Древнерусская литература герои произведения жанр житие. Своеобразие жанров древнерусской литературы

Жанр жития. История возникновения жанра. Житийный канон.

Нарушение композиционной схемы жития в «Сказании о Борисе и Глебе».

Сюжет и композиция «Жития преподобного Феодосия Печерского».

Структура «Жития преподобного Сергия Радонежского», написанного Епифанием П ремудрым:

родители и детство преподобного Сергия;

обучение его грамоте;

возникновение монастыря;

преодоление трудностей, чудеса;

характер Сергия.

Смысл нравственного подвига Сергия Радонежского и его место в русской истории.

Стиль «плетения словес». Новаторство Епифания Премудрого в «Житии преподобного Сергия Радонежского».

В XI - начале XII в. создаются первые русские жития: два жития Бориса и Глеба, «Житие Феодосия Печерского», «Житие Антония Печерского» (до нового времени не сохранившееся). Их написание было не только литературным фактом,

но и важным звеном в идеологической политике Русского государства.

В это время русские князья настойчиво добиваются у константинопольского

патриарха прав на канонизацию своих, русских святых, что существенно повысило

канонизации святого.

Мы рассмотрим здесь одно из житий Бориса и Глеба - «Чтение о житии и о

погублении» Бориса и Глеба и «Житие Феодосия Печерского». Оба жития написаны

Нестором. Сопоставление их особенно интересно, поскольку они представляют два

агиографических типа - жития-мартирия (рассказа о мученической смерти

святого) и монашеского жития, в котором повествуется о всем жизненном

пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и т. д.

Нестор, разумеется, учитывал требования византийского

агиографического канона. Не вызывает сомнения и то, что он знал переводные

византийские жития. Но при этом он проявил такую художественную

самостоятельность, такой незаурядный талант, что уже создание этих двух

шедевров делает его одним из выдающихся древнерусских писателей.

Самым распространенным жанром в древнерусской литературе были жития святых. Жития рассказывают о жизни святых и имеют религиозно-назидательный смысл. Житие должно вызывать в читателе или слушателе чувство умиления самоотречением, кротостью и радостью, с которыми святой переносил страдания и лишения во имя Божие.

Древнейшие русские жития (XI-XII в.) посвящены князьям-страстотерпцам Борису и Глебу. В них рассказывается о вероломном убиении юных князей их старшим сводным братом Святополком, который замыслил единолично править всей Русью. Подробно описываются душевные борения, скорбь и страх святых в преддверии безвременной смерти. И в то же время Борис желает принять смерть в подражание Христу, молитвы Бориса и Глеба - шедевры красноречия. В них последовательно и ясно развертывается основная мысль - сожаление о грядущей смерти и готовность принять ее от рук убийц.

Один из вариантов истории о Борисе и Глебе включает необычный для житийной литературы фрагмент - описание битвы Святополка с братом Ярославом, мстящим великому грешнику за убиение святых. Борисоглебские жития стали образцом для агиографических произведений о святых князьях, умерших от рук убийц.

В XIII в. было составлено житие новгородского князя Александра Ярославича (Невского). В нем также соединены черты воинской повести (битва со шведами на Неве, Ледовое побоище и др. сражения) и рассказ о благочестии князя.

Монах Нестор

Знаменитый русский книжник, инок Киево-Печерского монастыря Нестор (XI - нач. XII вв.), прославился как автор «Повести временных лет». Но ему принадлежат и произведения традиционных духовных жанров. Самое известное - «Житие Феодосия Печерского».

Житие Феодосия имеет традиционную структуру: вступление, повествование о жизни святого от рождения до кончины, рассказ о посмертных чудесах. В начале жития три попытки Феодосия покинуть дом и посвятить себя Богу. В роли «противника» святого выступает мать, из любви и по внушению дьявола удерживающая святого. Неведомо для себя самой она исполняет волю Божию, препятствуя сыну удалиться из Руси на Святую землю - в Палестину. Бог предназначал Феодосию стать одним из основателей Киево-Печерского монастыря. Только третья попытка ухода от матери оказалась успешной. Ряд сюжетно не связанных между собой эпизодов повествуют о Феодосии - монахе и позднее игумене Киево-Печерского монастыря. Характерные черты Феодосия - полная посвященность собственной жизни Богу и уверенность в Божией помощи.

Обычно житием называют рассказ о жизни и подвигах тех, кто вошел в историю христианской церкви и был потом включен в число святых.

Рассказ о святом всегда строился так, чтобы читатель не только ярко представил себе, почему именно данное историческое (или вымышленное) лицо названо церковью святым, но и читал его с неослабевающим интересом.

Основной задачей жития было прославление святого, которое всегда начиналось с воспевания его храбрости, стойкости или умения преодолевать трудности. Например, в одном из ранних житий - житии Бориса и Глеба - содержится потрясающее своим трагизмом описание их убийства Святополком. В житийной повести об Александре Невском также содержится красочное описание знаменитой Невской битвы, где Александр въехал на коне прямо на палубу вражеского корабля.

С самого начала жития строились по единому образцу, включавшему ряд обязательных моментов жизни святого. Излагались основные события жизни святого, часто от его рождения до смерти. В жития включалось и много сведений из истории, географии, даже экономики тех мест, где жил соответствующий святой. Благодаря этому исследователи широко используют жития как источник, содержащий важные сведения о жизни людей в давно прошедшие времена.

Иногда святыми признавали и самых обыкновенных людей, не совершивших в своей жизни ничего героического. В их жития обычно включались описания приписываемых им чудес, иногда случавшихся уже после их смерти.

С течением времени жанр жития начал постепенно видоизменяться. описание жизни святого часто заслоняло рассказы о его подвигах. Составитель жития стремился показать, что обычный человек, посвятивший всю свою жизнь заботам о других, заслуживает ничуть не меньшего уважения, чем мученик, убитый в далеком прошлом. Борьба с самим собой оказывалась не менее важным делом, чем героическая смерть в мучениях.

При этом образ святого раскрывался с новой и во многом неожиданной стороны. Именно такие жития, больше напоминавшие биографии (например, рассказ о Юлиании Лазаревской) и стали использоваться писателями девятнадцатого и даже двадцатого века. Н.Лесков, Л.Толстой, Л.Андреев, Б.Зайцев, Б.Пильняк использовали житийные образы и сюжеты для создания своих произведений.

КАНОН (греч. - норма, правило) Совокупность правил, предопределяющих форму и содержание средневекового искусства; знак-модель умонепостигаемого духовного мира, т.е. конкретная реализация принципа несходного подобия (образа) . На практическом уровне канон выступает как структурная модель художественного произведения, как принцип конструирования известного множества произведений в данную эпоху. Греческое слово КАНОН или еврейское слово КАНЕ – первоначально означало измерительную трость. У Александрийских и греческих ученых – образец, правило; у критиков древней литературы – каталог произведений; у житийных писателей – нравственные правила. Со значением нравственных правил слово “канон” употребляется и у мужей апостольских Иринея Лионского, Климента Александрийского и др. По отношению к книгам житийного жанра слово “канон” употребляется для обозначения богодухновенности определенного сборника книг, составляющих Святую Библию. Житие святого - повествование о жизни святого, созданием которого обязательно сопровождается официальное признание его святости (канонизация). Как правило, в житии сообщается об основных событиях жизни святого, его христианских подвигах (благочестивой жизни, мученической смерти, если таковая была), а также особых свидетельствах Божественной благодати, которой был отмечен этот человек (к ним относятся, в частности, прижизненные и посмертные чудеса). Жития святых пишутся по особым правилам (канонам). Так, считается, что появление отмеченного благодатью ребёнка чаще всего происходит в семье благочестивых родителей (хотя бывали случаи, когда родители, руководствуясь, как им казалось, благими побуждениями, мешали подвигу своих чад, осуждали их - см., например, житие св. Феодосия Печёрского, св. Алексия человека Божия). Чаще всего святой с ранних лет ведёт строгую, праведную жизнь (хотя иногда святости достигали и раскаявшиеся грешники, например св. Мария Египетская). В “Повести” Ермолая-Еразма некоторые черты святого прослеживаются скорее у князя Петра, чем у его супруги, которая к тому же, как следует из текста, совершает свои чудесные исцеления скорее собственным искусством, нежели по воле Бога. Житийная литература вместе с православием пришла на Русь из Византии. Там к концу I тысячелетия выработались каноны этой литературы, выполнение которых было обязательным. Они включали следующее: 1. Излагались только «исторические» факты. 2. Героями житий могли быть только православные святые. 3. Житие имело стандартную сюжетную структуру: а) вступление; б) благочестивые родители героя; в) уединение героя и изучение святого писания; г) отказ от брака или, при невозможности, сохранение в браке «чистоты телесной»; д) учитель или наставник; е) уход в «пустынь» или в монастырь; ж) борьба с бесами (описывалась при помощи пространных монологов); з) основание своего монастыря, приход в монастырь «братии»; и) предсказание собственной кончины; к) благочестивая смерть; л) посмертные чудеса; м) похвала Следовать канонам было необходимо еще и потому, что эти каноны были выработаны многовековой историей агиографического жанра и придавали житиям отвлеченный риторический характер. 4. Святые изображались идеально положительными, враги - идеально отрицательными. Попавшие на Русь переводные жития использовались с двоякой целью: а) для домашнего чтения (Минеи); Великие Минеи-Четьи (иногда Четьи Минеи) - огромный по масштабам XVI века (отсюда и название “великие” - большие) свод произведений, найденных, отобранных и частично обработанных под руководством митрополита Макария. Представлял собой Минею - собрание житий святых, их чудес, а также разнообразных поучительных слов на каждый день года. Макарьевские Минеи были четьими - предназначались для домашнего поучительного чтения, в отличие от существовавших также сборников для публичного чтения во время церковной службы (служебных Миней), где тот же материал излагался более сжато, иногда - буквально в двух-трёх словах. б) для богослужений (Прологи, Синаксарии) Синаксарии - внебогослужебные церковные собрания, которые посвящались псалмопению и благочестивому чтению (главным образом, житийной литературе); были широко распространены в раннехристианскую эпоху. Это же название было присвоено особому сборнику, который содержал избранные места из житий святых, расположенные в порядке календарного поминовения, и предназначался для чтения в подобных собраниях. Именно такое двоякое использование вызвало первое серьезное противоречие. Если делать полное каноническое описание жизни святого, то каноны будут соблюдены, но чтение такого жития сильно затянет богослужение. Если же сократить описание жизни святого, то чтение его уложится в обычное время богослужения, но будут нарушены каноны. Или на уровне физического противоречия: житие должно быть длинным, чтобы соблюсти каноны, и должно быть коротким, чтобы не затягивать богослужение. Решено противоречие было переходом к бисистеме. Каждое житие писалось в двух вариантах: коротком (проложном) и длинном (минейном). Короткий вариант быстро читался в церкви, а длинный затем читался вслух вечерами всей семьей. Проложные варианты житий оказались настолько удобными, что завоевали симпатии церковнослужителей. (Сейчас бы сказали - стали бестселлерами.) Они становились все короче и короче. Появилась возможность в течение одного богослужения зачитывать несколько житий. И тут стала очевидной их похожесть, однообразность. Возможно, была и другая причина. В Византии писались и массовые жития, например, коптских (египетских) монахов. Такие жития объединяли биографии всех монахов одного монастыря. Причем каждая была описана по полной канонической программе. Очевидно, что такое житие было слишком длинным и скучным не только для богослужения, но и для домашнего чтения. В обоих случаях, если пользоваться несколькими житиями с канонической структурой, то каноны будут сохранены, но чтение будет слишком долгим и скучным. А если отказаться от канонической структуры, то можно сделать жития краткими и интересными, но каноны будут нарушены. Жития крайне скудны в точном описании конкретных исторических фактов, сама задача агиографа не располагает к этому: главное – показать путь святого к спасению, его связь с древними отцами и дать благочестивому читателю еще один образец.

2) «Сказание» не следует традиционной композиционной схеме жи¬тия, обычно описывавшего всю жизнь подвижника - от его рождения до смерти. Оно излагает лишь один эпизод из жизни своих героев - их злодейское убийство. Борис и Глеб изображаются идеальными христианскими героями-мучениками. Они добровольно принимают «мученический венец». Прославление этого христианского подвига выдержано в манере агиографической литературы. Автор уснащает повествование обильными монологами - плачами героев, их молит-вословиями, которые служат средством выражения их благочестивых чувств. Монологи Бориса и Глеба не лишены образности, драматизма и лиризма. Таков, например, плач Бориса по умершему отцу: «Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бръздо уности моее, наказание недоразумия моего! Увы мне, отче и господине мой! К кому прибегну! К кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како заиде свете мой, не сушу ми ту!..» В этом монологе использованы риторические вопросы и восклицания, характерные для церковной ораторской прозы, и в то же время отразилась образность народного плача, что придает ему определенную лирическую тональность, позволяет ярче выразить чувство сыновней скорби.

3) Житие Феодосия Печерского». Иной тип героя прославляет «Житие Феодосия Печерского», написанное Нестором. Феодосии - монах, один из основателей Киево-Печерского монастыря, посвятивший свою жизнь не только нравственному совершенствованию своей ду¬ши, но и воспитанию монастырской братии и мирян, в том числе и князей.

Житие имеет характерную трехчастную композиционную структу¬ру: авторское вступление-предисловие, центральная часть-повест¬вование о деяниях героя и заключение. Основу повествовательной части составляет эпизод, связанный с деяниями не только главного героя, но и его сподвижников (Варлаама, Исайи, Ефрема, Никона Великого, Стефана). Факты Нестор черпает из устных источников, рассказов «древьних отец», келаря монастыря Федора, чернеца Илари¬она, «повозника», «некоего человека». В истинности этих рассказов Нестор не сомневается. Литературно обрабатывая их, располагая «по ряду», он подчиняет все повествование единой задаче «похваления» Феодосия, который «собою вьсемь образ дая». Во временной последо¬вательности излагаемых событий обнаруживаются следы монастыр¬ской устной летописи. Большинство эпизодов жития имеют завершенный сюжет. Таково, например, описание отроческих лет Феодосия, связанное с его конфликтом с матерью. Мать чинит все¬возможные препятствия отроку, чтобы помешать ему осуществить свое намерение-стать монахом. Аскетический христианский идеал, к которому стремится Феодосии, сталкивается с враждебным отноше¬нием общества и материнской любовью к сыну. Гиперболически изображает Нестор гнев и ярость любящей матери, избивающей непо¬корного отрока до изнеможения, накладывающей на его ноги железа. Столкновение с матерью завершается победой Феодосия, торжеством небесной любви над земной. Мать смиряется с поступком сына и сама становится монахиней, чтобы только видеть его.

Эпизод с «повозником» свидетельствует об отношении к жизни монахов трудового народа, считающего, что черноризцы проводят свои дни в праздности. Этому представлению Нестор противопоставляет изображение «трудов» Феодосия и окружающих его черноризцев. Много внимания он уделяет хозяйственной деятельности игумена, его взаимоотношениям с братией и великим князем. Феодосии заставляет Изяслава считаться с монастырским уставом, обличает Святослава, захватившего великокняжеский престол и изгнавшего Изяслава.

«Житие Феодосия Печерского» содержит богатый материал, позво¬ляющий судить о монастырском быте, хозяйстве, характере взаимоот¬ношений игумена и князя. Тесно связаны с монастырским бытом и демонологические мотивы жития, напоминающие народные былинки.

Следуя традициям византийского преподобнического жития, Не¬стор в этом произведе¬нии последовательно использует символические тропы: Феодосии - «светильник», «свет», «заря», «пастух», «пастырь словесного стада».

«Житие Феодосия Печерского» можно определить как житийную повесть, состоящую из отдельных эпизодов, объединенных главным героем и автором-повествователем в единое целое. Оно отличается от византийских произведений своим историзмом, патриотическим па¬фосом и отражением особенностей политической и монастырской жизни XI в. В дальнейшем развитии древнерусской агиографии оно служило образцом при создании преподобнических житий Авраамия Смоленского, Сергия Радонежского.

«Житие Феодосия Печерского» - типичное монашеское житие, рассказ о благочестивом, кротком, трудолюбивом праведнике, вся жизнь которого - непрерывный подвиг. В нем множество бытовых коллизий: сцен общения святого с иноками, мирянами, князьями, грешниками; кроме того, в житиях этого типа обязательным компонентом являются чудеса, которые творит святой, - а это привносит в житие элемент сюжетной занимательности, требует от автора немалого искусства, чтобы чудо было описано эффектно и правдоподобно. Средневековые агиографы хорошо понимали, что эффект чуда особенно хорошо достигается при сочетании сугубо реалистических бытовых подробностей с описанием действия потусторонних сил - явлений ангелов, пакостей, чинимых бесами, видений и т. д. Композиция «Жития» традиционна: есть и пространное вступление, и рассказ о детстве святого. Но уже в этом повествовании о рождении, детских и отроческих годах Феодосия происходит невольное столкновение традиционных штампов и жизненной правды.

Традиционно упоминание благочестия родителей Феодосия, многозначительна сцена наречения имени младенцу: священник нарекает его «Феодосием» (что значит «данный богу»), так как «сердечными очами» предвидел, что тот «хощеть измлада богу датися». Традиционно упоминание о том, как мальчик Феодосии «хожаше по вся дьни в цьркъвь божию» и не подходил к играющим на улице сверстникам. Однако образ матери Феодосия совершенно нетрадиционный, полный несомненной индивидуальности. Она была физически сильной, с грубым мужским голосом; страстно любя сына, она тем не менее никак не может примириться с тем, что он - отрок из весьма состоятельной семьи - не помышляет унаследовать ее сел и «рабов», что он ходит в ветхой одежде, наотрез отказываясь надеть «светлую» и чистую, и тем наносит поношение семье, что проводит время в молитвах или за печением просфор. Мать не останавливается ни перед чем, чтобы переломить экзальтированную благочестивость сына (в этом и парадокс - родители Феодосия представлены агиографом как благочестивые и богобоязненные люди!), она жестоко избивает его, сажает на цепь, срывает с тела отрока вериги. Когда Феодосию удается уйти в Киев в надежде постричься в одном из тамошних монастырей, мать объявляет большое вознаграждение тому, кто укажет ей местонахождение сына. Она обнаруживает его, наконец, в пещере, где он подвизается вместе с Антонием и Никоном (из этого обиталища отшельников вырастает впоследствии Киево-Печерский монастырь). И тут она прибегает к хитрости: она требует у Антония показать ей сына, угрожая, что в противном случае «погубит» себя «перед дверьми печеры». Но, увидев Феодосия, лицо которого «изменилося от многого его труда и въздержания», женщина не может больше гневаться: она, обняв сына, «плакашеся горько», умоляет его вернуться домой и делать там, что захочет («по воли своей»). Феодосии непреклонен, и по его настоянию мать постригается в одном из женских монастырей. Однако мы понимаем, что это не столько результат убежденности в правильности избранного им пути к богу, а скорее поступок отчаявшейся женщины, понявшей, что, лишь став инокиней, она сможет хотя бы изредка видеть сына.

4) 1- Преподобный Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были всякими добродетелями украшены. И свершилось некое чудо до рождения его. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды в воскресенье мать его вошла в церковь во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все стояли молча, младенец начал кричать в утробе матери. Перед тем, как начали петь Херувимскую песнь, младенец начал вторично кричать. Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая святым!» - младенец в третий раз закричал. Когда наступил сороковой день после рождения его, родители принесли ребенка в церковь Божию. Иерей окрестил его именем Варфоломей. Отец и мать рассказывали иерею, как их сын, еще в утробе матери, в церкви три раза прокричал: «Не знаем, что означает это». Иерей сказал: «Радуйтесь, ибо будет ребенок сосуд избранный Бога, обитель и слуга Святой Троицы».

2- У Кирилла было три сына: Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать. Отрок со слезами молился: «Господи! Дай мне выучить грамоту, вразуми меня». Печалились родители его, огорчался учитель. Все печалились, не ведая высшего предначертания Божественного промысла, не зная, что хочет Бог сотворить. По усмотрению Бога нужно было, чтобы от Бога книжное учение он получил. Скажем, как научился он грамоте/ Когда он послан был отцом своим искать скот, он увидел некоего черноризца, на поле под дубом стоящего и молящегося. Когда кончил молиться старец, он обратился к Варфоломею: «Что хочешь, чадо?» Отрок же сказал: «Душа желает знать грамоту. Учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Святой отче, помолись, чтобы смог я научиться грамоте». И ответил ему старец: «О грамоте, чадо, не скорби; с сего дня дарует тебе Господь знание грамоты». С того часа он хорошо знал грамоту.

3- возникновение монастыря;

преодоление трудностей, чудеса;

характер Сергия.

Раб Божий Кирилл прежде обладал большим именем в Ростовской области, был он боярином, владел большим богатством, но к концу жизни впал в бедность. Скажем и о том, почему он обнищал: из-за частых хождений с князем в Орду , из-за набегов татарских, из-за даней тяжких ордынских. Но хуже всех этих бед было великое нашествие татар, и после него продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское отошло к Москве . И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали. Из-за этого Кирилл переселился в Радонеж .

Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились; третий же сын, блаженный юноша Варфоломей, не захотел жениться, а стремился к иноческой жизни.

Стефан же немного лет пожил с женой, и жена его умерла. Стефан же вскоре оставил мир и стал монахом в монастыре Покрова Святой Богородицы в Хотькове . Блаженный юноша Варфоломей, пришедши к нему, просил Стефана, чтобы тот пошел с ним искать место пустынное. Стефан, повинуясь, пошел вместе с ним.

Обошли они по лесам многие места и наконец пришли в одно место пустынное, в чаще леса, где была и вода. Братья осмотрели место и полюбили его, а главное - это Бог наставлял их. И, помолившись, начали они своими руками лес рубить, и на плечах своих они бревна принесли на выбранное место. Сначала они себе сделали постель и хижину и устроили над ней крышу, а потом келью одну соорудили, и отвели место для церкви небольшой и срубили ее.

И освящена была церковь во имя Святой Троицы. Стефан недолго прожил в пустыни с братом своим и увидел, что трудна жизнь в пустыни - во всем нужда, лишения. Стефан ушел в Москву, поселился в монастыре Богоявления и жил, весьма преуспевая в добродетели.

И в то время Варфоломей хотел принять пострижение монашеское. И призвал он к себе в пустыньку священника, игумена саном. Игумен постриг его месяца октября в седьмой день, на память святых мучеников Сергия и Вакха . И дано было имя ему в монашестве Сергий. Он был первым иноком, постриженным в той церкви и в той пустыни.

Порой его пугали демонские козни и ужасы, а иногда зверей нападения - ведь много зверей в этой пустыни тогда жило. Некоторые из них стаями и с ревом проходили, а другие не вместе, но по два или по три или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его.

Среди них один медведь имел обыкновение приходить к преподобному . Преподобный, видя, что не из злобы приходит к нему зверь, но чтобы взять из еды что-нибудь немного для пропитания себе, выносил зверю из хижины своей маленький кусок хлеба и клал его на пень или на колоду, чтобы, когда придет как обычно зверь, готовую себе нашел пищу; и он брал ее в пасть свою и уходил. Когда же не хватало хлеба и пришедший по обыкновению зверь не находил приготовленного для него привычного куска, тогда он долгое время не уходил. Но стоял медведь, озираясь туда и сюда, упорствуя, как некий жестокий заимодавец, желающий получить долг свой. Если же был у преподобного лишь один кусок хлеба, то и тогда он делил его на две части, чтобы одну часть себе оставить, а другую зверю этому отдать; не было ведь тогда в пустыне у Сергия разнообразной пищи, но только хлеб и вода из источника, бывшего там, да и то понемногу. Часто и хлеба на день не было; и, когда это случалось, тогда они оба оставались голодными, сам святой и зверь. Иногда же блаженный о себе не заботился и сам голодным оставался: хотя один только кусок хлеба был у него, но и тот он зверю этому бросал. И он предпочитал не есть в тот день, а голодать, нежели зверя этого обмануть и без еды отпустить.

Блаженный же все посылавшиеся ему испытания с радостью терпел, за всё благодарил Бога, а не протестовал, не унывал в трудностях.

И потом Бог, видя великую веру святого и большое терпение его, смилостивился над ним и захотел облегчить труды его в пустыни: вложил Господь в сердца некоторым богобоязненным монахам из братии желание, и начали они приходить к святому.

Возникновение древнерусской письменности

Житийный жанр возник в Древней Руси вместе с письменностью. Возникновение древнерусской письменной культуры носило особый характер, она возникла в результате трансплантации на Русь византийской культуры. Известно, что последняя оказала существенное влияние на русскую культуру на начальном этапе ее формирования. Более того, в отношении русской литературы, как убедительно показал Д.С. Лихачев, можно говорить не о влиянии, а о переносе византийской литературы на русскую почву. Действительно, мы ведь не можем говорить, что византийская религия «повлияла» на русскую, что византийское православие оказало «влияние» на русское язычество. Византийское христианство не просто повлияло на религиозную жизнь русских - оно было перенесено на Русь. Оно не изменило, не преобразовало язычества - оно его заменило и, в конечном счете, уничтожило. Также и византийская литература не могла повлиять на русскую литературу, так как последней по существу не было - на Руси не знали письменных произведений до появления переводной литературы. Именно поэтому правильнее говорить не о влиянии литературы Византии, а о ее переносе, трансплантации на славянскую почву.

В трансплантации византийской литературы на русскую почву особую роль сыграла древнеболгарская литература. Русь получила византийский культурный опыт не только в его непосредственном состоянии, но и в «адаптированном» Болгарией виде. Древнеболгарская литература достигла высокого развития раньше, чем литература других славянских народов. Она была на столетие древнее литературы русской. Ранняя христианизация Болгарии позволила болгарской литературе усвоить из византийской сравнительно сложные произведения и развить собственную оригинальную письменность. Древнеболгарская литература стала основой для своеобразной «литературы-посредницы» - наднациональной литературы южных и восточных славян, существовавшей на общем для всех них священном церковнославянском языке. Славянская «литература-посредница» создавалась во многих странах, была общим достоянием этих стран, служила их литературному общению. Она имела особый межнациональный фонд памятников и существовала одновременно на территориях ряда южнославянских и восточнославянских стран как единое развивающееся целое, объединяющее эти страны. Именно эта литература и была перенесена на Русь в X в., одновременно с принятием русскими племенами христианства.

Однако этот перенос не был механическим, и им не заканчивалась жизнь явления. На новой почве перенесенная литература продолжала жить, развиваться, приобретала местные черты. Перевод произведения в средние века был связан с продолжением его литературной истории, с появлением новых редакций, иногда с приспособлением его к местным, национальным условиям. Византийское произведение в результате оказывалось в известной мере произведением местной, национальной литературы.

Говоря о рецепции византийской книжности восточными славянами необходимо отметить, что параллельно с переводными произведениями возникали и оригинальные русские тексты. При этом важно, что появление первых литературных памятников, созданных в Киевской Руси, с самого начала было связано с Церковью. Первым русским литературным произведением является написанное в 1049-1050 гг. «Слово о законе и благодати» Киевского митрополита Иллариона. Основным содержанием «Слова» является апология Русской земли, влившейся после принятия христианства в семью европейских христианских народов. Уже в конце XI века появляются первые русские жития. Это житие прп. Феодосия Печерского, написанное преподобным Нестором Летописцем (1050-е гг. - нач. XII в.), а также два варианта житий свв. мучеников Бориса и Глеба - «Сказание о святых мучениках Борисе и Глебе» и «Чтение о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба»; автором последнего был так же прп. Нестор.

О самом прп. Несторе в житии прп. Феодосия сообщается, что он был пострижен в Киево-Печерском монастыре при игумене Стефане (1074-1078) и возведен им в диаконский сан, и что «Чтение» свв. Бориса и Глеба им было написано до жития прп. Феодосия. Однако вопрос о точном времени написания обоих житий остается спорным: разные исследователи относят их или к 80-м гг. XI в., или к началу XII в.; в последнем случае написание «Чтения» датируют примерно 1109 г. «Чтение» широко распространилось в древнерусской письменности. Старший из известных нам списков находится в составе Сильвестровского сборника сер. XIV в. Житие прп. Феодосия вошло в состав Киево-Печерского патерика и в этом виде получило широкое распространение в древнерусской книжности, начиная с XV в. Отдельных списков жития известно сравнительно немного; старший из них находится в составе Успенского сборника XII-XIII вв.

В том же Успенском сборнике находится и старший список «Сказания о святых мучениках Борисе и Глебе». В этом сборнике он озаглавлен как «Въ тъ же день съказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба» и состоит из двух частей. В первой части рассказывается о мученической смерти свв. братьев, о борьбе Ярослава со Святополком, о перенесении при Ярославе тела Глеба из-под Смоленска в Вышгород и погребении его рядом с Борисом. Заканчивается она похвалой святым. Вторая часть, имеющая свое заглавие - «Сказание чюдес святую страстотерпцю Христову Романа и Давида» - представляет собой рассказ о чудесах, совершенных святыми, о построении посвященных им церквей в Вышгороде, о перенесении их мощей в 1072 и 1115 гг. Таким образом, если «Сказание» с самого начала состояло из двух частей, то оно не могло быть написано ранее 1115 г. Однако многие исследователи считают, что первоначальный вариант «Сказания» не содержал второй части, и датируют его началом второй половины XI в. «Сказание» дошло до нас в большом количестве списков (более 160-ти), что говорит о популярности этого произведения в Древней Руси. Из «Сказания» явствует, что автор его знал целый ряд памятников переводной житийной литературы: он ссылается на Мучение Никиты, Жития Вячеслава Чешского, Житие Варвары, Житие Меркурия Кесарийского, Мучение Димитрия Солунского.

Церковно-славянский язык как язык древнерусской литературы

Древняя Русь, восприняв от Болгарии византийскую культуру, получила от нее не только относительно полный комплекс произведений христианской литературы, но Болгария дала Руси и литературный язык, на котором были написаны эти произведения. Поэтому, говоря о словесной культуре Древней Руси, прежде всего необходимо сказать о языке этой культуры.

Основное условие стиля высокой, торжественной литературы средневековья и особенно литературы церковной состоит в том, что ее язык обособлен от бытовой речи. «Церковнославянский язык Киевской Руси X-XI вв. был отграничен, отличался от древнерусского народного языка не только в действительности…, но и в сознании людей», - пишет исследователь древнерусской литературы Л.П. Якубинский.

Б.А. Успенский описал такое специфическое соотношение церковнославянского и древнерусского языков как ситуацию диглоссии. Диглоссия подразумевает «сосуществование книжной языковой системы, связанной с письменной традицией…, и некнижной системы, связанной с обыденной жизнью. В наиболее ясном случае книжный язык выступает не только как литературный (письменный) язык, но и как язык сакральный (культовый), что обусловливает как специфический престиж этого языка, так и особенно тщательно соблюдаемую дистанцию между книжной и разговорной речью; именно так и обстоит дело в России».

«Иной» язык церковной литературы должен был быть языком приподнятым и в известной мере абстрактным. Привычные ассоциации высокого литературного языка средневековья отделены от обыденной речи, возвышены над нею и оторваны от конкретного быта и бытовой речи. Чем больше разрыв между литературной речью и речью бытовой, тем больше литература удовлетворяет задачам абстрагирования мира. Отсюда проходящее через все средневековье стремление сделать язык высокой литературы языком «священным», неприкосновенным быту, не всем доступным, ученым, с усложненной орфографией.

Воздействие языка памятников прошлых эпох постоянно сказывалось на языке памятников новых. Отдельные, особенно авторитетные произведения сохраняли свой язык на много столетий. В этом своеобразие истории церковнославянского языка, традиционного, устойчивого, малоподвижного. Это был язык традиционного богослужения, традиционных церковных книг.

При этом очень важно, что высокий язык традиционной церковной литературы являлся частью так называемой культуры «готового слова». Тем самым усиливалась его традиционность, верность канонам. На данной проблеме следует остановиться подробнее.

Контрольная работа по древнерусской литературе

Тема: Своеобразие жанра русского жития и его эволюция (развитие) в произведениях древнерусской литературы. Жанр жития.

студентки 1927 группы 3 курса

заочного отделения

педагогического факультета

Перепечиной Ирины Дмитриевны.

План контрольной работы

Введение

Житиё - как жанр древнерусской литературы

Жанр житийной литературы в 14-16 веках

Заключение

Литература

1. Введение

Каждый народ помнит и знает свою историю.

В преданиях, легендах, песнях сохранялись и передавались от одного поколения другому воспоминания с сведения о прошлом своей родины.

Общий подъём Руси в 9 веке, создание центров письменности, грамотности, появление целого ряда образованных людей своего времени в княжеско-боярской, церковно- монастырской среде определили развитие древнерусской литературы.

«Русская литература насчитывает целую тысячу лет. Она является самой древней литературой в мире, старше и французской, и английской, и немецкой.

Она зародилась ещё во второй половине 10 века. И из этого огромного тысячелетия более семисот лет принадлежит периоду, который называют «древнерусской литературой». И эту литературу рассматривают как литературу одной темы и одного сюжета. Д.С. Лихачёв так писал об этом периоде: « Этот сюжет- мировая история, и эта тема- смысл человеческой жизни».

Основной чертой древнерусской литературы является то, что в ней нет условных персонажей. Имена действующих лиц- все исторические: Борис и Глеб, Феодосий Печорский, Александр Невский, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Стефан Пермский…

Подобно тому, как существует эпос в народном творчестве, можно сказать, что он существует и в древнерусской литературе. Эпос- всё творчество древнерусских писателей, сюжетно взаимосвязанное между собой. Произведения этого периода показывают нам целую эпическую эпоху в жизни русского народа. Эпоха фантастична и исторична в одно время. Эпоха – время княжения Владимира Красное Солнышко. В это время были написаны многие произведения. Другое эпическое время- независимость Новгорода.

Исторические песни рисуют нам единое течение событий: 16 и 17 века.

Древняя русская литература - эпос, в котором говорится об истории Руси. Ни одно из произведений Древней Руси - переводное или оригинальное не стоит обособленно. Все они органично дополняют друг друга в создаваемой картине мира. Каждый рассказ - законченное целое, и вместе с тем, он связан с другими. Все древнерусские произведения строились по «анфиладному принципу».

Житиё дополнялось с течением времени службами святому, описанием его посмертных чудес. Оно обязательно содержало в себе дополнительные рассказы о святом. Иногда соединяли несколько житий одного и того же святого в новое единое произведение.

Многие из рассказов Древней Руси стали восприниматься как исторические, как документальное повествование о русской истории.

Агиографический жанр- жанр написания жития святых. В 11- начале 12 века были написаны жития Антония Печерского, которое не сохранилось, Феодосия Печерского, 2 варианта жития Бориса и Глеба. В этих житиях авторы проявляют самостоятельность и высокое литературное мастерство.

2. Житиё как жанр древнерусской литературы

В 11-начале 12 века создаются первые жития 2 жития Бориса и Глеба, Житиё Феодосия Печерского, Антония Печерского (до настоящего времени не сохранилось).

Их написание было важным шагом в идеологической политике Русского государства.

В то время, когда были созданы эти жития, русские князья настойчиво добивались у константинопольского патриарха права на канонизацию своих, русских святых, так как это бы повысило авторитет русской церкви.

Первым и важным условием канонизации святого являлось создание жития этого святого.

Здесь приведём пример жития Бориса и Глеба, Феодосия Печерского.

Оба жития написаны Нестором.

Эти жития относятся к 2 агиографическим типам - жития-мартирия (рассказа о мученической смерти святого) и монашеского жития, в котором повествуется обо всём жизненном пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и др.

При написании жития Нестор учёл все требования, которые предъявляются к агиографическому канону. Конечно, он был знаком с переводными византийскими житиями, но проявил такую художественную самостоятельность, что стал одним из выдающихся древнерусских писателей.

Особенности жанра жития первых русских святых.

«Чтение о Борисе и Глебе» начинается с введения в историю всего человеческого рода: сотворение Адама и Евы, их грехопадение, обличение «идолопоклонства» людей, воспоминание об учении и распятии Иисуса Христа, который пришёл для того, чтобы спасти весь род человеческий,как стали проповедовать новое учение апостолы и как восторжествовала новая вера.

Нестор рассказал о подробности крещения Руси князем Владимиром. И этот акт он описал как самый радостный и торжественный: все русские люди спешат принять христианство, и ни один из них не противится и даже не говорит вопреки воле самого князя, и сам Владимир радуется, так как видит «новую веру» новообращенных христиан. Итак, вот как описаны события, произошедшие до злодейского убийства Бориса и Глеба Святополком. Нестор показал, что Святополк действует по козням дьявола.

Историческое введение в житиё обязательно для того, чтобы показать единство мирового исторического процесса: события, произошедшие на Руси- лишь частный случай борьбы бога и дьявола, и любому поступку, про который рассказывает Нестор, он подыскивает аналогию, прообраз в прошлой истории.

Бориса Нестор сравнивает с библейским Иосиофом, который тоже пострадал из-за зависти братьев.

Если сравнить житиё с летописью, то можно увидеть, что в летописи ничего не говорится о детстве и юности Бориса и Глеба.

В житии же, согласно правилу агиографического жанра, Нестор рассказывает, как ещё отроком Борис постоянно читал жития и мучения святых» и мечтал сподобиться такой же мученической кончины. В летописи нет упоминания о браке Бориса, а в житии Борис стремится избежать брака, но женится лишь по настоянию отца. В летописи проглядывают живые человеческие отношения: Святополк привлекает киевлян на свою сторону тем, что раздаёт им дары(«именье»), их берут неохотно, потому что в войске Бориса находятся те же самые киевляне, а они опасаются братоубийственной войны: Святополк может поднять киевлян против их родичей, ушедших в поход с Борисом. Все эти эпизоды в летописи выглядят живо, жизненно, а в «Чтении» они совсем отсутствуют.

В житии показано, что Глеб не понимает, за что он должен умереть. Беззащитная юность Глеба очень изящна и трогательна. Даже когда убийца «взял святаго Глеба за честную главу», тот «молчаше, акы агня незлобиво, весь бо ум имяще к богу и воззрев на небо моляшеся».

Вот ещё одна особенность агиографического жанра- абстрагированность, избежание конкретности, живого диалога, имён, даже живых интонаций в диалогах и монологах.

В описании убийства Бориса и Глеба тоже отсутствуют яркие краски, показано только моление, причём ритуальное, торопят убийц «кончать своё дело».

Итак, подведём итог: Агиографическому жанру присущи холодная рассудочность, осознанная отрешённость от конкретных фактов, имён, реалий, театральность и искусственная патетика драматических эпизодов. Наличие таких элементов описания жития святого, как его детство, юность, набожность, строгость, в которой он держал себя, аскетизм, соблюдение поста, постоянное чтение псалмов, молитвы Всевышнему.

Житиё Феодосия Печерского.

Это житиё написано Нестором после жития Бориса и Глеба.

Кто же такой Феодосий Печерский? Это- инок, а затем он становится игуменом прославленного Киево-Печёрского монастыря.

Это житиё отличается от рассмотренного нами выше большим психологизмом характеров, обилием живых реалистических деталей, правдоподобием и естественностью реплик и диалогов.

Если в предыдущем житии канон торжествует над жизненностью описываемых ситуаций, то в данном произведении чудеса и фантастические видения описаны очень наглядно и так убедительно, что, когда читатель читает то, что происходит на этих страницах, он не может не поверить в то, о чём читает. Более того, ему кажется, что он всё описываемое в произведении видел своими глазами. Можно сказать, что эти отличия не только как результат возросшего мастерства Нестора. Причина вероятно в том, что это жития разных типов. 1 житиё, которое мы рассматривали- житиё-мартирий, то есть рассказ о мученической смерти святого. Эта основная тема и определяла художественную структуру жития, противопоставление добра и зла, диктовала особую напряжённость в описании мучеников и его мучителей, так как кульминационная сцена должна быть томительно долгой и до предела нравоучительной. Поэтому в таком типе жития-мартирия, как правило, описываются истязания мученика, а его смерть происходит как бы в несколько этапов, чтобы читатель подольше сопереживал герою.

В то же время герой всегда обращается с молитвами к богу, в которых раскрываются такие качества как его стойкость и покорность и обличаются преступления его убийц. «Житиё Феодосия Печерского»- типичное монашеское житиё, рассказ о благочестивом, кротком, трудолюбивом праведнике, вся жизнь которого -непрерывный подвиг. В нём множество бытовых описаний сцен общения святого с иноками, мирянами, князьями, грешниками. В житиях этого типа обязательным условием являются чудеса, которые творит святой, и это вносит в житиё элемент сюжетной занимательности, требует от автора особого искусства, чтобы чудо было описано эффектно и правдоподобно.

Средневековые агиографы хорошо понимали, что эффект чуда хорошо достигается при сочетании только реалистических бытовых подробностей с описанием действия потусторонних сил - явлений ангелов, пакостей, устраиваемых бесами, видений и т.д.

Композиция жития всегда одинакова:

Пространное вступление.

Рассказ о детстве святого

Упоминание благочестия родителей и самого будущего святого.

Жизнь святого, полная лишений, мучений.

Смерть святого, чудеса у гроба.

Однако в данном произведении есть отличия в описании детских лет святого от других житий. Образ матери Феодосия совершенно нетрадиционный, полный индивидуальности. Мы читаем о ней следующие строки: она была физически сильной, с грубым мужским голосом; страстно любя своего сына, она не могла примириться с тем, что он- наследник сёл и рабов – не помышляет об этом наследстве, ходит в ветхой одежонке, наотрез отказываясь от «светлой и чистой», тем самым наносит поношение своей семье, а всё свое время проводит в молитвах и печении просфор. Его мать старается любыми способами переломить благочестивость сына (хотя его родители представлены агиографом как благочестивые и богобоязненные люди!), она жестоко избивает сына, сажает его на цепь, срывает с его тела вериги. Несмотря на это, Феодосию удаётся уйти в Киев в надежде постричься в одном из тамошних монастырей. Мать его не останавливается ни перед чем, чтобы найти его: обещает большое вознаграждение тому, кто укажет ей местонахождение сына. Наконец она его находит в пещере, где он живёт вместе с другим отшельником Антонием и Никоном (из этого обиталища вырастет впоследствии Киево-Печерский монастырь).

И здесь она идёт на хитрость: требует у Антония показать ей сына, угрожая самоубийством у его дверей. А увидев Феодосия, она уже не гневается, обнимает своего сына, плачет, умоляя его вернуться домой и делать там, что захочет, но Феодосий непреклонен. По его настоянию мать постригается в одном из женских монастырей. Мать поняла, что только так она сможет хоть изредка видеть своего сына, поэтому согласилась на это.

Агиограф показывает и характер будущего святого: сложный, обладающий всеми добродетелями подвижника: кроток, трудолюбив, непреклонен в умерщвлении плоти, исполнен милосердия, но, когда в княжестве происходит княжеская распря(Святослав сгоняет с престола своего брата изяслава), Феодосий активно включается в сугубо мирскую борьбу и смело обличает Святослава.

Самое замечательное в житии – это описании монастырского быта и особенно творимых Феодосием чудес. Вот описание одного из чудес: к нему, тогда уже игумену Киево-Печёрского монастыря, приходит старший над пекарями и сообщает, что нет больше муки и не из чего печь им хлеб. В ответ Феодосий посылает его посмотреть ещё раз в ларе. Тот отправляется в кладовую, подходит к сусеку и видит, что сусек, прежде пустой, полон муки. В этом эпизоде присутствует и живой диалог, и эффект чуда, усиленный именно благодаря умело найденным деталям: пекарь помнит, что отрубей осталось 3 или 4 пригоршни- это конкретно зримый образ и столь же зримый образ наполненного мукой сусека: её так много, что она даже пересыпается через стенку на землю.

Очень интересен и другой эпизод: Феодосий задержался у князя и должен вернуться в свой монастырь. Князь приказывает, чтобы его подвёз на телеге некий отрок. Тот, увидев скромно одетого человека, дерзко обращается к нему: « Чьрноризьче! Се бо ты по вься дьни пороздьнъ еси, аз же трудьн сый (вот ты все дни бездельничаешь, а я тружусь). Не могу на коне ехати». Феодосий соглашается. Но по мере приближения к монастырю, всё чаще встречаются люди, знающие Феодосия. Они почтительно кланяются ему, а этот отрок начинает тревожиться: кто же этот убогий монах? Он и вовсе приходит в ужас, когда видит, как стречает с почётом его попутчика монастырская братия. Однако игумен не упрекает возницу и даже велит накормить и заплатить ему. Мы точно не можем сказать, были ли такие случаи с Феодосием. Несомненно только одно: Нестор умел описывать подобные интересные случаи со святым, он был писатель большого таланта.

В течение последующих веков будут написаны многие десятки различных житий- велеречивых и простых, примитивных и формальных, жизненных и искренних. Нестор же был одним из первых русских агиографов, и традиции его творчества найдут продолжение и развитие в сочинениях его последователей.

3. Жанр житийной литературы в 14-16 веках

Жанр житийной литературы получил широкое распространение в древнерусской литературе: «Житиё царевича Петра Ордынского, Ростовского(13 век)», «Житиё Прокопия Устюжского»(14 век).

Епифаний Премудрый (умер в 1420 году) вошёл в историю литературы как автор 2-х житий- «Жития Стефана Пермского»(епископа Перми, крестившего коми и создавшего для них азбуку на родном языке), написанного в конце 14 века, и «Жития Сергия Радонежского», созданного в 1417-1418 годах.

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО

С чего же начинает житиё Епифаний?

Верстах в четырех от славнаго в древности, но смиреннаго ныне Ростова Великаго, на ровной открытой местности по пути в Ярославль, уединенно расположилась небольшая обитель во имя Пресвятыя Троицы - заштатный Варницкий монастырь Здесь было поместье родителей Сергия, благородных и знатных бояр Ростовских Кирилла и Марии; тут был их дом; тут и жили они, предпочитая уединение сельской природы суете городской жизни при княжеском дворе. Кирилл и Мария были люди добрые и богоугодные. Говоря о них, блаженный Епифаний замечает, что Господь не попустил родиться Сергию от неправедных родителей. Такому детищу, которое, по устроению Божию должно было в последствии послужить духовной пользе и спасению многих, подобало иметь и родителей святых, дабы доброе произошло от доброго и лучшее приложилось к лучшему, дабы взаимно умножилась похвала и рожденного и самих родивших во славу Божию.

Кирилл и Мария имели уже сына Стефана, когда Бог даровал им другого сына - будущаго основателя Троицкой Лавры, красу Церкви Православной и несокрушимую опору родной земли. Задолго до рождения сего святаго младенца, дивный Промысл Божий уже дал о нем знамение, что это будет великий избранник Божий и святая отрасль благословеннаго корня.

В один воскресный день его благочестивая мать пришла в церковь к Божественной литурпи и смиренно стала, по тогдашнему обычаю, в притворе церковном, вместе с прочими женами. Началась литургия; пропели уже трисвятую песнь, и вот, не за долго пред чтением святаго Евангелия, вдруг, среди общей тишины и благоговейнаго молчания, младенец вскрикнул у нее во чреве, так что многие обратили внимание на этот крик.

Когда начали петь Херувимскую песнь, младенец вскрикнул в другой раз, и притом уже столь громко, что голос его был слышен по всей церкви. Понятно, что мать его испугалась, а стоявшые близ нея женщины стали между собою переговариваться, что бы мог означать этот необыкновенный крик младенца?

Между тем литургия продолжалась. Священник возгласил: «Вонмем! святая святым!»

При этом возглашении младенец вскрикнул в трети раз, и смущенная мать едва не упала от страха: она начала плакать… Тут ее окружили женщины и, может быть, желая помочь ей успокоить плачущее дитя, стали спрашивать: «где же у тебя младенец? От чего он кричит так громко?» Но Мария, в душевном волнении, обливаясь слезами, едва могла вымолвить им: «Нет у меня младенца; спросите еще у кого-нибудь».

Женщины стали озираться кругом, и не видя нигде младенца, снова пристали к Марии с тем же вопросом. Тогда она принуждена была сказать им откровенно, что на руках у нея, действительно, нет младенца, но она носит его во чреве…

Вот такие строки предваряют житиё, уже указывая на произошедшее чудо с будущим святым.

Благоговейный списатель жития Сергиева, преподобный Епифаний, сопровождает свое повествование о сем необыкновенном происшествии таким размышлением: «достойно удивления, говорит он, что младенец, будучи во чреве матери, не вскрикнул где-либо вне церкви, в уединенном месте, где никого не было, - но именно при народе, как бы для того, чтобы многие его услышали и сделались достоверными свидетелями сего обстоятельства. Замечательно еще и то, что прокричал он не как-нибудь тихо, а на всю церковь, как бы давая понять всем, что он будет служить Богу с детства. Ещё интересно и то обстоятельство, что не возгласил он однажды или дважды, но именно трижды, являя тем, что он будет истинным учеником Святыя Троицы, так как троичное число предпочитается всякому другому числу, потому что везде и всегда сие число является источником и началом всего добраго и спасительнаго».

После описаннаго происшествия мать стала ещё более внимательна к своему состоянию. Всегда имея в мыслях, что она носит во чреве младенца, который будет избранным сосудом Святаго Духа, Мария во все остальное время беременности готовилась встретить в нем будущаго подвижника благочестия и воздержания. Так, в строгом посте и частой сердечной молитве пребывала богобоязненная мать святаго дитяти; так и самое дитя, благословенный плод ея чрева, еще до появления своего на свет, некоторым образом уже предочищался и освящался постом и молитвою.

И вот праведная Мария вместе с своим мужем дала такое обещание: если Бог даст им сына, то посвятить его на служение Богу. Это значило, что они, с своей стороны, обещали сделать все, что могли, чтобы на их будущем дитяти исполнилась воля Божия, совершилось тайное о нем предопределение Божие, на которое они уже имели некоторое указание.

3 мая 1319 года в доме боярина Кирилла была общая радость и веселие: Марии Бог дал сына. Они нарекли его Варфоломеем, так как он родился в день Варфоломея. При крещении сына Кирилл и Мария рассказали про тот случай в церкви священнику, и он, как сведущий в Священном Писании,- указал им много примеров из ветхаго и новаго заветов, когда избранники Божии еще от чрева матери были предназначаемы на служение Богу.

Между тем мать, а потом и другие стали примечать в младенце опять нечто необыкновенное: когда матери случалось насыщаться мясною пищею, то младенец не брал сосцев ея; то же повторялось, и уже без всякой причины, по средам и пятницам: так что в эти дни младенец вовсе оставался без пищи. Возращенный постом во чреве матери, младенец и по рождении как будто требовал от матери поста. И мать, действительно, стала еще строже соблюдать пост: она совсем оставила мясную пищу, и младенец, кроме среды и пятницы, всегда после того питался молоком матери. Однажды Мария отдала младенца на руки другой женщины, чтобы та покормила его своею грудью; но дитя не захотело взять сосцев чужой матери; то же самое было с другими кормилицами… «Добрая отрасль добраго корня, говорит блаженный Епифаний, питалась только чистым млеком родившей его. Так сей младенец от чрева матери познавал Бога, в самых пеленах поучался истин, в самой колыбели привык к посту и, вместе с молоком матери, навыкал воздержанию… Будучи по естеству еще младенцем, он выше естества уже предначинал пощение; с младенчества он был питомец чистоты, питаемый не столько млеком, сколько благочестием, и предъизбранный Богом еще до рождения»…

Когда Варфоломею исполнилось семь лет, родители отдали его учиться грамоте. Вместе с Варфоломеем учились и два брата его: старший Стефан, и младший Петр. Братья обучались успешно, хотя Петру в то время не было и шести лет, а Варфоломей далеко отставал от них. Учитель наказывал его, товарищи упрекали и даже смеялись над ним, родители уговаривали; да и сам он напрягал все усилия своего детскаго ума, проводил ночи над книгою, и часто, укрывшись от взоров людских, где-нибудь в уединении, горько плакал о своей неспособности, горячо и усердно молился Господу Богу: «дай же Ты мне, Господи, понять эту грамоту; научи Ты меня, Господи, просвети и вразуми!» Но грамота все же ему не давалась.

Раз отец послал его в поле искать жеребят, каковое поручение пришлось особенно по душе мальчику, любившему уединяться от людей. Здесь-то и случилось с ним необыкновенное приключение.

На поле, под дубом, увидел Варфоломей незнакомаго старца-черноризца, саном пресвитера; благоговейный и ангелоподобный старец приносил здесь свои молитвы Богу вездесущему и изливал пред Всеведущим слезы сердечнаго умиления. Поклонившись ему, скромный отрок почтительно отошел в сторону, не желая прерывать его беседы с Богом, и стал вблизи, ожидая окончания молитвы. Старец окончил молитву; он с любовию взглянул на доброе дитя, и, прозревая в нем духовными очами избранный сосуд Святаго Духа, ласково подозвал его к себе, благословил его, отечески поцеловал и спросил: «Что тебе надобно, чадо?»

«Меня отдали учиться грамоте, сказал сквозь слезы Варфоломей, и больше всего желала бы душа моя научиться читать слово Божие; но вот сколько ни стараюсь, никак не могу выучиться, не понимаю, что мне толкуют, и очень печалюсь о том; помолись за меня Богу, отче святый, - попроси у Господа, чтобы Он открыл мне учение книжное: я верю, что Бог примет твои молитвы».

Умилился старец от таких речей малаго отрока; он видел его усердие, и любуясь красотой детской души, отражавшейся на его кротком лиц, воздел руки, возвел очи на небо, вздохнул к Богу из глубины сердечной и стал молиться, испрашивая дитяти просвещения свыше… Старец заключил свою вдохновенную молитву священным словом: аминь, и бережно вынул из пазухи небольшой ковчежец. Открыв его, он взял оттуда тремя перстами малую частицу святой просфоры, и, благословляя ею Варфоломея, промолвил: "возьми сие, чадо, и снеждь; сие дается тебе в знамение благодати Божией и разумешя Святаго Писания. Не смотри на то, что частица св. хлеба так мала: велика сладость вкушения от нея".

Радуясь от всей души, что Бог привел ему встретиться с таким святым старцем, Варфоломей сладостно внимал его душеполезным наставлениям; как семена на добрую землю, так и благодатныя слова старца ложились на его доброе сердце.

Между тем, как говорил старец, так и сбылось: с отроком произошла чудная перемена. Какую бы книгу не раскрыл он, - тотчас же начинал читать ее без всякаго затруднения, понимая и смысл того, что читал. Так дар Божий, столь неожиданно ему ниспосланный, воздействовал в юном Варфоломее и просветил ум его. Нет нужды говорить, что после этого случая он скоро опередил в учении как братьев своих, так и прочих товарищей.

Всею душою Варфоломей полюбил Богослужение церковное и не опускал ни одной службы церковной.

Епифаний доводит до сведения читателей, что наши предки не знали и не любили читать какия-либо книги светскаго содержания; жития святых, святоотеческие писания, разные Палеи, сборники, летописные сказания о минувших судьбах родной земли - вот книги, которые были любимым чтением того времени. И Варфоломей читал эти книги.

Он скоро понял, что еще в отроческом возрасте страсти начинают проявлять свою губительную силу, которую сдержать стоит немалаго труда; а кто хотя раз поддастся в юности их влечению и попустит им связать себя порочными склонностями, тому и подавно тяжело преодолеть их. И вот благоразумный отрок принимает все меры, чтобы оградить себя от их воздействия, и пресекает все пути, которыми они привыкли находить доступ к сердцу человека. Потом святой отрок налагает на себя строгий пост: по средам и пятницам он не позволяет себе вкушать ничего, а в прочие дни питается только хлебом и водою. О каких-нибудь других питиях, не говоря уже о вине, он не позволяет себе и помыслить во всю свою жизнь.

И святый отрок никогда не позволял себъ даже отведать каких-нибудь сладких блюд или напитков. Так укрощая юную плоть свою воздержанием и трудами для сохранения чистоты душевной и телесной, он ни в чем не выходил из воли своих родителей: как кроткий и послушный сын, он был истинным утешением для них.

«И виден был в нем прежде иноческаго образа совершенный инок, - говорит блаженный Епифаний,- поступь его была полна скромности и целомудрия. Никто не видал его смеющимся, а если и появлялась иногда кроткая улыбка на его прекрасном лице, то и она была сдержана; а чаще лицо его было задумчиво и серьезно; на глазах нередко заметны были слезы - свидетели его сердечнаго умиления; его уст никогда не оставляли Богодухновенные псалмы Давидовы. Всегда тихий и молчаливый, кроткий и смиренный, он со всеми был ласков и обходителен, ни на кого не раздражался, от всех с любовию принимал случайныя неприятности. Ходил он в плохой одежде, а если встречал бедняка, то охотно отдавал ему свою одежду».

Здесь уместно сказать несколько слов о том, в каком состоянии находилась в описываемое нами время Русская земля, чтобы знать, при каких обстоятельствах жили родители Варфоломеевы, и среди каких условий воспитывался сам Варфоломей.

Поистине трудные были тогда времена!.. Тяжким бременем лежало иго татарское на плечах Русскаго народа. О том, чтобы сбросить с себя это ненавистное иго, никто не смел и подумать. Князья то и дело ходили в Орду, - то на поклон грозным тогда ханам монгольским, то судиться и тягаться между собой, и сколько благородной крови княжеской пролито в Золотой Орде по зависти и братоубийственной ненависти честолюбивых.

Иго татарское не прошло бесследно и в народной нравственности: «забыв гордость народную, - говорит Карамзин, - мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая Татар, еще больше обманывали друг друга; откупаясь деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивые и бесчувственные к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов. От времен Василия Ярославича до Иоанна Калиты (период самый несчастнейший!) отечество наше походило более на темный лес, нежели на государство: сила казалась правом; кто мог, грабил: не только чужие, но и свои; не было безопасности ни в пути, ни дома; воровство сделалось общею язвою собственности»…

Да, тяжело было Русской земле в те скорбныя времена; трудно, невозможно было одолеть сильнаго врага и именно потому, что князья Русские все больше ссорились между собой, - единства не было, по клочкам была разделена вся обширная Русская земля. И если бы не осознали наконец необходимости этого единства - кто знает? - может быть и совсем погибла бы Русь Православная, подпав владычеству более опасных врагов.

Но Бог не попустил случиться такой беде. Раньше всех поняли опасность наши первосвятители: они всегда твердили князьям, что единодушие между ними необходимо для спасения России от окончательной гибели; когда было можно, святители всегда являлись миротворцами в усобицах княжеских, действуя и словом убеждения, и силою духовной власти. А прозорливый святитель Петр положил прочную основу объединению Русской земли, переселившись навсегда из Владимира, на Клязьме, в незнатный тогда городок Москву, к умному и благочестивому Князю Иоанну Даниловичу Калите. Этот Князь стал настойчиво приводить в исполнение намеченную еще его отцом мысль объединения Русской земли, и присоединял одно за другим соседния княжества к Московскому.

Не избежали, конечно, этих народных скорбей и праведные родители Варфоломеевы. Славный и именитый некогда боярин Кирилл, еще ранее описанных нами событий в Ростове, под старость стал терпеть нужду. Частыя путешествия в Орду со своим князем, тяжкие дани и непосильные подарки ордынским вельможам, без чего никогда не обходились эти путешествия, - жестокий голод, нередко опустошавший Ростовскую область, а больше всего, говорит преподобный Епифаний, великая рать или нашествие Туралыково в 1327 году - все это вместе отозвалось крайне неблагоприятно на его состоянии и почти довело его до нищеты.

Родители Варфоломея решили найти другое место жительства. Случай скоро представился. В 12 верстах от Троицкой Лавры, по направлению к Москве, есть село Городище или Городок, которое в древности носило имя Радонежа. Лишь только это стало известно в Ростове, многие из его жителей, в надежде найти себе облегчение; потянулись в Радонеж. В числе таких переселенцев Епифаний называет Протасия тысяцкаго, Георгия, сына Протопопова с родом его, Иоанна и Феодора Тормасовых, их родственников Дюденя и Онисима, бывшаго ростовскаго вельможу, а в последствии диакона и ученика Сергиева. В числе их переселился и блаженный Кирилл со всем своим семейством и водворился в Радонеже близ церкви Рождества Христова.

Далее Епифан описывает желание Варфоломея уйти в монастырь, но его родители просят, чтобы он остался пока с ними, а после их смерти может уйти в монастырь. Варфоломей соглашается и остаётся с ними, по - прежнему соблюдая все посты, ведя аскетический образ жизни.

После смерти родителей он уходит от людей вместе со своим братом Стефаном, у которого случилось горе в семье: умерла любимая жена, и он соглашается уйти со своим братом подальше от людей.

Братья оставляют свой мир и идут в самую глушь соседних лесов…

В те времена каждый, желавший уединенной жизни, мог один или с товарищем свободно идти в лес, на любом месте строить себе хижину или копать пещеру и селиться тут. Долго ходили братья по окрестным лесам; наконец им полюбилось одно место, удаленное не только от жилищ, но и от путей человеческих. Это место было Самим Богом предназначено к устроению обители: над ним и прежде видали достойные люди - одни свет, другое огонь, а иные ощущали благоухание. Оно находилось верстах в десяти от Хотькова и представляло небольшую площадь, которая возвышалась над соседнею местностью в вид маковки, почему и названа Маковцем или Маковицею.

Горячо помолились братья на избранном месте пустыннаго жития; предавая самих себя в руки Божии, они призывали Божие благословение и на самое место своих будущих подвигов. Потом стали рубить лес; с великим трудом переносили они тяжелые бревна на своих, хотя и привычных к труду, но все же боярских плечах; мало-помалу редела чаща лесная, открывая место, на котором в последствии суждено было Богом процвести славной Лавре Сергиевой. Отшельники устроили себе сначала шалаш из древесных ветвей, а потом убогую келлийку; наконец, подле келлии, поставили и малую церквицу. Все это было сделано руками самих братьев-трудников; они не хотели приглашать посторонних людей, потому что телесный труд был необходимым условием самой жизни подвижнической.

Когда церковь была готова к освящению, Варфоломей сказал Стефану: «по плоти ты мне старший брат, а по духу - вместо отца; и так, скажи мне: во имя какого Святаго следует освятить нашу церковь? Какой будет ея престольный праздник?»

Зачем спрашиваешь меня о том, что сам лучше меня знаешь? - отвечал ему старший брат. - Ты, конечно, помнишь, как не раз покойные родители наши, при мне, говорили тебе: «Блюди себя, чадо: ты уже не наше, а Божие; Господь Сам избрал тебя прежде твоего рождения и дал о тебе доброе знамение, когда трижды возгласил ты во чреве матери, во время литургии». И пресвитер, тебя крестивший, и чудный старец, нас посетивший, говорили тогда, что это трикратное проглашение твое предзнаменовало, что ты будешь учеником Пресвятая Троицы; и так пусть церковь наша будет посвящена Пресвятому Имени Живоначальныя Троицы; это будет не наше смышление, а Божие изволение: пусть же благословляется здесь имя Господне отныне и во веки!»

Основной принцип, из которого исходит в своём творчестве Епифаний Премудрый, состоит в том, что агиограф, описывая житиё святого, должен всеми средствами показать исключительность своего героя, величие его подвига, отрешённость от всего земного. Отсюда и стремление к эмоциональному, яркому, украшенному языку, который отличается от обыденной речи. Жития Епифания переполнены цитатами из Священного писания, потому как подвиг его героев должен найти аналогии в библейской истории. Своим произведением Епифаний продемонстрировал своё подлинное мастерство, ошеломил читателя бесконечным рядом эпитетов или синонимических метафор, заставив вдуматься читателя в смысл своего произведения. Это приём получил название «плетение словес».

В агиографии 14-15 веков широкое распространение получил принцип абстрагированности, когда из произведения «по возможности изгоняется бытовая, политическая, военная, экономическая терминология, названия должностей, конкретных явлений природы данной страны…» Писатель прибегает к перифразам, употребляя выражения типа «вельможа некий», «властелин градутому» и т.д.

Устраняются и имена эпизодических персонажей, они именуются просто как «муж некто», «некая жена», при этом прибавляется «некий», «некая», «един» служат изъятию явления из окружающей бытовой обстановки, из конкретного исторического окружения». Агиографические принципы Епифания нашли своё продолжение в творчестве Пахомия Логофета.

Пахомий Логофет.

Пахомий, серб по происхождению, приехал на Русь не позднее 1438 года. На 40 -80 годы приходится его творчество: он написал не менее 10 житий, множество похвальных слов, служб святым и других произведений.

Вспомним житиё Феодосия Печерского, как отговаривал его Антоний, напоминая о трудностях, ожидающих его на монашеском пути, как всеми способами пыталась вернуть его мать к мирской жизни. Подобная ситуация есть и в «Житии Кирилла Белозёрского», написанном Пахомием. Юноша Козьма воспитывается у своего дяди, человека богатого и именитого. Дядя хочет сделать Козьму казначеем, но юноша жаждет постричься в монахи. И вот случилось приехать игумену Стефану и юноша пал к ногам его, пролил слёзы, молил его постричь его в монахи, и тот выполнил желание парня.

Затем Стефан отправляется к Тимофею, дяде парня, сообщить ему о пострижении племянника. Конфликт лишь едва очерчён, а не изображён. Тимофей, услышав о случившемся, «тяжко внят слово, вкупе же и скорби исполнивася и некая досадительная изрече к Стефану». Тот оскорблённый уходит, однако Тимофей, пристыженный своей благочестивой женой, тут же раскаивается «о словесих, глаголанных к Стефану», возвращает его и просит прощения. Словом, в «стандартных» велеречивых выражениях изображается стандартная ситуация, никак не соотносимая с конкретными персонажами данного жития.

В начале 15 века под пером Пахомия Логофета создавался новый житийный канон- велеречивые, «украшенные» жития, в которых живые, «реалистические» черточки уступали место красивым, но сухим перифразам. Но наряду с этим появляются жития другого типа, смело ломающие традиции, трогающие своей искренностью и непринуждённостью. Таково «Житиё Михаила Клопского».

«Житиё Михаила Клопского».

Необычно уже само начало жития. Вместо традиционного зачина, рассказа агиографа о рождении, детстве и пострижении будущего святого, это житиё начинается с середины, при этом со сцены неожиданной и загадочной.

Монахи Троицкого на Клопе (под Новгородом) монастыря были в церкви на молитве. Поп Макарий, вернувшись в свою келью, обнаруживает, что келья отперта, а в ней сидит неведомый старец и переписывает книгу апостольских деяний. Поп «уполошившись», вернулся в церковь, позвал игумена и братию и вместе с ними вернулся в келью. Но келья оказалась запертой изнутри, а незнакомый ему старец продолжает писать. Когда его спрашивают, тот отвечает очень странно: он слово в слово повторяет каждый заданный ему вопрос. Монахи так и не смогли узнать даже его имени.

Старец посещает с остальными чернецами церковь, молится вместе с ними, и игумен решает: «Буди у нас старец, живи с нами». Всё остальное житиё- описание чудес, творимых Михаилом (имя его сообщает посетивший монастырь князь). Даже рассказ о «преставлении» Михаила удивительно бесхитростен, с бытовыми деталями, отсутствует традиционная похвала святому.

Необычность «Жития Михаила Клопского», созданного в век творений Пахомия Логофета, не должна, впрочем, нас удивлять. Дело здесь не только в самобытности автора, но и в том, что автор жития- новгородец, он продолжает в своём произведении традиции новгородской агиографии, которая, как и вся литература Новгорода того времени, отличалась непосредственностью, непритязательностью, простотой, сравнительно с литературой Москвы или Владимиро-Суздальской Руси.

Однако «реализм» жития, его сюжетная занимательность, живость сцен и диалогов- всё это настолько противоречило агиографическому канону, что уже в следующем столетии житиё пришлось перерабатывать.

Сравним лишь один эпизод- описание смерти Михаила в 15 веке и в переделке 16 века. В первоначальной редакции читаем: «И разболеся Михаила месяца декабря в Савин день, ходя к церкве. А стоял на правой стороне у церкве, на дворе, против Феодосиева гроба. А почали говорить ему игумен и старцы: «Чему, Михаиле, не Стоишь в церкве, а стоишь на дворе?» И он им рече»Ту аз хочю полежати». Да взял с собою кадилницу да темьан(благовоние), да шол в келью. И послал к нему игуменг сети и нити от трапезы. И они отперли, темьян ещё курится, а его нету(умер). И почали места искати, земля меръзла, где его положити. И помянуша черньци игумену - испытай того места, где стоял Михаила. Ино с того места досмотриша, аже земля тала. И они погребоша его честно». Этот непринуждённый, живой рассказ подвергся решительной переработке. Так на вопрос игумена и братии, почему он молится на дворе, Михаил теперь ответствует так: «Се покой мой в век века, яко зде вселитися имам». Эпизод, когда он уходит в свою келью, так же переработан: «И кадило въжьзизает, и на углие фимиам възложив, в свою келью отходит, братиям же дивящимься, видевшее святаго толико изнемогъша, и паки толику крепость приемъша. Игумен же в трапезу отходит и к святому брашно посылает, вкусити тому повелевает. Пришедъшии же от игумена и внидоша в келйю святаго, и видивше того к господу отшедша, и руце крестаобразно согбене имуща, и образом, яко спяща и благоухания многа испущающа». Далее описывается плач при погребении Михаила; причем его оплакивают не только монахи и архиепископ «с всем священным собором», но и весь народ: люди спешат на похороны, «быстринам речным подобящася, слезы же непрестанно лиюще». Словом, житиё приобретает под редакцией Василия Тучкова именно тот вид, в каком бы создал его, например, Пахомий Логофет. Эти попытки уйти от канонов, впустить в литературу дыхание жизни, решиться на литературный вымысел, отрешиться от прямолинейной дидактики проявились не только в житиях.

Жанр житийной литературы продолжал развиваться и в 17-18-х веках: «Сказание о роскошном житии и веселии», «Житиё протопопа Аввакума» (1672г.); «Житиё патриарха Иоакима Савелова» (1690г.), «Житиё Симона Воломского», конец 17 века; «Житиё Александра Невского». Автобиографический момент по-разному закрепляется в 17 веке: здесь и житие матери, составленное сыном («Повесть об Улиании Осоргиной»); и «Азбука», составленная от лица «голого и небогатого человека»; и «Послание дворительное недругу»; и собственно автобиографии- Аввакума и Епифания, написанные одновременно в одной земляной тюрьме в Пустозёрске и представляющие собой своеобразный диптих.

«Житиё протопопа Аввакума»- первое автобиографическое произведение русской литературы, в котором Аввакум сам рассказал о себе и своей многострадальной жизни.

Говоря о сочинении протопопа Аввакума, А.Н.Толстой писал: «Это были гениальные «житие» и «послания» бунтаря, неистового протопопа Аввакума, закончившего литературную деятельность страшными пытками и казнью в Пустозерске. Речь Аввакума- вся на жесте, канон разрушен вдребезги, вы физически ощущаете присутствие рассказчика, его жесты, его голос».

4. Заключение

Изучив поэтику отдельных произведений древнерусской литературы, сделаем вывод об особенностях жанра жития.

Итак, житиё - жанр древнерусской литературы, описывающий жизнь святого. В этом жанре существуют разные агиографические типы: житиё-мартирия (рассказ о мученической смерти святого), монашеское житиё (рассказ обо всём пути праведника, его благочестии, аскетизме, творимых им чудесах и т.п.). Характерные чертами агиографического канона являются:

Холодная рассудочность

Осознанная отрешённость от конкретных фактов, имён, реалий

Театральность и искусственная патетика драматических эпизодов, наличие таких элементов жития святого, о каких у агиографа не было ни малейших сведений.

Важность момента чуда, откровения. Именно чудо вносит движение и развитие в биографию святого.

Надо сказать, что жанр жития не стоит на месте, он постепенно изменяется. Авторы отходят от канонов, впуская в литературу дыхание жизни, решаются на литературный вымысел («Житиё Михаила Клопского»), говорят на простом языке («Житиё протопопа Аввакума»).

Древнерусская литература складывалась, развивалась вместе с ростом общей образованности общества.

На этом общем культурном фоне появились оригинально и независимо мыслящие писатели, средневековые публицисты, поэты.

5. Литература

Д.С.Лихачёв. Великое наследие. Классические произведения литературы Древней Руси.-М., 1975г., с.19

И.П.Еремин. Литература Древней Руси (этюды и характеристики).- М.-Л., 1966г., с.132-143

Д.С.Лихачёв. Человек в литературе Древней Руси.-М.,1970г.,с.65.

И.П.Еремин. Литература Древней Руси (этюды и характеристики).-М.-Л,.1966г.,с.21-22

В.О.Ключевский. Древнерусские жития святых как исторический источник.-М., 1871г., с.166.

Житие — жанр церковной литературы, в котором описывается жизнь и деяния святых. Житие создавалось после смерти святого, но не всегда после формальной канонизации. Для жития характерны строгие содержательные и структурные ограничения (канон, литературный этикет), сильно отличающие его от светских биографий. Изучением житий занимается агиография.

Жанр жития был заимствован из Византии. Это самый распространенный и любимый жанр древнерусской литературы. Житие было непременным атрибутом, когда человека канонизировали, т.е. причисляли к лику святых. Житие создавали люди, которые непосредственно общались с человеком или могли достоверно свидетельствовать о его жизни. Житие создавалось всегда после смерти человека. Оно выполняло огромную воспитательную функцию, потому что житие святого воспринимали как пример праведной жизни, которой необходимо подражать. Кроме этого, житие лишало человека страха смерти, проповедуя идею бессмертия человеческой души. Житие строилось по определенным канонам, от которых не отходили вплоть до 15-16 веков.

Каноны жития

Благочестивое происхождение героя жития, родители которого обязательно должны были быть праведниками. Святого родители часто вымаливали у Бога.
Святой рождался святым, а не становился им.
Святой отличался аскетическим образом жизни, проводил время в уединении и молитве.
Обязательным атрибутом жития было описание чудес, которые происходили при жизни святого и после его смерти.
Святой не боялся смерти.
Заканчивалось житие прославлением святого.
Одним из первых произведений житийного жанра в древнерусской литературе было житие святых князей Бориса и Глеба.

Жанр жития в древнерусской литературе

Древнерусская литература житий святых собственно русских начинается жизнеописаниями отдельных святых. Образцом, по которому составлялись русские «жития», служили жития греческие типа Метафраста, то есть имевшие задачей «похвалу» святому, причём недостаток сведений (например о первых годах жизни святых) восполнялся общими местами и риторическими разглагольствованиями. Ряд чудес святого — необходимая составная часть жития. В рассказе о самой жизни и подвигах святых часто вовсе не видно черт индивидуальности. Исключения из общего характера первоначальных русских «житий» до XV века составляют (по мнению проф. Голубинского) лишь самые первые по времени жития — «Чтение о житие и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» и «Житие Феодосия Печерского», составленные преподобным Нестором, житие Леонтия Ростовского (которое Ключевский относит ко времени до 1174 года) и жития, появившиеся в Ростовской области в XII и XIII вв., представляющие безыскусственный простой рассказ, тогда как столь же древние жития Смоленской области («Житие св. Авраамия» и др.) относятся к византийскому типу жизнеописаний. В XV веке ряд составителей житий начинает митроп. Киприан, написавший житие митроп. Петра (в новой редакции) и несколько житий русских святых, вошедших в состав его «Степенной книги» (если эта книга действительно им составлена).

С биографией и деятельностью второго русского агиографа, Пахомия Логофета, подробно знакомит исследование проф. Ключевского «Древнерусские Жития святых, как исторический источник», М., 1871). Он составил житие и службу св. Сергию, житие и службу преп. Никону, житие св. Кирилла Белозерского, слово о перенесении мощей св. Петра и службу ему; ему же, по мнению Ключевского, принадлежат житие св. новгородских архиепископов Моисея и Иоанна; всего им написано 10 житий, 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым. Пахомий пользовался большой известностью у современников и потомства и был образцом для других составителей житий.

Не менее знаменит как составитель житий Епифаний Премудрый, живший сначала в одном монастыре с св. Стефаном Пермским, а потом в монастыре Сергия, — написавший жития обоих этих святых. Он хорошо знал Св. Писание, греческие хронографы, палею, летвицу, патерики. У него ещё более витийства, чем у Пахомия. Продолжатели этих трёх писателей вносят в свои труды новую черту — автобиографическую, так что по «житиям», ими составленным, всегда можно узнать автора. Из городских центров дело русской агиографии переходит в XVI веке в пустыни и отдаленные от культурных центров местности в XVI веке. Авторы этих житий не ограничивались фактами жизни святого и панегириком ему, а старались знакомить с церковными, общественными и государственными условиями, среди которых возникала и развивалась деятельность святого. Жития этого времени являются, таким образом, ценными первоисточниками культурной и бытовой истории Древней Руси.

Житие как жанр литературы

Житие (биос (греч.), vita (лат.)) - жизнеописания святых . Житие создавалось после смерти святого, но не всегда после формальной канонизации. Для жития характерны строгие содержательные и структурные ограничения (канон , литературный этикет), сильно отличающий их от светских биографий. Изучением житий занимается наука агиография .

Более обширна литература «Житий святых» второго рода - преподобных и других. Древнейший сборник таких сказаний - Дорофея, еп. Тирского (†362), - сказание о 70-ти апостолах. Из других особенно замечательны: «Жития честных монахов» патриарха александрийского Тимофея († 385 г.); затем следуют сборники Палладия, Лавсаик («Historia Lausaica, s. paradisus de vitis patrum»; подлинный текст в изд. Рената Лаврентия, «Historia ch r istiana veterum Patrum» , а также в «Opera Maursii», Флоренция , , т. VIII ; есть и русский перевод, ); Феодорита Киррского () - «Φιλόθεος ιστορία» (в названном изд. Рената, а также в полных собраниях сочинений Феодорита; в русск. переводе - в «Творениях св. Отцов», изд. Московской дух. академии и ранее отдельно); Иоанна Мосха (Λειμωνάριον, в «Vitae patrum» Росвейга, Антв., , т. X; рус. изд. - «Лимонарь , сиречь цветник», М., ). На Западе главными писателями этого рода в патриотический период были Руфин Аквилейский («Vitae patrum s. historiae eremiticae»); Иоанн Кассиан («Collationes patrum in Scythia»); Григорий, еписк. Турский († 594), написавший ряд агиографических сочинений («Gloria martyrum», «Gloria confessorum», «Vitae patrum»), Григорий Двоеслов («Dialogi» - рус. перев. «Собеседование о Ж. италийских отцов» в «Православном собеседнике»; см. исследов. об этом А. Пономарева, СПб., г.) и др.

С IX в. в литературе «Жития святых» появилась новая черта - тенденциозное (нравоучительное, отчасти политически-общественное) направление, украшавшее рассказ о святом вымыслами фантазии. В ряду таких агиографов первое место занимает Симеон Метафраст , сановник Византийского двора, живший, по одним, в IX, по другим в Х или XII в. Он издал 681 г. « Жития святых», составляющие самый распространенный первоисточник для последующих писателей этого рода не только на Востоке, но и на Западе (Яков Ворагинский , архиеп. Генуэзский, † - «Legenda aurea sanctorum », и Пётр Наталибус, † - "Catalogus Sanctoru m "). Последующие издания принимают направление более критическое: Бонина Момбриция, «Legendarium s. acta sanctorum» (); Алоизия Липпомана, еп. Веронского, «Vitae sanctorum» (1551-1560); Лаврентия Сурия, кельнского картезианца, «Vitae sanctorum orientis et occidentis» (); Георгия Вицелла, «Hagiologium s. de sanctis ecclesiae»; Амвросия Флакка, «Fastorum sanctorum libri XII»;Рената Лаврентия де ля Барр - «Historia christiana veterum patrum»; Ц. Барония, «Annales ecclesiast.»; Росвейда - «Vitae patrum»; Радера, «Viridarium sanctorum ex minaeis graccis» (). Наконец выступает с своей деятельностью знаменитый антверпенский иезуит Болланд; в г. он издал в Антверпене 1-й том «Acta Sanctorum ». В течение 130 лет болландистами было издано 49 томов, содержащих «Жития святых» с 1 января по 7 октября ; к г. появилось ещё два тома. В г. институт болландистов был закрыт.

Спустя три года предприятие было снова возобновлено, и в г. появился ещё новый том. При завоевании Бельгии французами монастырь болландистов был продан, а сами они с своими коллекциями перешли в Вестфалию и после Реставрации издали ещё шесть томов. Последние работы значительно уступают в достоинстве трудам первых болландистов как по обширности эрудиции, так и вследствие отсутствия строгой критики. Упомянутый выше «Martyrologium» Мюллера представляет хорошее сокращение издания болландистов и может служить справочной книгой к нему. Полный указатель к этому изданию составил Потаст («Bibliotheca historia medii aevi», Б., ). Все жития святых, известные с отдельными заглавиями, исчислены у Фабриция в «Bibliotheca Graeca», Гамб., 1705-1718; второе издание Гамб., 1798-1809). Отдельные лица на Западе продолжали издание житий святых одновременно с корпорацией болландистов. Из них заслуживают упоминания: аббат Коммануэль, «Nouvelles vies de saints pour tous le jours» (); Балье, «Vie des saints» (работа строго-критическая), Арно д’Андили, «Les vies des pè res des déserts d’Orient» (). В ряду новейших западных изданий «Житий святых» заслуживает внимания сочин. Штадлера и Гейма, написанное в словарной форме: «Heiligen Lexicon», ( сл.).

Много Ж. находится в сборниках смешанного содержания, каковы прологи, синаксари, минеи , патерики. Прологом назыв. книга, содержащая в себе жития святых, вместе с указаниями относительно празднований в честь их. У греков эти сборники назыв. синаксарями. Самый древний из них - анонимный синаксарь в рукоп. еп. Порфирия Успенского г.; затем следует синаксарь императора Василия - относящийся к X стол.; текст первой части его издан в г. Уггелем в VI томе его «Italia sacra»; вторая часть найдена позже болландистами (описание её см. в «Месяцеслове» архиеп. Сергия, I, 216). Другие древнейшие прологи: Петров - в рукоп. еп. Порфирия - содержит в себе памяти святых на все дни года, кроме 2-7 и 24-27 дней марта; Клеромонтанский (иначе Сигмунтов), почти сходный с Петровым, содержит в себе памяти святых за целый год. Наши русские прологи - переделки синаксаря императора Василия с некоторыми дополнениями (см. проф. Н. И. Петрова «О происхождении и составе славяно-русского печатного пролога», Киев , ). Минеи суть сборники пространных сказаний о святых и праздниках, расположенных, по месяцам. Они бывают служебные и Минеи-Четьи : в первых имеют значение для жизнеописаний святых обозначения имен авторов над песнопениями. Минеи рукописные содержат больше сведений о святых, чем печатные (подробнее о значении этих миней см. в «Месяцеслов» еп. Сергия, I,150).

Эти «минеи месячные», или служебные, были первыми сборниками «житий святых», сделавшимися известными на Руси при самом принятии ею христианства и введении богослужения; за ними следуют греческие прологи или синаксари. В домонгольский период в русской церкви существовал уже полный круг миней, прологов и синаксарей. Затем в русской литературе появляются патерики - специальные сборники житий святых. В рукописях известны переводные патерики: синайский («Лимонарь» Мосха), азбучный, скитский (несколько видов; см. опис. ркп. Ундольского и Царского), египетский (Лавсаик Палладия). По образцу этих патериков восточных в России составлен «Патерик Киево-Печерский», начало которому положено Симоном, еп. Владимирским, и киево-печерским иноком Поликарпом. Наконец, последний общий источник для житий святых всей церкви составляют календари и месяцесловы. Зачатки календарей относятся к самым первым временам церкви, как видно из биографических сведений о св. Игнатии († 107 г.), Поликарпе († 167), Киприане († 258). Из свидетельства Астерия Амасийского († 410) видно, что в IV в. они были настолько полны, что содержали в себе имена на все дни года. Месяцесловы при Евангелиях и апостолах делятся на три рода: восточного происхождения, древнеитальянские и сицилийские и славянские. Из последних древнейший - при Остромировом Евангелии (XII в.). За ними следуют месяцесловы: Ассемани при глаголитском Евангелии, находящемся в Ватиканской б-ке, и Саввин, изд. Срезневским в г. Сюда же относятся краткие записи о святых при церковных уставах иерусалимском, студийском и константинопольском. Святцы - те же календари, но подробности рассказа приближаются к синаксарям и существуют отдельно от Евангелий и уставов.

Древнерусская литература житий святых собственно русских начинается жизнеописаниями отдельных святых. Образцом, по которому составлялись русские «жития», служили жития греческие типа Метафраста, то есть имевшие задачей «похвалу» святому, причём недостаток сведений (наприм. о первых годах жизни святых) восполнялся общими местами и риторическими разглагольствованиями. Ряд чудес святого - необходимая составная часть Ж. В рассказе о самой жизни и подвигах святых часто вовсе не видно черт индивидуальности. Исключения из общего характера первоначальных русских «житий» до XV в. составляют (по мнению проф. Голубинского) лишь самые первые по времени Ж., « св. Бориса и Глеба» и «Феодосия Печерского», составленные преп. Нестором, Ж. Леонтия Ростовского (которое Ключевский относит ко времени до г.) и Ж., появившиеся в Ростовской области в XII и XIII вв. , представляющие безыскусственный простой рассказ, тогда как столь же древние Ж. Смоленской области («Ж. св. Авраамия» и др.) относятся к византийскому типу жизнеописаний. В XV в. ряд составителей Ж. начинает митроп. Киприан , написавший Ж. митроп. Петра (в новой редакции) и несколько Ж. русских святых, вошедших в состав его «Степенной книги» (если эта книга действительно им составлена).

С биографией и деятельностью второго русского агиографа, Пахомия Логофета, подробно знакомит исследование проф. Ключевского «Древнерусские Жития святых, как исторический источник», М., ). Он составил Ж. и службу св. Сергию, Ж. и службу преп. Никону, Ж. св. Кирилла Белозерского, слово о перенесении мощей св. Петра и службу ему; ему же, по мнению Ключевского, принадлежат Ж. св. новгородских архиепископов Моисея и Иоанна; всего им написано 10 житий, 6 сказаний, 18 канонов и 4 похвальных слова святым. Пахомий пользовался большой известностью у современников и потомства и был образцом для других составителей Ж. Не менее знаменит как составитель Ж. Епифаний Премудрый , живший сначала в одном монастыре с св. Стефаном Пермским, а потом в монастыре Сергия, - написавший Ж. обоих этих святых. Он хорошо знал Св. Писание, греческие хронографы , палею , летвицу, патерики. У него ещё более витийства, чем у Пахомия. Продолжатели этих трёх писателей вносят в свои труды новую черту - автобиографическую, так что по «житиям», ими составленным, всегда можно узнать автора. Из городских центров дело русской агиографии переходит в XVI в. в пустыни и отдаленные от культурных центров местности в XVI в. Авторы этих Ж. не ограничивались фактами жизни святого и панегириком ему, а старались знакомить с церковными, общественными и государственными условиями, среди которых возникала и развивалась деятельность святого. Ж. этого времени являются, таким образом, ценными первоисточниками культурной и бытовой истории Древней Руси.

Автора, жившего в Руси Московской, всегда можно отличить по тенденции от автора Новгородской, Псковской и Ростовской области. Новую эпоху в истории русских Ж. составляет деятельность всероссийского митрополита Макария. Его время было особенно обильно новыми «житиями» русских святых, что объясняется, с одной стороны, усиленной деятельностью этого митрополита по канонизации святых, а с другой - составленными им «великими Минеями-Четьими». Минеи эти, в которые внесены почти все имевшиеся к тому времени русские Ж., известны в двух редакциях: Софийской (рукопись СПб. дух. акд.) и более полной - Московского собора г. Изданием этого грандиозного труда занята Археографическая комиссия, успевшая пока, трудами И. И. Савваитова и М. О. Кояловича, издать лишь несколько томов, обнимающих месяцы сентябрь и октябрь. Столетием позже Макария, в 1627-1632 гг., появились Минеи-Четьи монаха Троице-Сергиева монастыря Германа Тулупова, а в 1646-1654 гг. - Минеи-Четьи священника Сергиева Посада Иоанна Милютина.

Эти два сборника отличаются от Макариева тем, что в них вошли почти исключительно Ж. и сказания о русских святых. Тулупов вносил в свой сборник все, что находил по части русской агиографии, целиком; Милютин, пользуясь трудами Тулупова, сокращал и переделывал имевшиеся у него под руками Ж., опуская из них предисловия, а также похвальные слова. Чем Макарий был для Руси Северной, Московской, тем хотели быть киево-печерские архимандриты - Иннокентий Гизель и Варлаам Ясинский - для Руси южной, выполняя мысль киевского митрополита Петра Могилы и отчасти пользуясь собранными им материалами. Но политические смуты того времени помешали осуществиться этому предприятию. Ясинский, впрочем, привлёк к этому делу св. Димитрия , впоследствии митрополита Ростовского, который, трудясь в течение 20 лет над переработкой Метафраста, великих Четьих-Миней Макария и других пособий, составил Четьи-Минеи , содержащие в себе Ж. не южно-русских только святых, опущенных в Минеях Макария, но святых всей церкви. Патриарх Иоаким с недоверием отнесся к труду Димитрия, заметив в нём следы католического учения о непорочности зачатия Богоматери; но недоразумения были устранены, и труд Димитрия был окончен.

В первый раз изданы Четьи-Минеи св. Димитрия в 1711-1718 гг. В г. Синод поручил киево-печерскому архим. Тимофею Щербацкому пересмотр и исправление труда Димитрия; поручение это после смерти Тимофея докончили архим. Иосиф Миткевич и иеродиакон Никодим, и в исправленном виде Четьи-Минеи были изданы в г. Ж. святых в Четьях-Минеях Димитрия расположены в порядке календаря: по примеру Макария здесь находятся также синаксари на праздники, поучительные слова на события жизни святого или историю праздника, принадлежащие древним отцам церкви, а отчасти составленные самим Димитрием, исторические рассуждения в начале каждой четверти издания - о первенстве марта месяца в году, о индикте, о древнейшем эллино-римском календаре. Источники, какими пользовался автор, видны из списка «учителей, писателей, историков», приложенного перед первой и второй частями, и из цитат в отдельных случаях (чаще всего встречается Метафраст). Многие статьи составляют лишь перевод греческого Ж. или повторение с исправлением языка Ж. древнерусского. В Четьях-Минеях есть и историческая критика, но вообще значение их не научное, а церковное: написанные художественной церковно-славянской речью, они составляют доселе любимое чтение для благочестивого люда, ищущего в «Ж. святых» религиозного назидания (подробнее оценку Четьих-Миней см. в сочинении В. Нечаева, исправленном А. В. Горским, - «Св. Димитрий Ростовский», М., , и И. А. Шляпкина - «Св. Димитрий», СПб., ). Всех отдельных Ж. древнерусских святых, вошедших и не вошедших в исчисленные сборники, насчитывается 156. В нынешнем столетии явился ряд пересказов и переработок Четьих-Миней св. Димитрия: «Избранные Жития святых, кратко изложенные по руководству Четьих-Миней» (1860-68); А. Н. Муравьева, «Жития святых российской церкви, также Иверских и Славянских» (); Филарета, архиеп. Черниговского, «Русские святые»; «Словарь исторический о святых российской церкви» (1836-60); Протопопова, «Жития святых» (М., ) и пр.

Более или менее самостоятельные издания Жития святых - Филарета, архиеп. Черниговского: а) «Историческое учение об отцах церкви» ( , новое изд. ), б) «Исторический обзор песнопевцев» (), в) «Святые южных славян» () и г) «Св. подвижницы Восточной церкви» (); «Афонский патерик» (1860-63); «Вышний покров над Афоном» (); «Подвижники благочестия на Синайской горе» (); И. Крылова, «Жития святых апостолов и сказания о семидесяти учениках Христовых» (М., ); «Достопамятные сказания о жизни св. блаженных отцов» (перев. с греческого, ); архим. Игнатия, «Краткие жизнеописания русских святых» (); Иосселиани , «Жития святых грузинской церкви» (); М. Сабинина, «Полное жизнеописание святых грузинских» (СПб., 1871-73).

Особенно ценные сочинения для русской агиографии: прот. Д. Вершинского, «Месяцеслов Восточной церкви» (