованиях повествовательной структуры произведений неклассического типа художественности. Апробация работы. По результатам исследования прочитаны доклады на научно-практических семинарах кафедры зарубежной литературы Калининградского государственного университета в 1996, 1997 гг. По теме диссертации прочитаны доклады на международных конференциях профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов в г. Калининграде в апреле 1998, 1999 гг., на международной конференции «Актуальные проблемы литературы: комментарий к XX ве ку» в г. Светлогорске в сентябре 2000 г. Основные положения диссертации отражены в 7 публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и примечаний. Библиография содержит более 300 наименований, из них свыше 100 на иностранных языках.

Особенности · В центре внимания «обычное сознание в течение обычного дня», которое составляют «мириады впечатлений – бесхитростных, фантастических, мимолетных, запечатленных с остротой стали» (цитирую программное эссе Вулф «Современная художественная проза») · Весь роман – это “поток сознания” миссис Дэллоуэй и Смита, их чувств и воспоминаний, разбитый на определённые отрезки ударами Биг-Бена. Это разговор души самой с собой, живое течение мыслей и чувств · .Главным и, пожалуй, единственным героем этих произведений является поток сознания. Все прочие персонажи (старательно высвеченные изнутри, но при этом лишенные пластической осязаемости и речевого своеобразия) растворяются в нем почти без остатка. · Поскольку писательница считала, что настоящий «современный» роман должен представлять собой «не череду событий, а развитие переживаний» в «Миссис Дэллоуэй» действие сведено к нулю, а время, соответственно, еле плетется, словно в сокурообразном фильме, сплошь состоящем из статичных планов и кадров замедленного действия. · Вирджиния Вулф пишет о «Миссис Дэллоуэй»: «Я принялась за эту книгу, надеясь, что смогу выразить в ней свое отношение к творчеству… Надо писать из самых глубин чувства – так учит Достоевский. А я? Может быть, я, так любящая слова, лишь играю ими? Нет, не думаю. В этой книге у меня слишком много задач – хочу описать жизнь и смерть, здоровье и безумие, хочу критически изобразить существующую социальную систему, показать ее в действии. И все же пишу ли я из глубины своих чувств?.. Смогу ли передать реальность?» · В процессе написания романа «Миссис Дэллоуэй» писательница характеризует свой художественный метод как «туннельный процесс» («tunnelling process»), с помощью которого она по мере необходимости могла вставлять целые куски, связанные с прошлым персонажей, и этот способ изображения воспоминаний героев стал центральным в исследованиях «состояний сознания», которые продолжили ее художественные поиски. Вирджиния Вулф создает восемь новелл (для этого автор совмещает четыре типа подобного потока: внешнее описание, косвенный внутренний монолог, прямой внутренний монолог, разговор с самим собой). · В романе два противоположных типа личности: экстравертированный Септимус Смит ведёт к отчуждению героя от себя самого. Для интровертированной Клариссы Дэллоуэй характерна фиксация интересов на явлениях собственного внутреннего мира, склонность к самоанализу. Для Вулф “комната” – это ещё и идеал личного уединения женщины (privacy), её независимости. Для героини, несмотря на то, что она замужняя женщина и мать, “комната” – синоним сохранения своей девственности, чистоты – Кларисс в переводе означает “чистая”. Телесная независимость проходит через всю её замужнюю жизнь, а её титул “Миссис Дэллоуэй” – это фигуральная “коробка”, в которой содержится личная индивидуальность Клариссы. Этот титул, это имя – тоже скорлупа, своеобразный предохраняющий контейнер перед лицом окружающих её людей. Выбор названия романа открывает центральную идею и тему. · Цветы – глубокая метафора произведения. Многое в нём выражено через образ цветов. Цветы – это и сфера осязаемой коммуникации, и источник информации. Молодая женщина, которую Питер встречает на улице, одета в цветочное платье с прикреплёнными к нему живыми цветами. Она пересекала Трафальгарскую площадь, а красная гвоздика горела в её глазах и делала её губы красными. О чём подумал Питер? Вот его внутренний монолог: “Эти цветочные детали указывают на то, что она незамужняя; её не искушают, как Клариссу, жизненные блага; хотя она не богата, как Кларисса.”. · Сады – тоже метафора. Они – результат гибридизации двух мотивов – отгороженного сада и целомудрия естественно-пространственной территории. Таким образом, сад саду рознь. К концу романа два сада олицетворяют два центральных женских характера – Клариссы и Салли. И та и другая владеют садами подстать им самим. Цветы – своего рода статус характеров романа. В саду Бортон, где возле его фонтана происходит объяснение между Клариссой и Питером, Кларисса видит, как Салли срывает головки цветов. Кларисса думает: знать, она злая, если так обращается с цветами. · Для Клариссы цветы – это психологическое очищение и возвышение. Она пытается найти гармонию цветов и людей. Эта упрямая взаимосвязь главной героини с цветами, обретая символическую и психологическую углублённость, перерастает в романе в лейтмотив, в идейный и эмоциональный тон. Это момент постоянной характеристики действующих лиц, переживаний и ситуаций. · …Тем временем Кларисса возвращается домой с цветами. Наступает время приёма. И снова – вереница мелких, разрознённых зарисовок. В разгаре приёма приезжает сэр Уильям Брэдшоу с супругой – модный психиатр. Он объясняет причину опоздания четы тем, что один из его пациентов, ветеран войны, только что покончил с собой. Кларисса, слыша объяснение причины опоздания гостя, начинает вдруг ощущать своё сходство с отчаявшимся ветераном, хотя никогда его и не знала. Экстраполируя самоубийство неудачника на свою судьбу, она в какой-то миг осознаёт, что и её жизнь потерпела крах.

«Кларисса искренна – вот. Питер сочтет ее сентиментальной. Она сентиментальна – действительно. Потому что она поняла: единственное, о чем надо говорить, – наши чувства. Все эти умничания – вздор. Просто что чувствуешь, то и надо говорить»
***
Мы все такие разные, такие особенные, но мы все любим жизнь и, так или иначе, жаждем наслаждаться ею. И литература - это наслаждение, как бы мы к этому искусству ни относились. Вирджиния Вулф, создавшая экспериментальный роман нового XX века, возвращает слову как форме красоту, которой хочется насладиться. Это генетический код, который заложен в нас будь то природой или Богом. Мы живём и хотим охватить своими органами чувств, душой, умом - всем, чем это возможно сделать, - всё бытие, в котором мы оказались. Такова, наверно, суть живущего - охватить бесконечное посреди всего конечного мира вещей и слов… и потерпеть сладостное поражение, сохранив малую толику надежды на будущий успех. Таков пресловутый «круг жизни» нам предназначенный, а литература здесь - прекрасный инструмент, возможность оглядеться посреди «мелочей жизни».

Ухватить жизнь за саму её суть удалось несравненной Вирджинии, сумасшедшей Вирджинии, проницательной и тонко ощущающей женщине, в уединённости своего мира создавшей живой словесный Космос идей и героев, в которых мы угадываем самих себя. Не скрою, что я пришёл к роману «Миссис Дэллоуэй» благодаря прекрасной экранизации книги современного американского писателя Майкла Каннингема «Часы». Там одна из героинь (всего их три) - сама Вирджиния Вулф, увлечённая написанием «Миссис Дэллоуэй» посреди круга личных неразрешимых вопросов, которые в конце концов разрешаются только с самоубийством писательницы. Каннингем в своём романе сумел как никто другой так глубоко проникнуть в суть загадочной и противоречивой женской души, что обратиться к творчеству уже самой Вулф стало для меня увлекательным путешествием!

В романе описан день из жизни одной уже немолодой светской лондонской дамы - Клариссы Дэллоуэй. Этот день слагается из множества монологов встречающихся нам сопутствующих персонажей, которые создают особое пространство для раскрытия самой героини и того диалога, который она ведёт с жизнью. Происходят разные встречи, беседы, дилоги, но самый главный голос - это голос героини, в котором мы угадываем саму Вирджинию. Наверно, жизнь и есть диалоги и монологи, сплетающиеся в свой индивидуальный узор, а писатель - это тот постоянный экспериментатор над словами, пытающийся всего лишь отразить действительность под тем углом зрения и в том спектре цветов, как этот мир ему представляется. Меня волновал вопрос нормальности как таковой, и я для себя кое-что понял: нет нормальных или ненормальных людей в творчестве, в искусстве, всё зависит только от разной степени чувствительности. Роман Вирджинии - это её чувствительность к знакам и символам, в которые мы облекаем нашу или чужую реальности; сталкиваясь, мы сплетаемся именно этими частями себя с другими, которе и на самом деле являются «другими» в отличие от нас, подчас слишком «другими»…

Я советую читать этот роман тем, кто хочет прикоснуться к таинственной женской душе, хотя и в себе он найдёт часть этой души - такой же древней, как сам мир. Тут нет религий и атеистов - в этой части человеческого знания, потому что обожествлять мужское так же бесмыссленно, как и женское. Сама главная героиня Кларисса замечает вскользь (это касается её дочери, которую увлекла в религиозные дела их экономка): «Никогда никого не обращала в религию. Я предпочитаю, чтобы все были самими собою. Религиозный экстаз делает людей черствыми и бесчувственными». Ну что же, каждый имеет право на собственное мнение, ведь именно в то время во всю распространялся в Европе феминизм и вообще либеральные идеи о ценности человека и его свободного выбора. Сегодня мы скептически относимся к свободе, потому что она есть компромисс с обществом, а оно всегда несовершенно. Сама Вирджиния хорошо показала трагедию человеческой жизни после Первой мировой войны в одном из гороев, только вернувшемся с фронта; это вызов самой идее войны и насилия, которое переворачивает душу и делает безумным. Критика общества и всех его политических и социальных несовершенств сквозит во всём романе, но личность оказывается сильнее тенденций, какой бы эта личность не была.

Так или иначе, но сила жизни и собственных привычек движет нас вперёд, день заканчивается вечерним раутом, который приготовила для всех Кларисса. И мы вместе с ней подходим к определённому финалу, к определённой черте, всё рано или поздно заканчивается… Остаются воспоминания и чувства…