Покровитель галины вишневской. Ольга и Елена Ростропович: «Мама успела составить завещание

Галина Вишневская – легенда оперной сцены, всемирно известная певица, актриса, родилась в Ленинграде 25.10.1926 г.

Детство

Детство будущей певицы было достаточно сложным. Ее родители развелись, когда она была еще совсем малышкой. Девочка очень тяжело переживала этот разрыв, и ее отправили к бабушке. Так что в школу она пошла в Кронштадте. Но когда началась война, девочка с бабушкой вернулись в Ленинград.

Никто не ожидал, что военные события буду разворачиваться так быстро и так трагично. Эвакуироваться до начала блокады Галя с бабушкой не успели. На долю 15-летнего подростка выпали все трудности голодных месяцев блокады. Старенькая бабушка не выдержала испытаний голодом и холодом, а где были родители Галя не имела ни малейшего представления.

После смерти бабушки она пришла на призывной пункт и начала упрашивать, чтобы ее отправили на фронт. Что ей делать одной в блокадном городе, Галя совершенно не представляла. Ее зачислили в состав отряда противовоздушной обороны. Поскольку все мужчины находились на первой линии обороны города, такие отряды состояли преимущественно из женщин.

В перерывах между обстрелами девушки пели, и голос Галины выделялся своей глубокой природной красотой. Ее начали просить выступить и перед бойцами переднего фронта, так она стала принимать участие в работе фронтовой агитбригады.

Вскоре почти все бойцы, защищавшие город, знали в лицо и очень любили юную артистку. Девочку часто подкармливали после выступлений. Так она смогла пережить суровые месяцы обороны.

Новая жизнь

После того, как советские войска отстояли город, Галя осталась в Ленинграде. К 1943-1944 году жизнь постепенно начала налаживаться. В городе возобновилась работа школ, и даже открылся дом культуры. Будущая певица даже успела поучиться несколько месяцев в музыкальном училище на вокальном отделении, куда ее после прослушивания зачислили без сдачи других экзаменов.

В 1944 девушку отобрали из числа студентов для работы в театре оперетты. Поначалу она, как все начинающие артисты, пела в массовках. Но уже очень скоро ей начали доверять исполнение сольных партий, а через год она стала полноправной солисткой театра. После войны оставшаяся совершенно одна Галина для того, чтобы как-то выжить начала подрабатывать в филармонии – актерские зарплаты всегда были небольшими.

Заинтересовалась девушка также эстрадным и джазовым пением. Ее часто начали приглашать на концерты, а иногда она устраивала сольные выступления на городских эстрадных площадках. Постепенно она становилась все более известной в городе. Но о всемирной славе девушка тогда не могла еще и мечтать.

Творческий взлет

На талантливую девушку обратило внимание руководство Большого Театра. Ее пригласили на прослушивание, которое она выдержала с блеском. После стажировки Галину официально приняли в труппу Большого театра.

По тем временам это было просто неслыханно – у девушки не было законченного музыкального образования. Но ее неповторимый сильный голос был главным козырем, открывающим все двери.

Очень быстро Галина стала ведущей солисткой Большого Театра и любимицей публики. В составе труппы она много гастролировала по стране и за рубежом, покоряя одну за одной самые знаменитые сцены мира. На протяжении двух десятилетий звезда Вишневской сияла на оперном небосклоне, затмевая более именитых артистов.

Знали и ценили Галину Вишневскую в самых высоких кругах – ее любил слушать и часто приглашал на выступления сам Брежнев. Она была не только звездой, она была фактически символом советского оперного искусства. За что впоследствии и поплатилась.

Эмиграция и возвращение

В начале 60-х, когда появилось так называемое «движение шестидесятников», и многие интеллигенты начали высказываться против советского режима в том виде, в котором он тогда существовал, Галина Вишневская попала в опалу. Причиной стала ее дружба с Солженицыным, взгляды которого она разделяла и позволяла себе высказываться в его поддержку.

Вишневскую объявили диссиденткой и сделали невыездной. Хотя ее театральная карьера вроде бы не пострадала, но о певице перестали много говорить, прекратили ее показывать по телевизору, вокруг нее намеренно создали информационный вакуум. В таком напряжении она прожила более 10 лет.

В 1974 ей удалось уговорить мужа не возвращаться с очередных зарубежных гастролей. Его тоже объявили диссидентом, а когда он купил для семьи квартиру в Париже, лишили советского гражданства. Поскольку Галина отказалась отречься от родства, ее тоже выслали с дочерьми из Советского Союза.

Хотя Вишневская работала в лучших оперных театрах мира, по Родине она очень тосковала. Но до развала Союза о возвращении можно было даже не мечтать. Вновь поселиться в Москве семья смогла только в начале 90-х.

Более того, через некоторое время ей и мужу были возвращены все регалии, в сама Вишневская снова вернулась на сцену в театре Чехова. А в 2002 специально для нее был организован Центр оперного пения, которым она руководила до самой смерти.

Личная жизнь

Вышла замуж Галина впервые в очень юном возрасте – ей едва исполнилось 17 лет. Это неудивительно – оставшись совсем одна, девушка очень нуждалась в поддержке, тем более, что война была в самом разгаре. Ее мужем стал офицер Георгий Вишневский, фамилию которого она носила до самой смерти. Но сам брак продлился всего несколько месяцев.

Однако девушка недолго была одна. Спустя некоторое время ей делает предложение директор оперного театра Марк Рубин. У Галины не было к нему большой любви, но он покорил ее своим нежным и заботливым отношением, и девушка дала согласие. Разница в возрасте с супругом составляла 22 года.

Но и этот брак был сложным. Настоящей трагедией для Вишневской стала смерть их совместного ребенка, который не прожил и двух месяцев. Немного позже выяснилось, что причиной трагедии был туберкулез, которым была больна и сама Галина. Марк был очень обеспокоен судьбой юной супруги и настоял на том, чтобы она отправилась лечиться.

К счастью, оказалось, что инфекция в организм Галины попала недавно и не смогла еще слишком сильно разрушить легкие. После длительного лечения в санатории она практически поправилась. В браке супруги прожили еще несколько лет, но перед отъездом Вишневской в Москву они развелись.

С мужем Мстиславом и детьми

Третьим и последним мужем Вишневской, с которым она успела отметить золотую свадьбу, стал Мстислав Ростропович – талантливый и всемирно известный музыкант, дирижер, композитор. С ним она познакомилась во время зарубежных гастролей. Вскоре после завершения тура они вновь встретились в Москве, оформили брак и уже не расставались всю жизнь.

В этом браке Галина родила двух дочерей. С любимым мужем пережила все трудности вынужденной эмиграции и вместе с ним вернулась на Родину уже в преклонном возрасте. Ростропович скончался в 2007 году, супруга пережила его на 5 лет. Похоронена знаменитая певица в Москве на Новодевичьем кладбище.

Уходят последние из могикан, объединявших народы постсоветского пространства, даже когда страны под названием Советский Союз уже не было на картах мира.

Галина Павловна Вишневская скончалась на 87-м году жизни в Москве.

Это отрывки одного из последних интервью Галины Вишневской.

– У вас всегда была репутация примадонны с характером…

– Это не примадоннский характер. Мой характер из детства. Я же росла сиротой при живых родителях. Меня шести недель от роду подсунули бабушке и забыли о том, что я существую. Бывало, накинется на меня кто-нибудь из соседских: «Капризная, ничего не умеет делать, белоручкой растет». А бабушка в ответ: «Ладно уж, за своими лучше смотри! Накинулись все на сиротку! Радуются…» Я до сих пор помню, чувствую, как ужасно это слово «сиротка» меня обижало и оскорбляло. И я хотела родителям обязательно доказать, как они были не правы, когда меня бросили. Я всем твердила: «Вырасту и стану артисткой!» Я все время пела. Меня дразнили «Галька-артистка». А я думала, вот родители будут плакать, когда поймут, кого они бросили, а я буду проходить мимо них с гордо поднятой головой.

– А если бы в вашей жизни не было Большого театра, вы бы состоялись как певица?

– Не знаю, потому что у меня, конечно, в театре были особые условия. За границей таких условий не бывает, там постоянная борьба, в твои проблемы или самочувствие никто вникать не станет: вышел на сцену - пой! А в Большом театре я и в полтретьего дня могла отказаться от спектакля. К тому же в театре всегда был уникальный ансамбль солистов. Да еще все свои партии я сделала с великим Борисом Покровским! Где я имела бы такую возможность?

Покровскому я абсолютно верила в профессии. Как на репетициях кричал Покровский! «Дура, корова!» Другие артистки злились, бегали жаловаться, плакали... А я не обижалась: в одно ухо влетало, в другое вылетало. Воспринимала это не как грубость, а как допинг. Раз кричит - значит, хочет из меня что-то важное «вытащить». Все мои роли - от первой до последней – это его работа. Даже если были не его спектакли, я к нему приходила, чтобы он со мной позанимался. Он никогда не отказывал. Он любил со мной работать. Потому что я люблю репетировать. Для меня это самое главное и интересное в театре. Ведь когда я поступила в Большой, вообще не знала никаких партий. Взлетела в один день и сразу заняла первое положение. В свой первый сезон получила премьеру – «Фиделио» Бетховена с Покровским и Мелик-Пашаевым. Я думаю, мало таких сюжетов в истории оперного театра. Я пришла уже артистически раскрепощенной, свободной, потому что до этого уже восемь лет была на сцене - четыре года на эстраде, и столько же в оперетте.

Лучшие дня

– Вас многие не любили за это чувство свободы и страшно завидовали...

– Да уж, сколько было интриг, склок и подлостей. Помню, Слава привез мне шубу из Лондона. Это была моя первая шуба! Повесила я ее в артистической и пошла заниматься. Возвращаюсь – вся спина красным лаком для ногтей залита. Несколько ночей сидела этот лак отколупывала. Надо было отчистить каждую ворсинку, при этом нельзя же ацетон использовать – будет пятно... Я тогда пальцы себе чуть не до мяса разодрала. Но все отчистила. Противно, но ничего не поделаешь. Привыкаешь. Я с 17 лет была на сцене. Для меня это нормальный образ жизни. И так называемых «соперниц» тоже понять можно. Например, если «Евгений Онегин» идет за сезон раз пять, а хороших певиц, исполняющих партию Татьяны – семь или даже восемь, и они сидят на «скамейке запасных», и мечтают, чтобы та, кому достался заветный спектакль, голос потеряла или ногу сломала. В Большом театре оперная труппа была более ста человек. Все самые лучшие певцы страны, как только появлялись, тут же отправлялись в Большой. А ныне театрально-закулисные нравы стали еще жестче.

– А что вам самой больше всего нравилось в певице Галине Вишневской?

– Я ее воспринимаю только как голос. Может быть, потому, что я певица. Несмотря на то, что я, конечно, вижу: прекрасная фигура, тонкие черты лица – все есть. К тому же актриса. Красивая женщина, что тут кокетничать, я что – маленькая. Но для меня самое главное в ней это голос молодой девушки, серебристого тембра. Я всегда пела партии молодых: Наташа Ростова, Татьяна, Лиза, Марфа – абсолютное слияние голоса и образа. Дело в том, что мне голос был дан природой. Я открывала рот, и сразу у меня включались все нужные резонаторы. Когда разучивала партию, я моментально схватывала суть образа музыкальную, сценическую, и уже от этого шла работа над нюансами.

– Отъезд из СССР стал переломным моментом в вашей судьбе, но отрицательным или положительным?

– Мы не хотели никуда уезжать. Нас вынудили. Когда Ростропович заступился за Солженицына, которого травили, гонение перешло и на Славу. Ему не давали выступать и, если бы мы не уехали, он бы погиб. Мы боялись доноса, боялись разговаривать по телефону. Я и сейчас по телефону не люблю разговаривать. «Да», «нет» – только информация. Я никогда не писала писем, чтобы не оставлять каких-то доказательства того, что я что-то не то сказала. Все под контролем: каждое слово, каждый шаг. И так получилось, что в реальной жизни была игра. А на сцене можно было, наконец, быть откровенной. В нашем парижском доме хранятся два досье КГБ с пометкой «совершенно секретно» на меня и на Ростроповича. Именно из них, только много лет спустя мы узнали изнанку некоторых наших знакомых. Слава богу, что мы забыли о них, хотя прошло совсем немного лет. Так устроена человеческая память. А тогда стоял вопрос о спасении нашей семьи. И я приняла решение – уезжать. Когда мы оказалась за границей, то мое имя уже было достаточно известно в мире, так как с 1955 года я была «выездной» солисткой Большого театра. И на Запад, как и Слава, я приехала продолжать и заканчивать свою карьеру.

– Вы по-прежнему живете на три дома – Москва, Петербург, Париж?

– В Париже я уже давно не была. А что мне там делать? Сидеть одной в четырех стенах я не хочу. Так что квартира стоит пустая. Это уже перевернутая страница моей жизни. Но там я была счастлива. В Петербурге редко бываю. Сейчас я живу в Москве, на Остоженке, где мой Центр оперного пения, и на даче в Жуковке. Школа требует неусыпного внимания. В Центре я работаю каждый день, кроме субботы и воскресенья. Как простой трудящийся, бывший советский человек, бывший враг народа.

– Выходит, необходим постоянный окрик барыни...

– Матушки. Ну-ка, давай-давай, поворачивайся, не спи на ходу. Но я безумно счастлива, что могу помочь молодым певцам найти себя в профессии.

– С кем вам интереснее заниматься – с мальчишками или с девочками?

– По-разному. Многое, конечно, от таланта зависит. Но все же с басами больше люблю заниматься. Они меня почему-то понимают очень хорошо и быстро раскрываются. Вот в конце прошлого сезона даже на «Бориса Годунова» замахнулись! Это же надо быть такой сумасшедшей, как я, чтобы решить ставить «Бориса», который в больших театрах-то делают редко, уж очень опера трудная во всех отношениях – и в постановочном, и вокальном. И вдруг мне пришло в голову ставить это у меня в Центре, со студентами. Это все от моей безумной любви к Мусоргскому. Я его обожаю, это гений из гениев. И вот когда начали работать, стало проявляться совершенно другое, что мы видим на больших сценах. И потрясающий спектакль получился, таким, каким изначально его замыслил автор. Какая у Бориса главная черта? Совесть у него есть – это уже много. Можно и не иметь совести, будучи царем.

– Что после «Бориса» делать будете?

– Пока не знаю. Теперь сидим и думаем, на кого нам еще замахнуться. Ведь новые студенты должны осваивать и тот наш репертуар, что давно в афише Центра. А у нас уже семь больших спектаклей.

– Чему труднее всего научить современную молодежь?

– Труднее всего «выскрести глотки», убрать все уже напетые недостатки. Как правило, все, кто ко мне приходит, имеют внушительный багаж ошибок и проблем с голосом. Первый год обучения уходит на то, чтобы просто поставить голос на место. Я не говорю о каких-то взлетах. Просто, чтобы можно было слушать – без фальши и «петухов». Когда пошло правильное дыхание, голос расцветает. А уже на втором году может идти речь о наработке репертуара. Но нельзя научить, можно только научиться, я это твердо знаю по себе. И порой приходится расставаться с учениками. Они плачут, я в отчаянии, но бывают ситуации, когда совершенно ничего нельзя сделать.

– Кем из своих студентов вы особенно гордитесь?

– Но, прежде всего это наш выпускник – бас Алеша Тихомиров, который теперь успешно по всему миру поет. Да у нас много хороших учеников, работающих, в том числе, и в московских театрах: Мария Пахарь – в Музыкальном имени Станиславского, Эльчин Азизов – в Большом театре, Сергей Поляков – в «Новой Опере»…

– А кто из современных певцов последнего поколения вам нравится?

– Вообще, я даже не знаю. Я почти не хожу ни в театры, ни на концерты. Наверное, это плохо, но я – максималистка. Воспринимаю как личное оскорбление, если на сцене невесть что происходит. А сегодня среди артистов засилье махрового середняка. Они позволяют делать с собой все что угодно, не зная слова «нельзя». Сейчас катастрофически упал критерий. Любое низменное самовыражение могут назвать искусством. Я же в таком случае завожусь с пол-оборота. Совершенно теряю над собой контроль. Потом несколько месяцев хожу больная. Это ужасно, если мы будем по-хамски распоряжаться нашим национальным достоянием, по принципу «как левая нога захочет» – это, я считаю, преступление. И всякий раз буду кричать: «Верните цензуру, чтобы запретить это хамство!» Ну, когда над оперой кончат изгаляться бездарные проходимцы, возомнившие себя режиссерами! Настоящие преступники, иначе я и не могу этих людей назвать. Надо с почтением относиться к тому, что написано автором и не вносить никаких своих отсебятин. Тебе не нравится – не трогай, делай что-то другое.

– И все же. Неужели никто из нынешних певцов вам не по душе?

– Пласидо Доминго – он допевает свой уже певческий век, но это, конечно, был тенор настоящий во всех отношениях: и певец, и музыкант, и актер прекрасный. Для меня он самый лучший из всех, кого я знала. Отдача его своему делу феноменальна. К сожалению, только однажды, в конце 70-х годов мне посчастливилось петь с ним вместе. Это была абсолютно незабываемая «Тоска». Он был моим Каварадосси. Я чувствовала его полную страстную самоотдачу своему персонажу на сцене. Я уверена, он всегда не просто пел, а по-настоящему проживал характер своих героев, что, безусловно, передавалось публике. И когда мы пели спектакль, случилось нечто невероятное. В момент, когда я пошла убивать Скарпиа, в пылу страсти я даже не заметила, что у меня загорелся шиньон. Скарпиа пел греческий баритон Костас Паскалис. Он встает с пола и что-то кричит. Я остановилась и смотрю на него, а у него в глазах ужас. Когда я поняла, что у меня загорелся парик от канделябра, я выдрала шиньон вместе со своими волосами. Помню, у меня даже ногти обгорели. Слава Богу, это был финал второго акта. А в антракте я кричала – «Дайте мне скорее новый шиньон!» Мне директор сказал: «Вы что, сумасшедшая? Вы что, петь собираетесь что ли?» Я говорю: «Конечно!» И вышла на сцену опять. Мистика какая-то. У Марии Калласс тоже горел парик и тоже в «Тоске».

– А что вы считаете самым ценным в своей жизни?

– Семью и работу. Хотя это очень трудно совместимые вещи. Ну, вот все-таки получилось. Конечно, хотелось бы уделять больше внимания детям, но приходилось и уезжать на гастроли, и почти каждый день бывать в театре: то репетиции, то спектакли. Но я до девяти месяцев обеих кормила. Домработница в театр девку таскала ко мне, и я ее в антрактах кормила. Дети, естественно, между делом росли, успевала только проследить, чтобы на кривую дорожку не свернули. Но замечательные выросли две девочки и Лена, и Оля. У меня уже шесть внуков.

– Вы уже стали прабабушкой?

– Нет еще. Но вполне могу, потому что старшему внуку уже 27 лет.

– По русскому поверью считается тот, кто дождался правнуков, сразу попадает в Рай.

– Правда? Надо будет им сказать, чтобы поторопились, помогли бабушке.

– Внуки с вами только по-русски разговаривают?

– Да, но все по-русски плохо говорят, они – иностранцы. Это мое больное место, и, к сожалению, здесь уже я ничего не могла сделать. Пока они были маленькие, они блестяще говорили по-русски, без всякого акцента, а как только в школу пошли, все кончилось. Может, кто-нибудь из них будет больше связан с Россией или женится на русской, вот тогда, дело с языком пойдет лучше.

– А кто из внуков больше всего похож на вас?

– Не знаю, по-моему, они все на меня похожи. Не могу даже выделить кого-нибудь из них. Ну, младший у нас такой особенный экземпляр. Его зовут Мстислав, в честь деда. Ольгин сын, да. Сейчас ему 16 лет, отец у него француз, так что у нас настоящий месье растет. Он очень артистичный, любит пение, ему нравятся красивые вещи, картины. Он чувствует и понимает красоту. Мне это нравится. Может быть, он выкинет нам какой-то номер, пойдет куда-то по линии искусства. Я бы этого хотела.

Недавно он приезжал в Россию. Я повезла его в Петербург, там у нас дом на Неве – особняк в четыре этажа, где я все сама сделала. Так вот он там прошелся с важным видом и заключил: «Да! Это дворец. И ты никогда не должна это продавать, потому что тут вся твоя жизнь. Здесь когда-нибудь будет музей. И по пятницам он будет закрыт, потому что если каждую неделю все не проверять, все растащат».

– А у вас какие планы на счет петербургского дома?

– Я уже голову сломала, думаю: «Куда это девать все? Что с этим делать?». Я сейчас веду переговоры с Министерством культуры, но я знаю, как охраняет государство свои сокровища, не приведи Господь. Что от писем Рериха осталось? Дырка от бублика! А у нас только один архив документов совершенно феноменальный, бесценный. И предполагать, что после меня когда-нибудь эти вещи из нашего архива, которые мы так любовно собирали со Славой, вдруг появятся где-то на аукционах – это выше моих сил. Это должно принадлежать одному месту, чтобы людям он был доступен этот архив, потому что там и 50 писем Чайковского, и «Дело Распутина», и письма Екатерины II. Кроме того, личный архив Ростроповича и мой тоже.

– В семье всегда последнее слово было за вами?

– Секрет настоящей женщины в том, что она никогда не противится мужчине. Он чего-то требует, ожидает сопротивления – а она, к его удивлению, покорно отступает. И пока он пребывает в изумлении, она так же тихо наступает. Мы-то, женщины, знаем, кто на самом деле главный... Но если ты умна, то и держи свое знание при себе. Не понимаю женщин, которые кричат: хочу быть сильной как мужчина. А я вот хочу быть слабой. Не желаю никого на скаку останавливать ни коней, ни быков. Может, потому что всю жизнь именно этим и пришлось заниматься...

– Считается, что равновеликим талантам вместе ужиться невозможно. Как же у вас получилось быть вместе с Мстиславом Леопольдовичем 52 года?

– Мы очень часто разъезжались с самых первых дней нашего брака. Когда подходило время и два наших темперамента вместе уже высекали огонь, то он уезжал, то я уезжала. Соскучились, приехали: «Слава богу, опять вместе!» Думаю, что это помогло, конечно. Потому что, если всю жизнь вот так с утра до вечера… Взорвались бы, лопнули, наверное. Но сначала было трудно. Я скандалила, спорила, потому что я – молодая женщина, и мне хочется куда-то пойти, я же не пойду с кем-то… Если кто-то меня от театра до дома провожал, то вся Москва уже гудела: «А вы знаете, Вишневскую с кем видели?!». И Слава тут же заводился.

– А вы Ростроповичу поводы для ревности давали?

– На сцене всегда повод найдется, потому что я артистка… А в опере всегда объятья и любовь…

– Среди ваших поклонников были и те, ухаживания которых было не так уж просто отвергнуть…

– Вы имеете в виду Булганина? Это была ситуация, из которой постоянно надо было выкручиваться таким-то образом, чтобы и врага себе не нажить, и в то же время не пойти на какую-то связь со стариком. Поэтому когда он звонил: «Галя, приезжайте ко мне ужинать». Я говорила: «Мы приедем, спасибо». Выходили вдвоем с Ростроповичем, а у подъезда нас уже ждала машина – черный «ЗИС». Вот такой был у меня роман «втроем». Старик, конечно, жутко злился. Тут же при Славе начинал мне в любви признаваться.

– До драки дело доходило?

– До драки – нет. Но напивались они, конечно, вдвоем прилично. А я сидела и смотрела. У меня всегда было отношение к этой так называемой партийной элите, недоверчивое. Как говорится: «Минуй нас пуще всех печалей. И барский гнев, и барская любовь». От политики всегда я была далека, от всех этих приемов. Я это терпеть не могла, меня это оскорбляло. И Булганина попросила избавить меня от выступлений на этих попойках. Хотя, конечно, исстари ведется – тот успешен и тот талантлив, с кем разговаривает царь. С другой стороны, руководители государств – обыкновенные люди. И им тоже бывает скучно, и они хотят общения с интересными людьми. Поэтому артисты всегда имеют возможность общаться с ними, быть приглашенными на разные вечера.

– Так и возникла ваша знаменитая дружба с королевской семьей Испании?

– С королевой Испании Софией я уже около 50 лет знакома. Мы познакомилась вначале 60-ых, когда она еще была греческой принцессой. Она правнучкой русской княгини Ольги Константиновны, вышедшей замуж за греческого короля Георга I. Но ни ей, ни королю Испании Хуану Карлосу I это не мешает быть очень милыми и простыми людьми. Слава тоже с ними был знаком. Он общительный человек, находил контакт со всеми людьми моментально. Я гораздо менее общительна. А он с человеком два слова сказал, и сразу он ему друг.

– А как думаете, вы не поторопились с уходом со сцены?

– Нет-нет, я сделала все правильно, никогда не жалела об этом. Я избежала самого страшного для артиста – публичного увядания, потери голоса. У мужчин это происходит приблизительно после шестидесяти, у женщин – после пятидесяти лет. Это рубеж, который нельзя переступать. Даже если тебе кажется, что ты еще на коне. Я ушла, быть может, на несколько лет раньше, но не жалею об этом. Меня поглотила какая-то внутренняя усталость. Надоело, может быть. Настал момент, когда просто не захотелось петь. Мне было 60 с лишним. Сцена требует такой отдачи, радостной. Если ты этого не ощущаешь – ничего хорошего не выйдет. Я просто поняла, что стала уставать, что хватит мне по миру с чемоданами таскаться. Каждый раз новый театр, новые дирижеры, партнеры. Отменила несколько концертов подряд, а следующие – не брала, так и закончила выступать. Мой последний концерт был в 1988 году в Лондоне. Вместе со Славой и Юрой Башметом - в пользу пострадавших от землетрясения в Армении. Я тогда спела несколько романсов. С тех пор я больше никогда нигде не пела. Ни разу! Ну что, у меня хлеба нет? Я от этого не зависела, я состоятельная женщина. Я выходила на сцену всегда радостной, только тогда, когда хотела этого.

– Даже дома, в ванной не пели?

– Ни-ког-да! Я вообще не имела привычки петь дома. Это вполне естественно. Я – профессионал, я должна выходить на сцену и петь для публики. У меня никогда не было иной потребности. Я ушла с той высокой позиции, которой достигла. Никто никогда не видел меня пикирующей вниз. Я закрыла эту книгу.

Они стали мужем и женой через четыре дня после знакомства и душа в душу прожили долгую и счастливую жизнь. Любовь гениального виолончелиста, интеллигентнейшего человека, трепетного возлюбленного, заботливого мужа и отца Мстислава Ростроповича и звезды мировой оперной сцены, первой красавицы Галины Вишневской была такой светлой и прекрасной, что ее, наверное, хватило бы не на одну, а на десять жизней.

Впервые они увидели друг друга в ресторане «Метрополь». Восходящая звезда Большого театра и молодой виолончелист были в числе гостей на приеме иностранной делегации. Мстислав Леопольдович вспоминал: «Поднимаю я глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня... Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей».

Когда Вишневская собралась уходить, Ростропович настойчиво предложил проводить ее. «Между прочим, я замужем!» — предупредила его Вишневская. «Между прочим, это мы еще посмотрим!» — ответил он ей. Потом был фестиваль «Пражская весна», где и произошло все самое главное. Там Вишневская, наконец, его разглядела: «Худущий, в очках, очень характерное интеллигентное лицо, молодой, но уже лысеет, элегантный, — вспоминала она. — Как потом выяснилось, узнав, что я лечу в Прагу, он взял с собой все свои пиджаки и галстуки и менял их утром и вечером, надеясь произвести впечатление».

На ужине в пражском ресторане Ростропович заметил, что его дама «более всего налегала на соленые огурцы». Готовясь к решающему разговору, виолончелист пробрался в комнату певицы и поставил в ее шкаф хрустальную вазу, наполнил ее огромным количеством ландышей и... солеными огурцами. Ко всему этому приложил пояснительную записочку: дескать, не знаю, как вы отнесетесь к такому букету, и поэтому я, чтобы гарантировать успех предприятия, решил добавить к нему соленый огурец, вы их так любите!..

Вспоминает Галина Вишневская: «В ход шло все что только можно, — до последней копейки своих суточных он бросил мне под ноги. В буквальном смысле слова. В один из дней мы пошли гулять в сад в верхней Праге. И вдруг — высокая стена. Ростропович говорит: „Давайте перелезем через забор“. Я в ответ: „Вы что, с ума сошли? Я, примадонна Большого театра, через забор?“. А он — мне: „Я сейчас вас подсажу, потом перепрыгну и вас там поймаю“. Ростропович меня подсадил, перемахнул через стену и кричит: „Давайте сюда!“ — „Посмотрите, какие лужи тут! Дождь же только что прошел!“. Тогда он снимает с себя светлый плащ и бросает на землю. И я по этому плащу прошлась. Он кинулся меня завоевывать. И он меня завоевал».

Роман развивался стремительно. Через четыре дня они вернулись в Москву, и Ростропович поставил вопрос ребром: «Или ты сейчас же придешь жить ко мне — или ты меня не любишь, и все между нами кончено». А у Вишневской — 10-летний надежный брак, верный и заботливый муж Марк Ильич Рубин, директор Ленинградского театра оперетты. Они через многое прошли вместе — он не спал день и ночь, пытаясь достать лекарство, которое помогло спасти ее от туберкулеза, их единственный сын умер вскоре после рождения.

Ситуация складывалась непростая, и тогда она просто убежала. Отправила мужа за клубникой, а сама покидала в чемоданчик халат, тапочки, что попало и — бегом. «А куда бежать? Я даже адреса не знаю, — вспоминала Галина Павловна. — Звоню Славе из коридора: „Слава! Я иду к тебе!“. Он кричит: „Я тебя жду!“. А я ему ору: „Не знаю, куда ехать!“. Он диктует: улица Немировича-Данченко, дом такой-то. Я по лестнице вниз бегу, как сумасшедшая, ноги подкашиваются, не знаю, как я себе голову не разбила. Села и кричу: „Улица Немировича-Данченко!“ А таксист уставился на меня и говорит: „Да вы пешком дойдете — это рядом, вон там, за углом“. А я кричу: „Я не знаю, вы меня везите, пожалуйста, я вам заплачу!“».

И вот машина подъехала к дому Ростроповича. Вишневскую встретила его сестра Вероника. Сам он пошел в магазин. Поднялись в квартиру, открывают дверь, а там — мама, Софья Николаевна, стоит в ночной рубашке, с вечным «Беломором» в углу рта, седая коса до колена, одна рука ее уже в халате, другая никак в рукав попасть не может от волнения... Сын три минуты назад объявил: «Сейчас приедет моя жена!».

«Села она так неловко на стул, — рассказывала Галина Павловна, — а я села на свой чемодан. И все вдруг расплакались, заревели. В голос заголосили!!! Тут открывается дверь — входит Ростропович. Из авоськи у него торчат какие-то рыбьи хвосты и бутылки шампанского. Орет: „Ну, вот и познакомились!“».

Когда Ростропович регистрировал в районном загсе по месту прописки Вишневской свой брак, регистраторша сразу узнала знаменитую солистку Большого театра и поинтересовалась, за кого же она выходит замуж. Увидев довольно-таки невзрачного жениха, регистраторша сочувственно улыбнулась Вишневской, а с трудом прочитав фамилию «Ро... стро... по... вич», сказала ему: «Ну, товарищ, у вас сейчас есть последняя возможность сменить свою фамилию». Мстислав Леопольдович вежливо поблагодарил ее за участие, но фамилию менять отказался.

«Когда я сообщила Славе, что у нас будет ребенок, счастью его не было предела. Он немедленно схватил томик сонетов Шекспира и с упоением стал мне их читать, чтобы я, не теряя ни минуты, прониклась прекрасным и стала создавать в себе что-то столь же возвышенное и прекрасное. С тех пор эта книга лежала на ночном столике, и как соловей над соловьихой поет по ночам, когда она высиживает птенцов, так и мой муж всегда перед сном читал мне прекрасные сонеты».

«Подошло время разрешаться от бремени. Слава в это время был на гастролях в Англии. И он просил, настаивал, требовал, умолял, чтобы я непременно дождалась его. „Без меня не рожать!“ — кричал он мне в телефонную трубку. И, что самое смешное, требовал этого и от остальных представительниц „бабьего царства“ — от матери и сестры, словно они могли по щучьему велению остановить схватки, начнись они у меня.

И я дождалась! Вечером 17 марта он вернулся домой, окрыленный успехом гастролей, счастливый и гордый тем, что домашнее бабье царство выполнило все его приказы: жена, еле шевелясь, сидит в кресле в ожидании своего повелителя. И вот как у фокусника из волшебного ящика появляются всевозможные чудеса, так и из Славиного чемодана полетели на меня фантастические шелка, шали, духи и еще какие-то невероятно красивые вещи, которые я не успевала и рассмотреть, и, наконец, вывалилась оттуда роскошная шуба и упала мне на колени. Я только ахала и от изумления не могла произнести ни слова, а сияющий Слава ходил вокруг и объяснял:

— Вот это пойдет к твоим глазам... Из этого ты закажи концертное платье. А вот эту материю только я увидел, мне стало ясно, что это специально для тебя. Вот видишь, как хорошо, что дождалась меня, — я всегда бываю прав. Теперь у тебя будет хорошее настроение и тебе легче будет рожать. Как только станет очень больно, ты вспомни про какое-нибудь красивое платье, и все пройдет.

Его просто распирало от гордости и удовольствия, что он такой замечательный, такой богатый муж, что смог преподнести мне такие красивые вещи, каких нет ни у одной артистки театра. А я-то знала, что мой „богатый“ муж и, как уже тогда писали английские газеты, „гениальный Ростропович“, чтобы иметь возможность купить для меня все эти подарки, наверняка за две недели гастролей ни разу не пообедал, потому что получал за концерт 80 фунтов, а остальные деньги... сдавал в советское посольство».

18 марта 1956 года родилась их первая дочь. Галина Павловна вспоминает: «Я хотела назвать ее Екатериной, но получила от Славы жалобную записку. «Умоляю тебя не делать этого. Мы не можем назвать ее Екатериной по серьезным техническим причинам — ведь я буквы „р“ не выговариваю, и она еще будет меня дразнить. Давай назовем ее Ольгой». А через два года на свет появилась и вторая девочка, которую назвали Еленой.

«Отцом он был необыкновенно нежным и заботливым, и вместе с тем — очень строгим. Доходило до трагикомедий: Слава очень много гастролировал, и я все пыталась его урезонить, объясняла, как он нужен своим подрастающим дочерям. „Да, ты права!“ — соглашался он... и начиналось стихийное занятие музыкой. Он звал девочек. У Лены глаза заранее были на мокром месте — так, на всякий случай. А вот Оля была его коллегой-виолончелисткой, очень бойкой девочкой, всегда готовой дать отпор. Вся тройка торжественно исчезала в кабинете, а через четверть часа оттуда уже неслись крики, вылетал Ростропович, хватающийся за сердце, и следом за ним ревущие дети.

Он обожал своих дочерей, ревновал их и, чтобы к ним на даче не лазили мальчики через забор, посадил вокруг него кустарник с большими шипами. Занимался он столь важным вопросом со всей серьезностью, и даже консультировался у специалистов, пока, наконец, не нашел надежный сорт, чтобы, как он мне объяснил, все кавалеры клочки своих штанов на шипах оставляли.

Он совершенно не мог видеть джинсы на девочках: не нравилось, что зады им обтягивают, соблазняют мальчишек; и мне выговаривал, зачем привезла их из-за границы. И вот, приехав как-то после дневного спектакля на дачу, я застала там полный мрак и траур.

По земле стелился густой черный дым, на открытой веранде нашего деревянного дома догорал костер. На полу лежала кучка пепла, а над нею стояли трое — торжественный Слава и зареванные Ольга и Лена. Горстка пепла — вот все, что осталось от джинсов. И все-таки, несмотря на всю его строгость, девочки боготворили отца».

Впереди у них было счастливое, но очень тяжелое время: дружба с опальным Солженицыным, лишение гражданства СССР, скитания, успех и востребованность на мировой музыкальной сцене, прилет Мстислава Леопольдовича в Москву во время августовского путча 1991 года, возвращение в уже новую Россию.

Ростропович никогда не боялся показать свое отношение к власти. Однажды после триумфальных гастролей в Соединенных Штатах его пригласили в советское посольство и объяснили, что львиную долю гонорара он должен сдать в посольство. Ростропович возражать не стал, он только попросил своего импресарио купить на весь гонорар фарфоровую вазу и вечером доставить ее в посольство, где был назначен прием. Доставили немыслимой красоты вазу, Ростропович взял ее, полюбовался и... разжал руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Подобрав один из них и аккуратно завернув в носовой платок, он сказал послу: «Это — мое, а остальное — ваше».

Другой случай — Мстислав Леопольдович всегда хотел, чтобы на гастролях его сопровождала жена. Однако Министерство культуры ему в этой просьбе неизменно отказывало. Тогда друзья посоветовали написать ходатайство: мол, ввиду моего плохого здоровья прошу разрешить, чтобы меня в поездке сопровождала жена. Ростропович письмо написал: «Ввиду моего безукоризненного здоровья прошу, чтоб меня в зарубежной поездке сопровождала жена Галина Вишневская».

Золотую свадьбу звездная чета праздновала в том самом ресторане «Метрополь», где Вячеслав Леопольдович впервые увидел свою богиню. Ростропович показывал гостям чек на 40 долларов, который ему вручил журнал «Ридерз дайджест». Корреспондент, когда брал у него интервью, спросил: «Правда, что вы женились на Вишневской через четыре дня после того, как впервые ее увидели? Что вы думаете по этому поводу?». Ростропович ответил: «Я очень жалею, что потерял эти четыре дня».

Из:

В среду у великой Галины Вишневской юбилей. началась с записи в трудовой книжке: "Артистка оперетты 1-й категории в Ленинградском областном театре". А потом были 22 года работы в Большом театре до того самого момента, когда в 1974 году Галина Вишневская вместе с Мстиславом Ростроповичем и дочерьми не покинула СССР, уже будучи самой яркой фигурой среди касты безусловных оперных примадонн советской империи. И только в январе 1990 года Михаил Горбачев своим указом отменил постановление 1978 года и вернул выдающимся музыкантам гражданство страны, которой оставалось жить немногим больше полутора лет. Но Вишневская и Ростропович по-прежнему пользуются паспортами княжества Монако, дарованными им принцессой Грейс.

Празднество по случаю дня рождения примадонны, как и следовало ожидать, планировалось в Большом театре. Но Галина Вишневская категорически отказалась от этой идеи в знак протеста против последней премьеры театра, на которой она побывала. Поэтому сегодня все многочисленные и именитые гости соберутся в столичном Концертном зале имени Чайковского. Накануне юбилея с Галиной Вишневской встретилась обозреватель "Известий" Мария Бабалова.

вопрос: Вы спровоцировали нешуточный переполох в оперном семействе, устроив Большому театру публичную отповедь за "Евгения Онегина"...

ответ: И ничуть об этом не жалею. В конце концов, кто-то должен был сказать то, что давно уже висит в воздухе. И не только в России, но и во всем мире. Все возмущаются, но заявить об этом певцы, работающие в театрах, боятся. Я могу быть откровенной. Не хочу брюзжать, чтобы все подумали, что я стара и консервативна. Нет. Но есть вещи, которые трогать нельзя. Ведь почему-то даже из самых благих побуждений никому в голову не приходит пририсовать что-нибудь Джоконде, например. Тебе не нравится опера - не ставь ее. Напиши свою, и делай с ней все, что только пожелаешь, а шедевры не погань.

в: Но из-за этого вы отказались праздновать день рождения в Большом театре...

о: Я вообще была против пышных торжеств. Хотела устроить домашний праздник в своей школе. Но все вокруг стали убеждать меня, что хочет прийти очень много народу, и в школе все разместиться не смогут, поэтому мы и взяли Концертный зал Чайковского.

в: А кого бы вы хотели видеть среди гостей на вашем юбилее?

о: Многих уже нет, кого бы я хотела видеть. Большинства уже нет. А из тех, кто есть, - Бориса Александровича Покровского, конечно. Ему уже 95 лет.

в: Говорят, Мстислав Леопольдович на ваш юбилей созвал много монарших особ...

о: Нет, конечно. Это слухи. Приедут коллеги-музыканты, кто в этот день будет свободен, друзья. Наша большая семья, конечно, соберется в полном составе. Ольга из Америки прилетит с двумя детьми, и Лена - с четырьмя из Парижа. Моему старшему внуку 24 года будет, он в мой день рождения родился.

в: Вам по душе юбилейные хлопоты?

о: Юбилеи разные бывают. Например, когда мой юбилей был в Большом театре в 1992 году - 45 лет творческой деятельности - это солидное дело. И когда 80 лет исполняется, это тоже не кот начхал, стоит отметить. А когда пируют на всю страну по поводу 30-летия, это как-то странно. Ну и что, в общем-то? А когда 80 лет, все-таки есть о чем подумать.

в: О чем в первую очередь?

о: Жизнь пролетела очень быстро. Иногда мысленно напишу "80" и думаю: "Не может быть. Ко мне это не относится. По-моему, какая-то ошибка!" Я абсолютно не ощущаю времени.

в: И ностальгии не испытываете?

о: У меня нет времени ностальгировать. Моя жизнь всегда была заполнена. Мне было 14 лет, когда началась война. Надо было выживать. Никаких покровителей у меня не было. Никогда!

в: Даже когда были звездой?

о: Я в них не нуждалась. Моя судьба сложилась на редкость честно. Сначала я в оперетте работала. Песенки пела, мотаясь по деревням, колхозам - по дырам всяким, где я только не была! Всю страну изъездила. А потом в Большой театр поступила без всякой протекции. У меня путь был усыпан розами.

в: Без шипов?

о: Без шипов. Даже странно. Ведь я попала в театр без образования. У меня семь классов было. Война, блокада - со школой было покончено. Консерватория долго была в эвакуации. А у меня от природы был поставленный голос, и уже в 17 лет я начала работать. И, конечно, это было невероятно, чтобы из всего конкурса в Большой взяли меня одну. И никто не спросил даже, какое у меня образование. Это Москва. В моем любимом, дорогом Петербурге такое было бы невозможно. Он бы заставил быть такой, как положено: если хочешь петь в театре, ты должна то, то и то... А Москва, она широкая. Я понравилась, и всем было плевать, откуда я, чего я...

в: Вы живете фактически на три дома - Москва, Петербург, Париж. Какой город - ваш фаворит?

о: Петербург, конечно. Я обожаю, почитаю этот город, считаю самым красивым городом мира. Москву тоже люблю. Париж, он красивый город, но он все равно всегда будет чужим, каким бы изысканным ни был. Хотя там у меня тоже дом, там мои дети живут - младшая дочь с четырьмя детьми. Я благодарна Парижу, всем людям, которые нас приняли там, когда мы оказались без копейки денег, выброшенными из страны. Но родина моя - Петербург, мое детство, юность, все, что я пережила вместе со всеми и осталась жива.

в: У вас всегда была репутация примадонны с характером...

о: Мой характер из детства. Я же воспитывалась сиротой при живых родителях. Меня шести недель от роду подсунули бабушке и забыли. Бывало, накинется на меня кто-нибудь из соседских: "Капризная, ничего не умеет делать, белоручкой растет". А бабушка в ответ: "Ладно уж, за своими смотри! Накинулись все на сиротку! Радуются..." Я до сих пор помню, чувствую, как ужасно это слово "сиротка" меня обижало и оскорбляло. И я хотела родителям обязательно доказать, как они были не правы в том, что меня бросили. Я всем твердила: "Вырасту и буду артисткой!" Я все время пела. Меня дразнили "Галька-артистка". Думала, вот родители будут плакать, когда поймут, кого они бросили, а я буду проходить мимо них с гордо поднятой головой.

в: В издательстве "Вагриус" выходит ваша книга. Это продолжение нашумевшей автобиографии "Галина"?

о: Нет. Та же самая книга. В прошлом году я просто дописала два-три эпизода и прибавила еще какие-то забавные случаи из жизни. Например, как я в консерватории сдавала "марксизм-ленинизм". Но пока у меня нет желания писать продолжение. Для подобного шага внутри меня должна накопиться "бомба", которая взорвется, если этого не высказать. Именно так у меня было с книгой. Эти бесконечные политические интервью об одном и том же, чужая речь вокруг тебя. Не напиши я свою "Галину", я бы просто "разорвалась". А сейчас я успокоилась.

в: Вы не пожалели, что написали экстремально откровенную книгу?

о: Нет. Я еще не все написала. Там можно было еще очень много написать. Очень много! Ну это уж пусть со мной останется. Это действительно было бы чересчур. В жизни каждого человека есть моменты, которые он будет помнить всегда, но не скажет о них ни слова.

в: А ведь были еще планы экранизировать "Галину"...

о: Буквально через неделю, после того как вышла книга, ко мне в Вашингтон приехали из Голливуда с контрактом на ее экранизацию. Я согласилась, но с одним-единственным условием - обязательным одобрением сценария с моей стороны. Но они на это не пошли. Они хотели уложить меня в постель со всеми мужиками, какие только были на моем пути. В чем мало чести и абсолютная неправда. Но я бы совсем не возражала, если бы сняли стоящий фильм с хорошими артистами. Получилась бы не столько картина обо мне, сколько рассказ о стране. Что-то вроде "Доктора Живаго".

в: Отъезд из СССР стал ключевым моментом в вашей и человеческой, и артистической судьбе...

о: Мы не хотели никуда уезжать. Нас вынудили это сделать. Когда Ростропович заступился за Солженицына, которого травили, гонение перешло и на него. Ему не давали выступать и, если бы мы не уехали, он бы погиб. Мы боялись доноса, боялись разговаривать по телефону. Я до сих пор по телефону не могу говорить. "Да", "нет" - только информация. Я никогда не писала писем, чтобы не оставлять каких-то доказательства того, что я что-то не то сказала. Все под контролем: каждое слово, каждый шаг. В жизни была игра. А на сцене можно было быть откровенной. В нашем парижском доме хранятся два досье КГБ с пометкой "совершенно секретно" на меня и на Ростроповича. Из них мы узнали изнанку жизни многих знакомых. Слава богу, что мы забыли о них, хотя прошло совсем немного лет. Так устроена человеческая память. А тогда стоял вопрос о спасении моей семьи. И я приняла решение - уезжать. Когда мы оказалась за границей, то мое имя уже было достаточно известно в мире, так как с 1955 года я была "выездной" солисткой Большого театра. И на Запад я приехала продолжать и заканчивать свою певческую карьеру.

в: Правду говорят, что сцена - наркотик...

о: Я бы так не сказала. Если бы я осталось вне сцены в 40 лет - это была бы настоящая трагедия. А я ушла со сцены, когда мне было 64 года. И ушла с триумфом с партией Татьяны в 1982 году, спев восемь спектаклей "Евгения Онегина" на сцене парижской Grand Opera. Через 30 лет после своего первого выступления в этой роли на сцене Большого театра. Но после я еще несколько лет пела концерты. Потом почувствовала, что у меня нет больше счастья и стремления быть на сцене. Я просто устала. Я оставила сцену совершенно спокойно. Для меня в этом не было никакой трагедии. Приходит определенный критический возраст, после которого есть только натуга выползти на сцену во что бы то ни стало. Толстая, потная, измученная женщина поет что-то с гримасой муки на лице. Зачем?! Это не надо ни ей, ни публике.

в: Что вам самой больше всего нравилось в певице Галине Вишневской?

о: Я ее воспринимаю только как голос. Может быть, потому, что я певица. Несмотря на то что я, конечно, вижу: прекрасная фигура, тонкие черты лица - все есть. К тому же актриса. Красивая женщина, что тут кокетничать, я что - маленькая. Но для меня самое главное в ней - это голос молодой девушки, серебристого тембра. Я всегда пела партии молодых: Наташа Ростова, Татьяна, Лиза, Марфа - абсолютное слияние голоса и образа.

в: Кого из певиц молодого поколения вы могли бы признать своими наследницами?

о: Не знаю. Сейчас все настолько изменилось. Даже с хорошими голосами они сейчас мотаются по миру без толку, "полуфабрикаты" какие-то, не превращаясь в личности. Только деньги зарабатывают. Театров стало очень много. Нет, они, конечно, профессионалы, но это все не сделано в полную силу, так, как должно быть на сцене.

в: А в чем, по-вашему, формула успеха?

о: В профессионализме, который достигается только титанической работой и отношением к искусству - уважением к себе и к своей публике. Тогда и вдохновение приходит, радость и счастье быть на сцене. Всю жизнь на сцене надо вкалывать так, чтобы безукоризненность была во всем - техническая, вокальная, физическая. Даром ничего не дается. И на руках со сцены на сцену тебя никто носить не будет. Когда ко мне приходят толстые студентки, я сразу говорю: "Наполовину похудеешь, значит, будем дальше заниматься, нет - через три месяца попрощаемся". И худеют. Тают на глазах. Меня страх пополнеть преследует всегда, так что я всю жизнь хожу голодная.

в: Светские львицы и хроникерши с завистью гадают, как же удается Вишневской без пластических операций и всяких прочих ухищрений шикарно выглядеть?

о: Не знаю. Я никогда ничего с лицом не делала и не делаю. Боже сохрани массажи лица делать. Только с 15-16 лет, крем на ночь. Дешевый или дорогой - без разницы, лишь бы жирный. Когда блокада, конечно, ничего не было, но если мне попадался малюсенький кусочек сала, то я его не съедала, а на лицо мазала. Может быть, поэтому и сохранилась кожа, что я никогда ее не дергала. Я стала пудриться после 50 лет. А губы красить и того позднее. У меня был всегда очень яркий цвет лица. Кожа светлая, румянец во всю щеку, глаза горят, губы красные. Если я еще косметику добавляла, то вид получался у меня ужасно вульгарный, как будто я вся размалеванная.

в: Но все-таки вам приходилось гримироваться, а грим - штука очень вредная...

о: Да, но я же не каждый день гримировалась. В Большом театре мы пели, ну, три раза в месяц от силы. Больше не выходили сознательно: хватит с нас и трех раз за такие копейки. Я получала 550 рублей. Это была самая высокая ставка в Большом театре, которую имели я, Архипова, Плисецкая и еще пара человек. Вот и все. Каждый старался петь как можно меньше, потому что пять спектаклей споешь - 550 рублей. Ничего не поешь - тоже 550 рублей. Уравниловка была ужасная. Я два килограмма теряла за такой спектакль, как "Аида", не говоря уже о том умении, каким надо было обладать, чтобы петь эти спектакли. А разница была максимум вполовину с самым "маржовым" артистом. Какой же смысл мне надрываться.

в: Закулисье Большого театра постоянно удивляет своими нравами и порядками.

о: Мы все были в Большом театре как скорпионы в банке. Такова была система. Куда я при советской власти уйду из Большого театра? Я что, ненормальная?

в: Но Большой театр был первым и лучшим театром страны...

о: Бесспорно. И он подарил мне массу уникальных встреч. В Большом я встретила Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, другом которого имела честь и счастье быть много лет. А главное - я встретилась с Ростроповичем. Страшно поверить, мы вместе уже 52-й год. Благодаря ему я слушала столько замечательной музыки! Во-первых, я всегда бывала на его концертах, и мы много вместе выступали. Он же аккомпанировал мне все мои сольные концерты. Он пианист абсолютно феноменальный! Гениальный, уникальный музыкант нашего столетия. Другого столь одаренного человека в музыке я просто не знаю. Не беря его как виолончелиста, пианиста или дирижера, а вообще. А как пианист, он аккомпанировал только мне. Я закончила петь, и он больше никому никогда не играл. И не будет играть.

в: Вы ревнивы?

о: В искусстве - да.

в: А в дружбе и любви?

о: Я довольно разумный человек. Но не могу сказать, что я безразлична, если что-то мне не нравится...

в: Говорят, что равновеликие заряды отталкиваются, а как вам удалось 52 года быть вместе?

о: Мы очень часто разъезжались с самых первых дней нашего брака. Когда подходило время и два наших темперамента вместе уже высекали огонь, то он уезжал, то я уезжала. Соскучились, приехали: "Слава богу, опять вместе!" Так... Думаю, что это помогло, конечно. Потому что всю жизнь вот так вот если, с утра до вечера... Взорвались бы, лопнули, наверное. Но сначала было трудно. Я скандалила, спорила, потому что я - молодая женщина, и мне хочется куда-то пойти, я же не пойду с кем-то... Если кто-то меня от театра до дома провожал, то вся Москва уже гудела: "А вы знаете, Вишневскую с кем видели?!". И он тут же заводился.

в: А вы много поводов для ревности давали Ростроповичу?

о: Поводов было... Всегда на сцене есть повод, потому что я артистка... А в опере всегда объятья и любовь...

в: Среди ваших поклонников были и те, ухаживания которых было не так уж просто отвергнуть...

о: Вы имеете в виду Булганина? Это была ситуация, из которой постоянно надо было выкручиваться таким-то образом, чтобы и врага себе не нажить, и в то же время не пойти на какую-то связь со стариком. Поэтому когда он звонил: "Галя, приезжайте ко мне ужинать". Я говорила: "Мы приедем, спасибо". Выходили вдвоем с Ростроповичем, а у подъезда нас уже ждала машина - черный "ЗИС". Вот такой был у меня роман "втроем". Старик, конечно, жутко злился. Тут же при Славе начинал мне в любви объясняться.

в: До драки дело не доходило?

о: До драки - нет. Но напивались они, конечно, вдвоем прилично. А я сидела и смотрела.

в: Вам не жаль, что никто из ваших детей или внуков не стал продолжать династию?

о: С детьми надо было заниматься, а я не имела возможности. Я была занята, была отдана театру. Это чудо, что я родила двоих детей. Во всей труппе я не знаю, у кого из певиц было двое детей. Они обе Juilliard School окончили, так что они профессиональные музыкантши: одна - пианистка, другая - виолончелистка. Но чтобы в искусстве быть наверху, надо работать как лошади. А они не были расположены работать. Им нравится жить. Они вышли замуж, и все было кончено с карьерой. А внуки даже и не хотели серьезно заниматься музыкой. А заставлять с валидолом за щекой и с ремнем за спиной, я считаю, бессмысленно. Ну, вырастет хороший середняк в лучшем случае. Зачем? Середняком быть неинтересно.

в: А в кино у Сокурова вам было интересно сниматься?

о: Да. Мне интересна только хорошая, то есть сильная, роль. Красоток играть мне никогда не хотелось, и поздно теперь уже таких дамочек мне изображать. Но как Сокуров меня подвиг на эту работу, до сих пор не понимаю. Говорит: "Я для вас напишу сценарий". Я думаю, болтает. Отвечаю: "Пишите". И вдруг он мне присылает вот этот чеченский сценарий. Я сначала отказалась из-за того, что эта история не имеет ко мне никакого отношения - ни как к персоне, ни к тому, что я делала в жизни. Это моего возраста женщина, может, чуть помоложе. Совсем седая и без малейшей краски на лице. Она приезжает к внуку в Грозный, где он служит в чине капитан-лейтенанта. Она хочет своими глазами увидеть, что там происходит. А я думала: "Ну, а мне-то, собственно, что? Что я играть-то буду?" Но Сокуров все-таки заставил.

в: А в Грозном страшно было?

о: Ну что значит страшно... Я все это уже видела. Совершенно разбитый город, как были разрушены Ораниенбаум, Гатчина, Петергоф, Царское Село в войну. Стоят дома-призраки с пустыми глазницами окон. Целые городские кварталы вымерли. Нас охраняли круглосуточно. Жила я в воинской части ФСБ. Возили в машине с сопровождением в пять вооруженных солдат. И шофер был вооружен, а рядом с ним охранник с автоматом наготове. Первый день как-то странно, а потом привыкаешь. Я только спросила: "Слушайте, что мы так несемся быстро - 80-90 км по абсолютно разбитым дорогам. Хоть поосторожнее, а то всю душу вытряхнете". Говорят: "Галина Павловна, если мы поедем медленнее, то, когда будут стрелять, в нас попадут. Если мы едем больше 80 км, то есть шанс, что мы проскочим". Ну, ничего, ни разу в нас не стреляли. Я снималась каждый день - за 30 дней ни одного выходного, хотя жара была больше 40 градусов в тени.

Сейчас идет процесс монтажа, в ноябре будем озвучивать. Наверное, к Новому году фильм будет готов. В нашем фильме нет ни крови, ни драки, ни бомбежки - ничего. Была задумка, не знаю, насколько у нас это получилось, чтобы глазами этой простой женщины посмотреть на все то, что с нами происходит. Потому стрельба, кровь, мозги на асфальте, весь тот кошмар, что нам так любят в новостях показывать, проблем наших не разрешат, а только, наоборот, мне кажется, иммунитет ко всем этим ужасам у нас вырабатывают.

в: Не будем больше о грустном, вернемся лучше к разговору о вашем юбилее. Скажите, а платье именинницы уже готово?

о: Почти. Платье шьется специально. Ткань очень красивая. Вишневская - значит, быть ему вишневым. Я люблю, когда для меня шьют. К своим концертным платьям я всегда с трепетом относилась. Из некоторых своих платьев я уже "выросла", но у меня есть какая-то привязанность к вещам, связанным с определенными жизненными эпизодами, а потому значащими для меня очень многое. Думаю, я не одинока в этом. Вот и висят десятки платьев, с которыми я не могу расстаться, в шкафу на вечном хранении. Я до сих пор с 45-го года храню в Ленинграде свое первое концертное платье. Ничего нельзя купить, в магазинах шаром покати, ничего нет, по карточкам все выдавали. У меня есть несколько вещей, которым по 30-40 лет. От моей любимой портнихи, которая шила на меня больше 20 лет. Я привозила из-за границы материю - красивую, настоящую - и модные журналы, чаще всего - "Офисьель". Из Эстонии ко мне приезжала моя портниха вместе с сестрой. И за месяц она мне шила штук 20 вещей. И все - я была одета на год.

в: Наряды из зарубежных поездок разве не легче было привозить?

о: Сегодня я, конечно, часто покупаю наряды в магазинах. А тогда, в советские времена, я купить хорошие готовые вещи за границей не могла, не было на это денег, потому что в реальности получала копейки. Хоть вам миллион заплатили, вы больше 200 долларов за выступление не могли получить. А все "излишки" сдавались в посольство. Поэтому она меня и одевала - моя Марта Петровна, великолепная была мастерица. Она любое платье могла скопировать - Валентино, Диор - все что хотите. Когда в начале 90-х Мстислав Леопольдович давал с Вашингтонским оркестром концерт в Таллине, я тоже поехала. И обратилась по телевидению с просьбой откликнуться тех, кто хоть что-нибудь может сказать про мою Марту Петровну. Пришла ее сестра - Эля, старенькая и абсолютно нищая. Марта Петровна уже умерла. Я дала Эле денег, чтобы она безбедно могла жить. Мне повезло, что я успела ей помочь. Мне это согревает душу.

в: А что вы сами себе желаете ко дню рождения?

о: Я хочу чувствовать себя востребованной. Чтобы я могла сделать то, что хочу и могу. Чтобы цель, которую я поставила себе со своей школой, была достигнута. Моя жизнь сейчас - моя школа. Я хочу помочь молодым людям, у которых есть талант, но не хватает умения проявить себя. Больше я ничего не хочу. Ну, чтобы моя семья была здорова. Господи, и про меня не позабудь, как говорится.

Галина Вишневская – удивительно талантливая оперная певица, выдающийся педагог. На протяжении длительного времени ее голосом восхищались не только в России, но и далеко за ее пределами. Биография Галины Вишневской – яркий пример того, как человек должен и может переносить все превратности судьбы.

Детские годы

Родилась Галина Павловна Вишневская в Ленинграде 25 октября 1926 года. О ее отце и матери практически ничего не известно. Детство будущей оперной дивы было омрачено разводом родителей, который она переживала очень тяжело. Чтобы хоть немного сгладить боль, ее отправили к бабушке, которая фактически и воспитала девочку.

Позже, в одном из интервью, Галина Павловна призналась, что родители были для нее совершенно чужими людьми. Отец был репрессирован. А когда после 13 лет разлуки девушка встретилась наконец со своей матерью, та ее попросту не узнала. Блокада Ленинграда стала очередным испытанием судьбы – в это чрезвычайно тяжелое время умерла любимая бабушка Вишневской, единственный в то время ее родной человек.

В 16 лет, в годы войны, Галина Вишневская была зачислена в одну из частей ПВО. Здесь сразу заметили ее талант – девушка имела невероятно сильный, красивый голос. Несмотря на военное время, у Галины появилась возможность заниматься творчеством: она постоянно участвовала в концертах для защитников. Чуть позже она устроилась работать в Дом культуры в Выборге, где также постоянно проводились концерты.

Незадолго до окончания войны девушка начала учиться в музыкальной школе. А спустя еще немного времени стала солисткой хора Ленинградского театра оперетты. Это был судьбоносный момент в жизни певицы и начало ее блестящей карьеры.

Жизнь на сцене

Отсутствие музыкального образования молодая женщина компенсировала данным от природы невероятно мощным голосом и упорством. Услышав в 1952 году о том, что Большой театр проводит конкурс для отбора молодых исполнителей, она решила, что непременно должна попробовать свои силы. Строгое жюри было поражено редкостным талантом красивой хрупкой девушки.

Ее приняли в театр как стажера, но уже вскоре предложили исполнять одну из главных партий в опере «Фиделио». Выступление молодой исполнительницы имело ошеломительный успех: и зрители, и даже критики были в восторге. Талантливая певица довольно быстро стала примой театра – ей начали предлагать главные партии в самых популярных оперных постановках. Среди выдающихся работ Вишневской можно назвать оперы:

• «Евгений Онегин».
• «Снегурочка».
• «Свадьба Фигаро».
• «Аида».
• «Война и мир».
• «Фауст».

Галина Вишневская – одна из немногих личностей среди артистов российских театров, кто сумел добиться успеха не только на родине, но и далеко за ее пределами. Она много гастролировала, в 50-60-х годах значительная часть выступлений певицы прошла на лучших мировых сценах. Ее приглашали выступать в США, Италии, Франции, Великобритании – и везде партиями Галины Вишневской восхищались. Она работала с лучшими дирижерами того времени, а ее партнерами по сцене были всемирно известные оперные исполнители.

Несмотря на довольно напряженный рабочий график и частые гастроли, она все же нашла время получить образование: в 1966 году окончила консерваторию в Москве, сдав выпускные экзамены экстерном. В то же время вышел первый кинофильм с ее участием – фильм-опера «Катерина Измайлова».

Но, несмотря на огромную любовь зрителей, карьера Вишневской внезапно пошла на спад. Ей перестали предлагать партии в спектаклях, запрещали записывать пластинки. Причина была политической: Галина Вишневская с мужем предложили пожить на их даче диссиденту Александру Солженицыну, а затем опубликовали открытое письмо, в котором откровенно его поддержали. Это не могло остаться незамеченным правительством.

Певица не могла, да и не хотела жить вне сцены. Поэтому, видя активное противостояние властей, она решилась на отчаянный шаг – покинуть Россию. И уговорила супруга, виолончелиста Мстислава Ростроповича, переехать в Европу – там ее почитали, невзирая на политические взгляды. В результате в 1974 году Вишневская с мужем и дочерьми обосновались во Франции, затем некоторое время жили в США, Великобритании.

Оперная певица была счастлива – она снова могла петь. Лучшие сцены мира, крупнейшие театры Европы и США – ее приглашали везде. И все было бы прекрасно, если бы не тоска по России. Галина Павловна не раз говорила, что безумно скучает по родине. Впрочем, власти не были готовы принять опальных супругов обратно. Более того, «за действия, порочащие звание гражданина СССР», они с мужем были лишены и гражданства СССР, и всех полученных наград.

В 1982 году оперная дива пела на сцене в последний раз. В театре «Гранд-Опера», в Париже, Галина Вишневская исполнила главную партию в «Евгении Онегине». В дальнейшем она занималась исключительно преподаванием.

Незадолго до распада СССР Вишневская с семьей все же смогла вернуться в Россию. Более того, ей и ее мужу вернули не только гражданство, но и все ранее отнятые почести. Впрочем, прославленные музыканты не приняли этих милостей от государства: «Мы не просили лишать нас гражданства, не просим и вернуть его». И до самой смерти Галина Павловна жила в России по швейцарскому паспорту.

Ее талантом по-прежнему восхищались. Поэтому, несмотря на преклонный возраст, Галина Вишневская вернулась на сцену. Правда, уже как актриса драматического театра – МХТ им. Чехова. Она сыграла главные роли во многих спектаклях, снялась в нескольких кинокартинах.

Фильмография Галины Вишневской сравнительно невелика – она включает 10 картин, из них в четырех фильмах артистка исполнила роли, а в шести принимала участие в озвучивании. На телевидении в 2000-х годах было подготовлено и снято около 10 биографических передач и документальных фильмов о Г. Вишневской и М. Ростроповиче.

Кроме того, певица выпустила несколько книг. Первая – «Галина» – была издана еще в 1984 году за границей. В ней певица достаточно жестко, в негативном ключе, пишет о политическом строе в СССР. Спустя несколько лет, в эпоху перестройки, книгу выпустили и в России. Вторая книга Вишневской – «Галина. История жизни» – вышла из печати в преддверии юбилея легенды оперной сцены в 2011 году.

В 2002 году в Москве был основан Центр оперного пения. Галина Павловна руководила им до самой смерти.

Семья и дети

Личная жизнь Галины Вишневской была достаточно насыщенной. Невероятно красивая, миниатюрная, она всегда привлекала внимание мужчин.

Первый раз она вышла замуж за моряка Георгия Вишневского. В то время Галине было всего 17 лет. Но девушка достаточно быстро поняла, что этот брак был ошибкой, – развелись супруги всего через несколько месяцев после свадьбы.

Расставанием закончился и второй брак оперной дивы – в 1944 году она стала женой Марка Рубина, руководителя Ленинградского театра оперетты. Некоторое время они жили в гражданском браке, позже оформили отношения. В 1945 году женщина впервые стала матерью – у нее родился сын Илья, проживший, к сожалению, совсем немного (мальчик умер в 1945 году от туберкулеза). В 1955 году супруги расстались.

И только третий брак стал для певицы счастливым. Галина Вишневская и Мстислав Ростропович были знакомы всего четыре дня, но и этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы понять, что они буквально созданы друг для друга. Они вместе работали, вместе переживали тяжелые репрессии правительства, вместе покинули страну и спустя много лет все так же вместе вернулись. В браке у Галины родились две дочери – Ольга и Елена.

Смерть мужа в 2007 году стала для Галины Павловны сильным ударом. Спустя некоторое время, в 2009 году, она согласилась сняться в документальном фильме «Двое в мире. Галина Вишневская и Мстислав Ростропович». Умерла певица в 2012 году. Похоронена рядом в Ростроповичем на Новодевичьем кладбище.

Галина Вишневская награждена большим количеством наград (их полный перечень можно найти на странице певицы в Википедии), ее именем названы улицы, музыкальные школы и даже самолет. А еще ее имя носит малая планета № 4919. Автор: Наталья Невмывакова