Матс Эк: «С Барышниковым легко создавать новое. Три «издевки» над классикой

Прощание Матса Эка

Вита Хлопова

Не успел наступить новый 2016 год, не успели мы еще отойти от шока прощального «Болеро» Сильви Гиллем, как о своем прощании со сценой заявили великие Матс Эк и его муза Ана Лагуна. Что значит прощание со сценой хореографа? Значит, что он не планирует больше ставить новых работ, но что самое трагичное - не хочет следить за поддержанием качества исполнения старых. Простыми словами, вместе с Матсом Эком со сцены уходят все его произведения со всех театров, где бы они ни шли. Надеемся, вы, как минимум, успели посмотреть «Квартиру» в Большом Театре.

Ана Лагуна и Матс Эк исполняют "Memory". Photo - http://houstondance.org/

В 2015 году великий шведский хореограф отметил 70-летие, из них 50 лет он провел в театре. Поэтому понять его желание пустого ежедневника и незапланированных встреч можно.
Конечно, он немного лукавит: говорит, что это не прощание, а просто вечер хороших танцев. И что нельзя никогда говорить «никогда». Но это решение, принятое два года назад, на данный момент кажется ему самым логичным. Он не доверяет свои работы ассистентам, говорит, что многие так работают, но он должен контролировать все сам. А сам не хочет. Устал.

«Я был 50 лет на сцене. Лучше остановиться прежде, чем тебя попросят это сделать. Жизнь длится дольше, чем работа».

Наверное, многие помнят видеокассеты, где поверх перечеркнутых «Один дома 1,2,3» было нацарапано «Жизель. Матс Эк». Эти переписанные до потери качества кассеты открывали нам в России мир современного танца. Обделенные информацией о современной хореографии 20 века, танцовщики, хореографы и исследователи бережно передавали эковскую хореографию из рук в руки. Сказать, что нас потрясла интерпретация знакомой до боли истории Жизели, которую он поместил в психиатрическую больницу, не сказать ничего. Вероятно, именно его работы мы впервые увидели целиком из зарубежного современного танца. Остальное - урывками и отрывками.

No fixed points решил вспомнить, какой прекрасный творческий путь был у этой фантастической творческой пары и поблагодарить их за наслаждение, подаренное нам.

Photo courtesy of Stephanie Berger

Никлас и Матс Эк держат на руках свою мать - Биргит Кульберг. Photo: Sven-Erik Sjöberg

Несмотря на то, что Матс Эк родился в артистической семье, к танцу он пришел довольно поздно.

Биргит Кульберг - не только мать Матса Эка, но практически и мать современного балета Швеции. Помимо ее труппы - Cullberg Ballet, - в Швеции всегда был еще старейший балетный театр «Королевский Шведский Балет», где юная Биргит также ставила свои балеты. Но до этого она получила образование в школе Курта Йосса и в Королевской Академии в Лондоне. В 1967 году она создает свою собственную труппу Cullberg Ballet, куда на тот момент входило всего 8 танцовщиков. Каждый из ее артистов был солистом, и поэтому все получали одинаковую зарплату.

Одной из ключевых ее постановок стал балет по пьесе знаменитого шведского драматурга Августа Стриндберга - «Фрекен Жюли » (1950). А спустя 64 года после премьеры, в 2014 году, эта работа вошла в репертуар Парижской Оперы.

«Фрекен Жюли» в исполнении балета Парижской Оперы

Исполняют: Eve GRINSZTAJN/Audric BEZARD

Отец Эка - Андерс Эк - тоже известный в Швеции артист, но к хореографии он имел мало отношения. Андерс был знаменитым театральным актером Королевского Драматического Театра, который часто к тому же снимался в фильмах Бергмана.

Мать Матса Эка - Биргит Кульберг

Отец Матса Эка - Андерс Эк

С таким прекрасным генетическим набором вряд ли бы из Матса Эка не вышел кто-то великий. И если его брат - Никлас Эк - пошел по стопам матери и стал замечательным танцовщиком, а сестра-близнец - Малин Эк - стала драматической актрисой, то Матс долго колебался и балансировал между этими видами искусства. Ни танец, ни театр поначалу не увлекали его всерьез. Как он позже признавался: «Я хотел, чтобы этот выбор был действительно моим. Я не хотел подражать своей матери» . Впервые он встал к станку только в 17 лет, да и то, в рамках летних курсов. Их проводила Доня Фойер , танцевавшая у Марты Грэм и Пола Тейлора, а позже переехавшая в Стокгольм работать в Королевском Драматическом Театре. Там же она познакомилась с Бергманом, с которым впоследствии довольно долго сотрудничала.

Но ни его мать Биргит Кульберг, ни Доня Фойер не сумели увлечь молодого Матса танцем: он, закончив обучение театральному делу, начинает работать в театре марионеток. И только в 27 лет, в 1972 году он возвращается к танцу, и входит в труппу Cullberg Ballet.

Первый успех. «Дом Бернарды Альбы» 1978

Первая постановка датируется 1976 годом, но первый успех - это несомненно «Дом Бернарды Альбы» по одноименной драме Федерико Гарсиа Лорки 1978 года. Именно тогда стиль Эка - смесь хлесткой карикатуры Курта Йосса и осмысленного движения Марты Грэм - проявился так отчетливо.
Роль Бернарды Альбы - властной сумасшедшей матери четырех дочерей, похоронившей не только своего мужа, но с обнародованием его воли на наследство и возможность выдать замуж своих младших дочерей - была поставлена на танцовщика-мужчину. Скорбящая по умершему мужу 8 лет Бернарда Альба помещает в свой мир траура и своих дочерей, каждой бы из которых любить и познавать мир. Единственное напоминание о мужчине в доме, это мебель, у которой вместо ножек - солдатские грубые ботинки. Бернарда несгибаемая не только по характеру, но и в хореографическом тексте: вытянутая в струну, она позволяет себе расслабиться и ссутулиться только в финальный момент, когда на сцене остается одна. Даже в момент раскрытия самоубийства дочери неспособная выдавить из себя никакой эмоции Бернарда не реагирует.
Один из немногих балетов Матса Эка, где заглавная партия отдана не своей главной музе - Ане Лагуне. Даже если этот балет, в числе других, снимают с репертуара различных сцен (в том числе - Парижской Оперы, где его всегда блестяще исполняли), есть официальная старая запись исполнения Кульберг Балета. (на которую чуть ниже вы и можете потратить час своего времени)

Афиша к балету «Дом Бернарды Альбы»

Photo by Leslie Spinks from MATS EK, Max Ström Publishing

Новое вино в старые мехи

Став артистическим директором Кульберг Балета в 1980 году, Матс Эк начинает свою блестящую серию переосмысления классического наследия. В самом деле, за двести лет кому не надоело наблюдать за мучениями бедной деревенской девушки Жизели или за всем известной сказке о спящей красавице. (Не надоело только «Лебединое», но и за него Эк возьмется).

Матс Эк с присущим ему юмором и интеллектом выворачивает и перетряхивает старые сюжеты, переместив их в реалии 20 века. Но что самое главное, этот психологический анализ всех этих известных историй действительно давно уже напрашивался.

«Каждая сказка напоминает прелестный деревенский домик, на дверях которого значится «Территория заминирована».

«Жизель» 1982 год
И вот, в 1982 году Матс Эк ставит первый балет этой серии, после которого он становится уже известным за пределами Стокгольма. «Жизель» Матса Эка прогремела по всему миру (была показана более 300 раз в 28 странах), и сделала также известной исполнительницу главной роли - Ану Лагуну. Хоть критики и негодовали, но все же многие позже признавались: именно эковская «Жизель» дала новое направление современному танцу. Итак: юная деревенская девушка становится простой наивной чудачкой в смешном берете. Альберт вовсе не граф, но вполне себе городской франт. Задники первого и второго действия даже не нуждаются в тесте на испорченность: горы оказываются женской грудью, а декор психиатрической больницы напичкан расчлененкой. Жизель не умирает в конце первого акта, но, как водится, сходит с ума. Собственно, второй акт происходит не на кладбище, а в настоящей психушке, где, как вы догадались, Мирта - главная медсестра, отчаянно напоминающая сестру Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки». Но все же, Матс Эк не стал изменять мораль балета: Жизель, с перебинтованной головой, открывает Альберту новый мир и обогащает его избалованную душу, но, к сожалению, хэппи-энда не будет и тут. Его финальная нагота - это не эпатаж Эка, но способ показать полное обновление Альберта, отказ от его прошлой жизни. Иларион накрывает его пледом, но что случится с Альбертом - решать каждому из нас, так как Эк оставляет финал открытым.

«Лебединое озеро», photo Gert Weigelt

«Лебединое озеро» 1987 год.

Конечно, «Лебединое» со времен премьеры обрастало различными версиями: то счастливый конец, то трагический, но фрейдисткий анализ тут был применим практически с самого начала. Но и тут Эк нашел чем удивить. Если другие хореографы (кроме, вероятно, Мэтью Боурна) вдохновлялись лебедями, существующими на воде, - элегантными, изящными, то Матсу Эку было интересно показать их на суше: нелепыми, косолапыми и противно шипящими. Что касается Одетты/Одиллии, то мысль хореографа заключается в том, что любой хочет найти свою идеальную принцессу (Одетту), но ему приходится довольствоваться земной непростой женщиной (Одиллия). Ну или же: в любой женщине сосуществуют и идеальная принцесса и реальная женщина, вопрос, как гармонично с ними уживаться. Зигфрид же и вовсе существует под каблуком у своей властной матери, что породило немало пассажей у критиков разных стран об эдипове комплексе.

«Кармен» 1992 год.

«Кармен» Эка, может быть, самая приближенная интерпретация этого образа Проспера Мериме. Мы привыкли к звонкой красотке с напомаженной кудряшкой на виске, к роковой соблазнительнице, принимающей статичные позы для красивых фотографий. Кармен Матса Эка меняет мужчин, когда хочет, у нее есть работа на табачной фабрике, она независима. Хосе же, от лица которого и ведется рассказ, напротив, хочет того, чего обычно хочет женщина: кольцо на палец, семью, простого людского счастья. Но у Эка они поменялись ролями, потому что Эк рассматривает и современную женщину тоже. Ей трудно угодить, еще труднее ее заманить каким-то призрачным семейным очагом, и уж точно трудно удовлетворить ее сексуальный аппетит.

Ана Лагуна в роли Кармен

«Спящая красавица» 1996 год

Конечно, можно понять тех, кто и 20 лет назад, и сейчас, не принимают новых трактовок Эка, многим кажется это издевательством над классическими сюжетами. Но менее всего можно обвинить хореографа в издевательстве. Его работа блестяща не только, как хореографа, но и как маркетолога. Если театр хочет видеть молодых зрителей, то их надо чем-то привлекать. Не диснеевскими же рассказами о вечной любви, но тем, что может быть понятно новому поколению. Именно этим новые прочтения Эка привлекают молодую публику в театр.

«Спящая красавица»

На «Спящую красавицу», поставленную на Гамбургский балет, его вдохновила сцена, увиденная им на привокзальной площади какого-то европейского города: молодые девушки, подсаженные на иглу, шатались с совершенно стеклянными глазами, как во сне, шприцы валяются повсюду, от соблазна трудно убежать. Избалованные девчонки, думающие, что они достаточно взрослые, чтобы существовать без родителей, но на деле - они оказываются затянуты в водовороты насилия и наркотрафика. Вот она - Спящая Красавица 20 века. Укол феи Карабос будет в вену. А сон - это существование в героиновой зависимости, из которой даже прекрасный принц не в состоянии будет ее вытащить. У современных «спящих красавиц», намекает Эк, нет возможности рассчитывать на волшебный поцелуй.

Стиль Матса Эка - это очень качественный микс его знаний. Он не прямой наследник танцтеатра Курта Йосса, но не увидеть Йосса у Эка может только слепой. Балетный интеллектуал, сумевший собрать в свой стиль классическую основу, технику Марты Грэм, танцтеатр Йосса, экспрессию Мэри Вигман, Эк делает свой «танцтеатр» неповторимым. Глубокие плие по второй позиции, руки, вытянутые как стрелы, широкие амплитуды тела, непрерывность жеста, странные прыжки - все это очевидно просматривается в его работах.
Хорошо знающий драматический театр, он также часто применяет свои знания о нем в своих постановках.

Наверное, с нынешней любовью маркировать все возрастными критериями для просмотра, ни один из этих балетов не может быть показан ребенку, слишком уж жестокий мир в них открывается. Но его посыл всегда отлично читается, и с моралью все в порядке, только, наверное, для знакомства с чудесными балетами-сказками, версии Матса Эка не стоит рассматривать в первую очередь.

Другая муза

Сильви Гиллем в постановке "Bye"
photo by Bill Cooper, courtesy New York City Center

Иногда можно услышать мнение, что тот или иной хореограф воспевает в своих балетах либо женщину (Баланчин, к примеру), либо мужчину (Пол Тейлор или Бежар), но Эк воспевал только Ану Лагуну. Нестандартная для классического и современного балета, эта прекрасная испанка была дарована Эку для воплощения лучших его женских образов. Абсолютный хамелеон, Лагуна в каждой своей роли на сцене выглядит именно Кармен, Жизель или Кормилицей, стирая свое эго в работах мастера. Обладая не только невероятной техникой, но и способностью актерски вживаться в своих сильных героинь, Лагуна вписала себя в историю современного танца, как одна из самых ярких его исполнительниц. Если вдруг после этой статьи вы решите пересмотреть работы Эка, то смотрите обязательно их в записи с Лагуной. Невинней ее Жизели и сексуальней ее Кармен вы вряд ли кого найдете.

Ана Лагуна в роли Жизели в одноименном балете Матса Эка.
Photo Leslie Spinks

И если про исполнительницу всех главных ролей балетов Эка более или менее становится ясно, то вторая муза хореографа - Сильви Гиллем - выиграла от этого тандема не меньше, чем сам Эк. Гиллем, давно решившая расширить свой репертуар современной хореографией, перешла от «красивого» современного балета Бежара к «некрасивым» рассказам об обычной женщине.

Smoke/Wet Woman 1995

В 1995 году Матс Эк поставил две небольшие работы для Сильви Гиллем в жанре кино-танца: «Дым» и «Мокрая женщина». Знакомый многим «Дым» был поставлен не для сцены, а для фильма о Сильви Гиллем в современной хореографии «Evidentia». Здесь, 52-летний старший брат Матса Эка - Никлас, блестящий танцовщик с прекрасной школой (Марта Грэм, Мерс Каннингем и Морис Бежар) играет великолепный дуэт с примой классического танца. Полный юмора, гэгов и изящества, «Дым» не оставляет другого выбора, кроме как пересматривать его снова и снова. Именно этот дуэт вдохновил Матса Эка на создание «Соло для двоих», которое блестяще исполняли Михаил Барышников и Ана Лагуна.

Сильви Гиллем в постановке Матса Эка «Мокрая женщина»

«Bye» 2012

Прощаясь со сценой, Гиллем включила трогательный номер Эка «Bye» в свой тур. Там, с помощью видео-ряда, она выходила из своего мира, где она была несвергаемой королевой, в мир обыкновенных людей, где её, тоненькую и порой невзрачную, легко и не заметить.

Сильви Гиллем в постановке Матса Эка «Прощай».
Images courtesy Sadler’s Wells Theatre

Эк в Большом

Диана Вишнева и Денис Савин в балете «Квартира» Матса Эка.
Фото Дамира Юсупова/Большой театр

Последний вечер прощального блока Матса Эка «From Black to Blue».

«Всего было показано три спектакля. Если первый „She was Black “ 1994 года, интеллектуальный и мрачноватый, полный сложных композиционных построений, смены ритмов, программный для творчества Макса Эка, и, согласно названию всего вечера, начальная точка пути, то что тогда этот „Blue“, к которому идет движение?

„Solo for 2 “ 1996 года. Абстрактная стена с дверным проемом, лестница. На сцене два основных цвета - коричневый, синий, и их оттенки. Свет переливается между ними, и кажется, что они - стороны одной и той же плоскости.
Коричневый свободный костюм у юноши (Оскар Соломонсон ) и синее платье у девушки (Дороти Делаби ). Цвет и плоскость - та среда, в которой происходит действие. Девушка пальцем проводит по ребру лестницы, задерживаясь на переходе от горизонтали к вертикали, продолжает ладонью плоскость стены. Дуэт двух героев - это тоже часто построение невидимого геометрического пространства, где руки и ноги обозначают плоскости, где углы этих плоскостей постоянно меняются. Но в эти абстрактные танцевальные вариации вдруг вклиниваются физиологические жесты, вроде характерных ритмичных движений полового акта или обнюхивания партнерши. Или героиня вдруг уткнется носом в зад героя. Герои полностью меняются одеждой, меняются ролями, примеряя на себя движения друг друга. Они исследуют пространство, то повисая на стене, то карабкаясь по лестнице головой вниз, а то и вовсе прыгая за стену в неизвестность.

Неожиданно задник отъезжает, обнажая кирпичную кладку, электрический щиток и провода в глубине сцены. Рабочие разбирают декорации стены, извлекается скрытый мат с большим белым крестом посередине, привозится груда дров и пень. Так, без антракта, действие переходит к следующему спектаклю „Топор “.
Под адажио Альбинони сутулый пожилой человек рубит дрова: он берет полено, устанавливает его на пне, широкий взмах топора - полено раскалывается на две части. Во всей его фигуре, в его положении тела, в немного мешковатой одежде, - во всем сквозит какая-то усталость, обреченность, покорность этой работе, но и в тоже время и достоинство.
Его действие и существование на сцене похоже на ожившую миниатюру с изображением крестьянских сезонных работ из часослова герцога Беррийского.

Спустя минуту-другую появляется пожилая женщина, ее седые волосы собраны в косу, на ней длинная грубая юбка и жакет приглушенного коричневато-зеленоватого цвета. Женщина пересекает сцену то под одним, то под другим углом, ей характерны широкие взмахи рук, не очень легкие наклоны негибкой поясницы. Старик не обращает на нее никакого внимания, он погружен в свою монотонную работу.
Женщина берет полено, прижимает к груди, как младенца, делает круг, сама ложится, как полено на пень, словно подставляя себя под топор. Наконец, двигаясь мелкими шажками задом наперед, она спиной натыкается на спину героя, и, таким образом, останавливает своим телом работу его тела.

Последующий дуэт двух стариков окончательно превращает спектакль в притчу, в метафору жизни : их негибкая, осторожная пластика то и дело отсылает к сухому дереву, как к образу старого человека, „обреченного на сруб“, и, в конце концов, на сожжение. Но сколько в этом танце мудрости, простоты, безусловного принятия порядка вещей. Кажется, это не конкретные Ана Лагуна и Иван Аузели, а вечные „Жили были старик со старухой“ из сказок всех народов мира.

То, что эти два спектакля шли без паузы, дало право зрителю рассматривать их, как один в перспективе другого, и, может быть, как портрет хореографа во времени. Не зря в самом названии вечера есть мотив пути, направления.
На поклоны вышли все четыре танцовщика и сам Матс Эк, бросивший свой прощальный букет в публику».

Марина Зимогляд

Фестиваль «Век „Весны священной“ - Век модернизма» в Большом театре. Часть вторая

Как поздно

Переговоры о постановке балета Матса Эка в Большом велись несколько лет. Была даже идея договориться с хореографом о возобновлении его «Весны священной» специально для фестиваля, посвященного столетию партитуры Стравинского. Но в этом вопросе швед остался непреклонен, считая свою «Весну» неудачей.

Выбирали между двумя названиями - «Квартира» и «Бернарда», и победила в итоге «Квартира».

Возникает вопрос - почему же все-таки хореография Эка появилась в России так поздно?

Несколько раз в Россию привозилась его «Жизель» (в 1998 в исполнении Баварского балета, в 2010 - Лионской оперы), и показы всегда сопровождались аншлагами.

Причин много. Главная - это амбиции таких театров, как Большой и Мариинка.

С 2001, когда начались попытки включения в репертуар главных наших музыкальных театров каких-нибудь иноземных новинок, Большой и Мариинка рассчитывали заказать таким мэтрам, как Джон Ноймайер, Матс Эк или Иржи Килиан, эксклюзивные постановки. Почему-то считали, что мэтры только и мечтают о том, чтобы поработать с русскими артистами. Но

хореографы, чья время расписано на пять лет вперед как минимум, могли предложить этим театрам только переносы своих старых спектаклей,

потому что на переносах бо льшую часть работы по вхождению в стиль хореографа выполняют ассистенты.

Мариинский театр оказался шустрее - они попросили у Ноймайера три одноактовки, одна из которых была бы мировой премьерой. Таким хитрым путем Мариинка свой эксклюзив и получила.

Есть сведения, что плановый отдел Большого в начале нулевых хотел попросить Ноймайера поставить «Маскарад» М. Лермонтова. Неужели не знали, что на Западе Лермонтов неизвестен?

В итоге Джон Ноймайер поставил в Большом свой старый балет «Сон в летнюю ночь»,

и это не было большой удачей театра.

С Килианом подобная же история - четыре его старых балета танцуют в России, но он сам так и не приезжал ни разу на постановку.

А Эк - вдвойне занятой человек, так как разрывается между драматическим театром и балетом.

К тому же он не настолько оброс системой ассистентов-постановщиков. Он всегда запускает вперед всех свою жену и музу А. Лагуну, чтобы она показала артистам какие-то ключевые моменты спектакля, потом едет еще одна ассистентка, и последним подъезжает сам Эк. Но Лагуна сама еще танцует и в театре играет, ее время очень ангажировано.

И тем не менее, балеты Эка идут в театрах, куда менее величественных чем Большой, уже давно, а мы получили его неэксклюзив только в 2013-м.

Чьи апартаменты?

«Квартира» была создана Эком специально для артистов Парижской оперы в 2000 году, как дружеский жест компании, которую он любит и уважает. К тому времени в репертуаре французов уже значились «Жизель» и «Бернарда».

В «Квартире» нет главных персонажей, нет второстепенных.

Здесь люди перемешаны с предметами, а части балета с персонажами. Частей 11: Биде, Телевизор, Пешеходы, Плита, Странная игра, Вальс, Пылесосы, Оркестр, Ансамбль (когда видны только сидящие на сцене музыканты Флэшквартета), людей - 12.

Сам Эк так описывает свой балет:

«Все в нем разворачивается вокруг предметов, которые связаны с названием. Слово „апартаменты“ имеет двойное значение: это место, где вы живете, но еще apart означает „врозь“. Я пытался создать что-то вокруг этих различных значений, показать взаимосвязь различных событий. Музыка была создана Флэшквартетом специально для этого спектакля, и музыканты в обязательном порядке становятся важной частью „Квартиры“, где бы она не ставилась».

Спектакли Эка нельзя описывать как балеты, так как Эк - это и театр, и кинематограф, и цирк, и современный танец.

Мы попробовали взглянуть на творчество шведского хореографа через призму лакановского психоанализа и найти место «Квартиры» внутри его многослойного творчества.

Окно в Эка

Мир М. Эка невозможно ни с чем перепутать. Насквозь магриттовский с его ироничной предметностью по принципу «это не трубка» - и в то же время пронзительно лиричный во всех своих, даже самых абсурдистских проявлениях.

Время от времени стыки лиризма и абсурда как бы невзначай разъезжаются,

и в этой вселенной внезапно обнаруживаются разрывы, зияния. Ослепительные, как вспышка молнии, они в секундном откровении безжалостно высвечивают пространство по ту сторону смысла и языка.

Когда у Эка спрашивают, что он хотел сказать тем или иным символом, он обычно досадливо отвечает, что никаких символов у него и в помине нет: «Дверь - это просто дверь». Как в знаменитом психоаналитическом анекдоте: «Иногда банан (варианты: сигара или огурец) - это просто банан».

Впрочем, иногда трубка - это вовсе даже и не трубка.

У Эка выпытывали: почему Аврора в его «Спящей» снесла черное страусиное яйцо? Ответ: потому что Карабос был негром...

Про дверь у Эка спрашивали в связи с его «Квартирой». В балете, на первый взгляд как будто бы состоящем из забавных и трогательных бытовых минисценок (подсмотренных Эком из окна парижского бистро), такое ошеломительное зияние возникает в четвертом эпизоде под незатейливым названием «Плита».

Мужчина и женщина (супружеская пара?) у плиты, женщина что-то готовит в духовке, мужчина изнывает от любопытства, что же там. А от плиты начинает валить дым - первым предвестием тревожного раздвоения: нежный дымок любовного томления в эковском балете «Дым»? или дым от мачистской сигары в зубах у его же Кармен? Супруги шумно ссорятся.

Наконец, жена рывком открывает дверцу духовки, извлекает оттуда обугленного младенца и спокойно удаляется.

Абсолютно раздавленный муж с младенцем на руках медленно проваливается в разверзающуюся у него под ногами бездну.

Метафоры прочь

Нет здесь никаких символов и метафор. Ну, разве что на уровне языковой игры - в английском языке есть, например, такое жаргонное выражение: «put a bun in the oven», «положить пирожок в печку», то есть сделать женщину беременной. Возможно, есть похожее выражение и в шведском. Во всяком случае, печка (духовка) со страшным «пирожком» тут налицо. И младенец - это просто младенец.

Перед нами вдруг распахивается эпическое измерение древнегреческих мифов и трагедий.

Ж. Лакан, знаменитый французский психоаналитик, значительно повлиявший на развитие философии в XX веке, истинной женщиной (в ее предельном, экстремальном воплощении) называл Медею. Из любви к аргонавту Ясону она оставляет позади все: родину, семью, убивает брата. В мифах и трагедиях она предстает идеальной любящей женой и матерью, пусть и немножко чужеземной ведьмой. Тем не менее, когда Ясон предает ее, она не вступает ни в какие «разумные» переговоры.

Ее месть состоит не в том, чтобы убить Ясона - это было бы слишком просто - а в том, чтобы отнять у него самое дорогое - детей.

Но поскольку это и ее дети, которых она глубоко любит, этот жест одновременно оказывается тотальным жертвоприношением. Этим жестом она проделывает в любимом мужчине дыру, которую отныне ему ничем не заполнить. Она полностью вкладывается в свой чудовищный поступок, находя самое эффективное оружие в самой своей беспомощности.

Истинная женщина обнаруживает себя в отношениях с мужчиной не как жена или мать, а как та, что выходит за пределы языка, смысла, в неизведанную территорию абсурда.

Туда, где нет законов, в том числе и законов человеческих привязанностей, где нет обладания - а есть чистое бытие без границ.

В этот зачарованный край Медея, снова богиня, а не жена смертного, уносится на солнечной колеснице, запряженной драконами. Ясону же суждено погибнуть бесславной смертью под обломками обветшавшего корабля «Арго».

В столкновении с неистовым и безмерным миром женщины мужчины ретируются, опасаясь потерять себя,

свое нарциссическое эго, лишиться того, чем, как им кажется, они еще пока владеют. В этом пункте лакановское описание не слишком-то лестно...

Женщины-Медеи

Бытие за границами языка и смысла в терминах психоанализа называется Реальным. Тут оно нередко рифмуется с безумием.

Эковская Жизель легко соскальзывает в безумие, потому что всегда балансирует на самом его краю,

Э. Пиаф и Ч. Чаплин в одном лице в исполнении А. Лагуны. Дикий лесной зверек, она ластится к Альберту, и внезапным простодушным жестом, отчетливо имитируя роды, извлекает из-под юбки бесформенный красный предмет вроде подушки. Альберт немедленно признает свое отцовство, укачивая подушку, как тот злосчастный отец из «Плиты» или как принц Дезире, которому Аврора рожает пресловутое гигантское черное яйцо.

Странные вещи таятся внутри женщины, загадочные объекты, которые пугают ее саму, отменяя саму идею материнства.

Аврора, еще одна безумная (наркоманка, по версии Эка), наделенная угловатой иступленной пластикой подростка, пытается вырваться из плена окарикатуренного буржуазного уюта, куда ее возвращает «спасший» ее Дезире. Черное яйцо, от которого она в ужасе отползает, - еще одно такое типичное эковское зияние.

Гигантских яиц такого рода предостаточно и в «Жизели», да и в «Кармен» оно черным устрашающим постаментом высится в самом центре композиции.

Мужчины-эмбрионы

За грань безумия Жизель толкает любовь. Виллисы оказываются пациентками сумасшедшего дома, но снова с эпическим размахом - эдакие менады, срывающие с Альберта последние покровы, так что он обнаженный в позе эмбриона скорчивается у их ног.

Эмбрион - вот типичное положение эковского героя-мужчины.

В «Квартире» один из эпизодов так и назван - «Эмбрионы». Помещен он сразу после эпизода с победным степом самодостаточных женщин с фаллическими пылесосами. В «Спящей» вместо уборщиц с пылесосами будут феи со швабрами или жутковатые старушки с ридикюлями, в «Жизели» - все те же безумные менады, а еще деревенские девушки со страусиными яйцами, в «Кармен» - пляски в стиле фламенко, а в «Лебедином», разумеется, - лебедята-инопланетяне.

Принц из «Лебединого озера» скорчивается бесчувственным эмбрионом, внезапно узрев вместо шутовского Ротбарта свою голую мать.

Это зияние - уже просто фрейдовская «первичная сцена».

Даже в предельно лиричном «Месте» герой Барышникова, который все время на грани инфаркта от интенсивности чувств, направленных на него героиней Лагуны, привычно складывается полуэмбрионом под ковром.

Всё о моей матери

Мягкие бескостные мужские тела прогибаются, покорно опадают под напором женской цельности, ускользая от безграничной любовной сосредоточенности своих подруг. Один из героев «Квартиры», распластавшийся перед телевизором, обтекает все извивы своего кресла, откуда его пытается выковырять подруга, только что вынырнувшая из пучин собственного небольшого безумия - танца с биде на голове.

Другая влюбленная героиня таскает своего мужчину как куклу, нежно пытаясь воспламенить в нем страсть,

и то вешая его на ту самую дверь, то стягивая его оттуда и вечно стараясь до него достучаться. Героиням достаточно ткнуть мужчину пальцем или стукнуть коленкой или просто слегка огладить - и он тут же валится, как подкошенный, к ее ногам, словно выдернутый из розетки.

В сценке «Пешеходы» («Квартира») они прямо-таки целым штабелем укладываются на пешеходной дорожке. Даже героический и дерзкий Хосе в «Кармен» - и тот, конечно, щенок перед старшей женщиной.

Играючи, она выдергивает у него из груди ленту-сердце, у тореадора - ленту из паха, у еще какого-то юнца - из спины.

Она нежно любит их всех, но ведьминская сущность берет верх. Такова ее природа. Принц благополучно женится на Одетте, но сразу после свадьбы она поворачивается к нему своей черной, одилиевой стороной. И он снова дитя в руках властной и любвеобильной матери.

Во вселенной Эка нет ничего однозначного, он благополучно избегает любых штампов,

всегда удерживаясь в живом, трепетном, нежном и ироничном регистре отношений, ни разу не допуская фальши и пафоса. Потому и удается ему выход на чистые структуры, творческую игру бессознательного, свободного от диктата ложных истин.

Его женщина - нежная, безумная, опасная, страстная, немного ведьма, немного мать, но всегда в диалоге с мужчиной, всегда взывающая к любви.

Единственный раз, когда Эк исследует образ по-настоящему страшной и беспощадной женщины - матери, держащей в плену своих дочерей и выключенной из любовных отношений, - он назначает на эту роль мужчину.

Такова Бернарда из «Дома Бернарды». И ее эротический танец, замешанный на католическом пафосе на грани кощунства, - танец не с возлюбленным, а с куклой, снятой с настенного распятия. Слабый, но человечный мужчина (то есть, как бы мы сказали на языке психоанализа, прошедший через неизбежный закон кастрации, запрета на инцест) Бернарде не нужен. Ей требуется божество из области Реального. И в то же время кукла-Иисус в ее инцестуальных объятиях, которого она/он сладострастно прижимает к своему обнаженному торсу, - полностью принадлежащий ей младенец-мальчик. Она не принесет его в жертву в порыве отчаяния и любви, как Медея, а просто слопает сама. Именно поэтому не бывать ей никогда истинной женщиной, а всего лишь обманкой-трансвеститом.

Обитатели «Квартиры» в Большом

Нельзя сказать, что артисты Большого театра идеально вжились в характеры, созданные Эком для парижской труппы. Наши освоили неплохо эковский язык, знакомый им до того через эпигонские балеты, заполнявшие здесь в России нишу авангарда в отсутствии оригиналов.

Шведский танцовщик, хореограф и театральный режиссер Матс Эк родился в 1945 году в Мальмё в артистической семье. Отцом его был актер Андрес Эк, матерью – балерина и хореограф Биргит Кульберг, основавшая труппу «Кульберг-балет». Все трое детей в этой семье тоже связали свою жизнь с искусством: Никлас стал танцовщиком, Малин – сестра-близнец Матса – драматической актрисой, а вот Матс не сразу определился с направлением. Сначала он учился в Стокгольме технике танца М. Грэм, затем его увлек драматический театр и даже кукольный. С 1976 года он работает в Стокгольме в Королевском драматическом театре в качестве ассистента режиссера, а одновременно – в Театре марионеток.

Все же несколько лет спустя Матс возвращается в сферу танца. Пройдя курс в Стокгольмской академии балета, в 1973 году он танцует в труппе своей матери, а в последующие два года – в Дюссельдорфе, в балетной труппе Немецкой оперы на Рейне.

В 1976 году состоялся дебют Матса Эка в качестве хореографа – с труппой «Кульберг-балет» он ставит балет «Денщик» на музыку по пьесе Г. Бюхнера «Войцек». В последующие годы появляются новые постановки: «Святой Георгий и дракон», музыкальное сопровождение которого было составлено из фрагментов народной и популярной музыки. Такой же «сборной» была музыка балета «Совето» – на сей раз джаз и рок, а главной сюжетной темой послужило восстание против апартеида в ЮАР. В этой постановке в последний раз вышла на сцену его мать и руководительницы труппы Биргит Кульберг – она исполнила роль Матери Африки.

В 1980-1981 годах хореограф ставит ряд спектаклей в Нидерладндском театре балета: «Вон там», «Что-то вроде» на музыку Г. Гурецкого, «Путешествие» на музыку С. Райха. Продолжает он ставить и балеты для труппы матери, которую с 1980 года возглавляет вместе с ней, а с 1985 – единолично, в частности, «Бернарде» по пьесе Ф. Г. Лорки «Дом Бернарды Альбы» на музыку , Ф. Тарреги, Э. Вилла-Лобоса и .

Бесконечно уважая классический танец, М. Эк в своем творчестве ориентировался на модерн. Своим путем к прекрасному он считает гротеск, стремится к пародии, ниспровержению авторитетов и даже тяготеет к театру абсурда. Особенно ярко это проявляется в его версиях классических балетов. Эффект разорвавшейся бомбы произвело его « » – сочетание классического танца, модерна и минималистических жестов. В СССР такое «Лебединое озеро» вызвало бурю неприятия: босые лысые лебеди, судорожные, «кривляющиеся» движения, некрасивые позы… Но для балетмейстера это был способ показать двойственность человеческой души: красивые и элегантные в воде, лебеди становятся «корявыми» и агрессивными на берегу. Столь же неожиданной и даже вызывающей была его « », где девушки в белом – отнюдь не виллисы, а… пациентки психиатрической клиники. В «Спящей красавице» принцесса Аврора превращается в наркоманку, которую возвращает в жизни первый встреченный ею порядочный мужчина.

Свою постановку «Весны священной» сам Матс Эк считал неудачной, тем не менее идея спектакля была весьма оригинальной. Центральный мотив балета – жертвоприношение – хореограф заменяет… свадьбой, что, к слову, ничуть не противоречит языческому мироощущению: ведь свадьба тоже – ритуальная смерть. Да и для современного человека вступление в брак связано не только с надеждами на счастье, но и с определенными жертвами… Главными действующими лицами балета становятся отец, мать, дочь и ее жених, ожидающие важного события.

За балет «Кармен» на музыку Ж. Бизе/Р. Щедрина Матс Эк удостоился премии «Грэмми». И здесь он остался верен своим творческим принципам: балет представляет собой не изложение событий в хронологическом порядке, а некий «калейдоскоп». В понимании балетмейстера Кармен – это женщина, которая ведет себя как мужчина, отсюда размашистые, грубоватые движения, героиня даже курит сигару вместе с мужчинами, Хозе же с его стремлением выстроить домашний очаг, напротив, больше напоминает женщину.

Во многих постановках М. Эка главные женские роли исполняла его супруга – балерина Ана Лагуна. Сотрудничал он и с французской танцовщицей Сильви Гиллем, для которой поставил фильмы-балеты на музыку А. Пярта – «Дым» и «Промокшая женщина», танцевальную пьесу «Прощай» на музыку Л. Бетховена. Создавал он постановки для Михаила Барышникова – «Другой» на музыку Э. Сати, «Место».

Будучи прежде всего хореографом, Матс Эк не является только хореографом. Приобретенный в молодости опыт работы в драматическом театре не пропал даром – с конца 1990-х годов он поставил немало спектаклей в Королевском драматическом театре в Стокгольме, где когда-то начинал свою творческую деятельность: «Дон-Жуан» Ж. Б. Мольера, «Андромаха» Ж. Расина, «Мальтийский еврей» К. Марло, «Вишневый сад» А. П. Чехова, «Венецианский купец» У. Шекспира, «Игра снов» и «Соната призраков» А. Стриндберга. И в этой области М. Эк остается таким же смелым новатором, как и в балете: например, в спектакле «Вишневый сад» некоторые моменты (в частности, монолог Гаева, обращенный к «многоуважаемому шкафу») заменены хореографическими вставками. Этот спектакль, как и «Игра снов», в 2010 году был представлен на Чеховском фестивале в Москве.

Матс Эк проявил себя и в области оперной режиссуры, поставив в 2007 году оперу К. В. Глюка «Орфей» в Королевской шведской опере.

Музыкальные Сезоны

Негодование и хулы перекрывались восторгами от свежей экспрессии, выразительной эксцентричности и необычного пластического языка. Главные роли хореограф отдавал своей музе — знаменитой танцовщице Ане Лагуне. Став классиком в области танца модерн, Эк отважился войти и в драматический театр. Его мир - Мольер, Расин, Шекспир. Чеховский «Вишневый сад» и «Игру снов» Стриндберга в режиссуре Эка уже привозили в Россию.

28 марта возмутитель спокойствия, психолог и эрудит Матс Эк представил спектакль «Квартира» в Большом театре (премьерные показы продлятся до 31 марта). Восторги публики, как это часто бывает, наверняка сойдутся с гневом ревностных поборников классического наследия. Ведь «Квартира» Эка отнюдь не представляет собой тихую заводь. В 11 картинах-комнатах выясняют отношения вокруг шипящей плиты, страдают от непонимания рядом с биде, маршируют с пылесосами, нет-нет, да и поглядывают в сторону входной двери - не за ней ли надежда? В «Квартире» прописались многие артисты Большого театра, среди них Марианна Рыжкина, Мария Александрова, Кристина Кретова, Андрей Меркурьев, Ян Годовский, Иван Алексеев, Денис Савин, Семен Чудин. Почетную регистрацию получила Диана Вишнева, отложившая все дела, чтобы поработать с живой легендой современного танца. За несколько дней до премьеры хореограф ответил на вопросы «Культуры».

культура: Почему для Большого театра Вы выбрали «Квартиру»?
Эк: Это наше с Сергеем Филиным совместное решение. Обсуждались многие варианты, остановились на «Квартире».

культура: Первые новоселы появились 13 лет назад?
Эк: Спектакль поставлен в 2000 году для Парижской Оперы. Замысел возник в кафе, где я нередко сиживал и наблюдал из окна за переходящими улицу людьми. Их было много, и все - разные.

культура: Почему люди, которых Вы видели в открытом пространстве, вызвали ассоциации с закрытым миром дома?
Эк: Я не задумывался о жилищных условиях тех, кто переходил улицу и тем самым совершал привычное до автоматизма ежедневное действие. Но в лице и пластике каждого я различал минидраму: кто-то сумрачен и замкнут в себе, кто-то переживает и страдает, а кто-то оживленно беседует. Постепенно впечатления сложились в целое, составленное из зарисовок отдельных индивидуальностей, непохожих характеров, человеческих взаимоотношений - типичных и не очень.

культура: И Вы «заточили» впечатления в четырех стенах комнаты?
Эк: Люди, за которыми я наблюдал, только что покинули свои дома, выйдя на улицу в том состоянии, какое сложилось в их квартирах. К тому же во французском языке у слова «апартамент» - именно так называется этот спектакль в Европе - двойное значение: место, где мы живем, и - apart - «врозь», «разделение». Этот контраст я и хотел воплотить: надежды и расставания.

культура: Уже сейчас активно обсуждаются предметы, «населяющие» квартиру: кухонная плита, пылесосы и даже биде. По поводу последнего раздаются возмущенные возгласы…
Эк: Но это же узнаваемые предметы повседневного быта. Помещенные в несвойственную им обстановку сцены, они наполняются иным смыслом, становятся символами. Каждый обозначает место действия: гостиная, кухня, ванная комната, прихожая. Мне нужна была конкретная среда, где разворачиваются истории ссор, одиночества, ненависти. Что и есть жизнь. Спектакль сложен из зарисовок внутреннего мира разных персонажей. Например, женщины, которую никогда до конца не сможет понять мужчина. И наоборот.

культура: Вы привезли в Москву шведских музыкантов?
Эк: Да, квартет «Fleshquartet» - популярный и очень известный в Швеции. Вместе мы готовим уже третью

постановку. У них классическое музыкальное образование, но исполняют они не только классику. Любят рок и импровизацию, живо находят то, что мне необходимо в каждом конкретном случае. В музыке «Квартиры», например, есть даже фрагменты, ритмически напоминающие Стравинского. Сами музыканты находятся в глубине сцены, сначала их даже не видно.

культура: Танцовщики кричат, бормочут…
Эк: Да, эта звуковая палитра тоже нужна.

культура: Российский зритель уже привыкает к современному танцу. И все равно предпочитает абстрактной пластике человеческую историю. Такие Вы и предлагаете.
Эк: Цели во что бы то ни стало рассказать человеческую историю я не ставлю. К тому же никогда не хочу веселить и развлекать публику. У меня нет никакой системы, никакой философии, нет даже собственной техники. Просто ищу воплощение интересных мне образов средствами своей профессии. Рад, что получается человечно.

культура: Артистами довольны?
Эк: О, да. Все работают отлично, не могу кого-то выделить. У танцовщиков мощная школа и богатый танцевальный опыт в классике. В моей системе координат им сложно, но не думаю, что они себя ломают. Скорее, речь может идти об освобождении и расширении своего опыта. Мои спектакли встречались с российской публикой, но сам я работаю с вашими артистами впервые. Эта постановка - мой ответ на богатые впечатления от русской культуры, которую я люблю и с которой неплохо знаком.

культура: Десять лет назад в Международный день танца Вы обратились к общественности с посланием, в нем были такие слова: «Танец - мышление с помощью тела. Существует много мыслей, которые может думать только тело». Сейчас Вы больше ставите спектакли на драматической сцене. Означает ли это, что слово Вам теперь интереснее, чем пластика?
Эк: Литература меня всегда интересовала, да и начинал я в кукольном и драматическом театрах. Сейчас почувствовал потребность вернуться к тексту: в нем иная, чем в танце, сила. Слово - мощный способ выражения мыслей и чувств, хотя и его я во многом воспринимаю через пластику - в моих драматических постановках всегда есть танец. Все равно он остается для меня главным. Сейчас ставлю балет в Стокгольмской Опере - «Джульетту и Ромео» на музыку Чайковского. В конце мая премьера.

культура: Обычно эта пьеса, во всяком случае, в балете, привлекает молодых художников. Вы же приходите к ней - опытным и мудрым.
Эк: «Ромео и Джульетта» (у меня имена главных героев переставлены - все-таки Джульетта «закручивает» сюжет) - из тех шедевров мировой культуры, что интересны всем и всегда. Конфликт основан на юношеской любви, любви беззащитной, которая, побеждая зло и насилие, разрушает себя. Сами молодые люди, конечно, не подозревают об этом. И даже в моем далеко не юном возрасте эта пьеса представляется достаточно интригующей. Потом, не забывайте, я тоже когда-то был молодым.

культура: Ваши переосмысления классики производили шокирующее впечатление. В «Спящей красавице» Аврора - наркоманка, Карабос - наркодилер, действие «Жизели» - в сумасшедшем доме, «Лебединое озеро» с угрюмыми босыми птицами… К переакцентировкам смыслов Вас вело желание эпатировать?
Эк: Нет, конечно. Мне были интересны и сюжеты, и музыка. Чувствовал в них потенциал, понимал, что его надо использовать в современном танце. Сразу после просмотра классических спектаклей в воображении возникали собственные образы - без «своего» нельзя ставить.

культура: Вашу жизнь окружили две великие женщины: мать Биргит Кульберг - создатель знаменитой шведской труппы «Кульберг-балет» и жена Ана Лагуна - непревзойденная исполнительница главных ролей в Ваших спектаклях. Это как-то определило судьбу?
Эк: В судьбу я не верю. Жизнь полна случайностей. Я тоже плод случайности: моя мама вполне могла не встретиться с моим отцом. А вот на характер, наверное, мама повлияла. Всегда понимал, какая сильная она женщина - одна вырастила троих детей. И, конечно же, я очень благодарен Ане. Тут тоже случайность: в Мадриде начала 70-х, во время гастролей Кульберг-балета, она пришла на кастинг в нашу труппу. Без этих двух женщин моя жизнь, конечно, была бы иной. Но кто знает - какой?

культура: А как Вы уживаетесь при Вашем спокойствии и уравновешенности с Аной, полной огня и испанской страсти?
Эк: Рядом с огнем и страстью кто-то должен оставаться умиротворенным и спокойным. Тогда огонь горит еще ярче.

культура: У Вас есть спектакли-посвящения: матери к 80-летию подарили «Старуху и дверь», недавно поставили для Михаила Барышникова. Есть ли еще спектакли такого формата?
Эк: Это какая-то неправильная легенда, о которой я уже слышал. У меня только два спектакля с посвящением: маме и папе. А для Барышникова я просто придумал спектакль «Место».

культура: Его партнершей была Ана Лагуна? О чем спектакль?
Эк: Да, и с ними работалось здорово. Очень ценю Мишу - с ним легко создавать новое. Два пожилых человека вспоминают главные моменты своей молодости и думают, что могло бы с ними произойти, если бы обстоятельства сложились иначе или они поступили по-другому.

культура: Йорма Эло недавно удивил читателей нашей газеты, сказав, что Ана Лагуна танцевала «Жизель» на девятом месяце беременности! И все ей было нипочем.
Эк: Слишком большое преувеличение. Это была не «Жизель», а «Лебединое озеро», и беременности шел пятый месяц. Разница, правда?

культура: Чем занимаются Ваши дети?
Эк: Дочь от первого брака - акушерка. Наши с Аной мальчики еще учатся: старший в университете, осваивает медицину, младший - в гимназии. С танцем не связаны. Это их выбор.