Сценические пространство и время. Ceкс, ложь и сцена: зачем современный театр использует видео Пространственная сцена с открытая площадка

УДК 792.038.6

В театрализованном пространстве контаминируются несколько видов пространств, в том числе и сценическое, которое устанавливает связи между адресатом и адресантом и может нести определенный знаковый посыл. Авторы в статье рассматривают периодическую линию развития сценических пространств и выявляют некоторые парадигмы последних в современности.

Ключевые слова: сценическое пространство, постмодернизм, театрализованное пространство

Damir D. Urazymbetov, Mikhail M. Pavlov The stage space as a semantic relationship codes

Several types of spaces including scenic one, which establishes the relation between the addresser and the addressee and may contain a certain symbolic message, are contaminated in theatrical spaces. In the article, the authors examine the periodic development line of scenic spaces and determine certain current paradigms of them. Keywords: acting space, postmodernism, theatrical space

Чтобы осуществить любую постановку, предназначенную для зрителя, необходимы определенные условия. В первую очередь это условие пространства, где будут находиться артисты и зрители. В местах, где можно претворять в особую действительность театрализацию - специальные здания, помещения, площади - существует пространство для зрителей и пространство для артистов (в традиционном понимании, разумеется). Сценическое пространство - это каркас для любого действия. Во многом от того, какова мера соотношения между этими пространствами, какова форма их и прочего зависит рецепция зрителя. Ведь в конечном итоге все театральное искусство существует ради зрителя. Решение сценического пространства определяется социальными, эстетическими, творческими требованиями в контексте эпохи.

Развитие парадигм сценического пространства происходит на протяжении всей человеческой «театральной» истории. Начиная с амфитеатров - самых демократических зрительных «залов», древнегреческие драматурги выражали свои художественные и жизненные устремления. В Театре Древнего Рима появился просцениум, занавес, где теперь уже от зрителей скрывались сценографические и актерские перестановки. В средневековом театре огромное пространство, соединявшее исполнителей и зрителей в литургической драме, превратилось в небольшую площадку у алтаря. Потом уже ми-стериальный театр вернул масштабность - пространством для игры стал весь город, центральные площади.

Известная всем сцена-коробка с занавесом

возникла в 1454 г. в Лилле (Франция), театр превращается в придворный1. А. Гвоздев разделял сцену на два типа театральных площадок: придворный и народный (ярмарочный)2. Соответственно два типа сценического пространства диктовали различные типы драматургии, актерской игры и, конечно же, публики.

Первые опыты «слома» горизонтального плоского сценического пространства на Западе еще в XIX в. были представлены экспериментами композитора Р. Вагнера, художника А. Аппиа и др. Говоря о пространстве сцены, Р. Вагнер мечтал о «ландшафтной живописи», где в театре будущей эпохи явится союз всех искусств. Он представлял его (сценическое пространство) художественным пространством, где художник, архитектор, режиссер с помощью красок, линий, освещения и т. д. смогут выделить артистов, «живых» артистов, а не «скопированных» (симулякров). Драматург и режиссер Георг Фукс в Мюнхене («Kunstlertheater») создал прати-кабли - это своеобразные «рельефы», дополнительные части материала к декорациям, которые позволяют выделить актеров, усиливая эффект перспективы. Поэтому первый и отдаленный планы для зрителя выглядят естественно в своих физических пропорциях3.

Сцена-коробка с кулисами обретает законченную форму в XIX в. и практически не меняясь, существует в таком состоянии до конца XIX в. Тогда в МХТ плоскость сцены была разрушена и появились первые разновысотные площадки. Режиссеры начали строить мизансцены на разных уровнях, осваивать вертикальные пространственные координаты4. Сценографический подход в русском театре сформировался спек-

Д. Д. Уразымбетов, М. М. Павлов

таклями К. Станиславского, В. Немировича-Данченко, В. Мейерхольда, Е. Вахтангова, А. Таирова, Н. Охлопкова и др. В декорациях В. Симова действие стало охватывать не только первый план, но и второй, третий и т. п. Н. Охлопков экспериментировал с театральным пространством, разворачивая зрелище среди зрителей, создавая несколько сценических площадок и применяя приемы одновременного симультанного действия.

В конце XX - начале XXI в. появились новаторские сценические пространства (трансформирующиеся сцены, кольцевые сцены, сцена на открытом воздухе и т. д.). Зрители находятся и в центре сценического действия или вокруг него, снова, как в средневековом театре, становясь соучастниками или наблюдателями.

Разумеется, появление всех инновационных способов производства сцен повлекло за собой новые сценографические и режиссерские находки в эпоху постмодернизма. Задача режиссера как художника такова: взять краски и кисть (пространство сцены с его сценографией и артистами) и умело, грамотно их скомбинировать, чтобы получилась «сценическая картина» (В. Мейерхольд).

Поэтому мы можем утверждать, что метод работы режиссера приближен к работе архитектора, а метод работы актера совпадает с работой скульптора. И артисты вдыхают в бездушные декорации жизнь, «могучесть пьедестала, достойного поддерживать это великое изваяние живого, скованного ритмом тела»5. Телом здесь выступает сценическое пространство.

Всю технологию создания сцены как материально воспринимаемого объекта, о видах сценических площадок, о механике планшета сцены, оборудовании и прочем достаточно подробно изложено в книге В. Базанова «Техника и технология сцены» (1976) и пособии О. А. Антоновой «Техника и технология современной сцены» (2007) по мотивам книги В. Базанова, откуда можно заключить, насколько значительна эволюция сценического пространства за счет технологий. Понятно, что значительную роль в сценическом пространстве современности играет и техническое аудиовизуальное оборудование. Очень важно, чтобы сама физическая составляющая сценического пространства была органична со светом, звуком, была «поддержана» режиссером и артистами и сценическое пространство активизировалось во имя идейного замысла.

На больших стадионных площадках, в отличие от камерных сцен зритель может не овладеть всем действием, особенно если оно будет происходить в разных концах стадиона по прин-

ципу симультанных сцен. Таким образом, стирается граница между реальным и воображаемым и пространство сцены из символического или метафорического превращается в «пространство метонимическое»6. Таким образом, оно замещает знаковость сцены лишь физической реальностью. А знаки в одном пространстве теряются или заменяются своей ценностью в другом.

Из всего вышесказанного мы можем констатировать, что типология взаимоотношений в сценическом пространстве состоит из двух составляющих: соотношение сцены и зала, соотношение режиссерской и зрительской партитур, о которых говорил Юрий Давыдов7; вторая типология основывается на том, каким образом строится взаимодействие сцены и зала.

«Зритель не активный отражатель происходящего на сцене, но активный преобразователь»8. Он способен жестко расставлять собственные акценты и добавлять новые ноты, ритмы, голоса в режиссерскую партитуру вплоть до полной неузнаваемости авторского текста. А. Михайлова подчеркивает, что «проблему пространства целесообразно рассматривать на уровне спектакля, в его системе»9.

В обывательском, а подчас и научном обороте иногда возникает путаница и слияние понятий сценического, театрального/театрализован-ного пространств. Иногда понятие сценического пространства также употребляется как синоним сценографического пространства. Существуют и определения театрального пространства -как конкретного места действия; определения культурологического толка и как философской категории. Конечно, они имеют много общего, но все же есть и определенные различия.

Какие специфические отличия имеет сценическое пространство? В какой момент оно становится сценическим? Что общего между сценическим и театрализованным пространством?

Сценическое пространство - это «пространство, конкретно воспринимаемое публикой на сцене или на сценах или же на фрагментах сцен всевозможных сценографий»10. Оно имеет разграниченную линию между смотрящим и смо-тримым. Эта граница определяется типом представления и сцены. Если зритель переступает эту границу, он выходит из своей роли смотрящего и становится участником события. «В этом случае пространство сценическое и пространство социальное сливаются воедино»11.

Совокупность зрительского и сценического пространств В. Базанов называет театральным пространством. А в театральном пространстве, по П. Пави, объединяются драматическое, сценическое, игровое, текстовое и внутреннее

Сценические пространства как смысловая связь кодов

пространства. Однако же автор синонимизиру-ет понятие сценографического и театрального пространства, сценографию называя «письмом в трехплоскостном пространстве», добавляя к нему временное измерение12. С последним можно согласиться, учитывая, что сегодня сценография в руках художников и режиссеров ставит перед собой задачу не просто иллюстрации драматургического текста, но задачу семиотическую - «установить нужные соответствия и пропорции между пространством текста и пространством сцены»13. Выдающийся петербургский сценограф и художник Э. Кочергин говорил: «Я перевожу замысел режиссера на язык пространства». Но иногда слово художника становится выше слова режиссера, как произошло со спектаклем «Щелкунчик» (2001) в хореографии Кирилла Симонова на сцене Мариинского театра. Декорация и костюмы М. Шемякина исполняли главенствующую роль (разумеется, после гениальной музыки), потом шла хореография. Сценография - неотъемлемый элемент сценического пространства, это индикатор тех процессов, в которых эволюционирует и развивается физическая и эмоционально-психологическая энергии. Они идут по одну сторону, «взявшись за руки». В большинстве случаев, вместе с преобразованием сценографии преобразуется сценическое пространство. Но часто вместо драматургии, управляемой языком, который воплощают артисты, на сцене царствует «визуальная драматургия» (Х.-Т. Леман). Такого рода драматургия не всегда подчинена тексту сценариста или драматурга. Она может разниться с замыслом режиссера/художника и развертываться в своей собственной свободной логике интерпретации. Однако же «сценография... предъявляет себя как некий текст, сценическое стихотворение, в котором человеческое тело становится метафорой, а поток его движений в некотором сложном метафорическом смысле становится надписью, „письмом", а вовсе не „танцем"»14. Сценография может быть символом, метафорой, знаком и т. п. Сцена как физическая составляющая в диалоге с декорацией как бы заново открывает свою физическую реальность, свою глубину, становится заново сотворенным пространством. Диалог этот демонстрирует образное мышление художника, игру деталей, ритмов, фактур, пропорций, объемов.

Говоря о театральном пространстве, Ю. Лотман разделяет это понятие на две части: сценическая и зрительская. Но они должны быть диалогичными15. Из диалогов складываются оппозиции:

1) Существование - несуществование. Когда поднимается занавес (начинается представле-

ние), зрительская часть как бы перестает существовать. Вместо подлинной реальности наступает так называемая иллюзорная. В театре это подчеркивается высвечиванием только сцены, в то время как зрительская часть «утопает» в темноте. Но не забудем и прием активизации зрителя, особенно широко распространенный в театре массовых форм.

2) Значимое - незначимое. Напоминая о том, что в сценическом пространстве все находящееся в нем становится знаковым, Ю. Лотман, таким образом, разделяет то, что было незначимым до погружения в сценическое пространство и значимое, что стало осуществлять определенные функции, погрузившись в сценическую атмосферу. Например, движение стало жестом, вещь - деталью.

Употребление термина «театральное пространство» К. Возгривцева называет часто «спонтанным и субъективным»16. Она выводит два подхода в определении театрального пространства: 1) Театральное пространство как сценическая площадка и зрительный зал (этот подход можно условно назвать сценографическим); 2) Театральное пространство - синоним театральной культуры17. При анализе взглядов по поводу театрального пространства как театральной культуры, мы учитываем также, что они складывались, по замечанию К. Возгривце-вой, и в рамках критики и журналистики. Так, в статьях, посвященных театральным событиям, можно проследить контаминацию явлений театра - спектакли, гастроли, конференции и т. д. в термин «театральное пространство».

В театр входят архитектурное сооружение, организация, коллектив - творческий и обслуживающий персонал, зрители. Элементы театральной структуры: вузы, агентства, критика, журналы и т. д. Поэтому подходить к осмыслению театра только со сценографической стороны неуместно, а «театральное пространство -это часть пространства культуры»18.

И в самом деле, театральное пространство состоит из духовных ценностей, визуальных образов, действительными и представляемыми формами, событиями; оно формируется опытом создателя и потребителя. Лишь при активизации вышеперечисленного театральное пространство начинает двигаться и жить. При каждой попытке игры со сцены и восприятии этого зрителем, при обсуждении спектаклей между преподавателем и студентами в театральном вузе, театральное пространство возобновляется. То есть причиной сущего и опредмечивания театра является человек.

Сложность определения термина «театральное пространства» К. Возгривцева возлагает

Д. Д. Уразымбетов, М. М. Павлов

также на то, что «здание театра одновременно является и материальным объектом, и вместилищем иллюзии; актер может выступать как активный субъект и являться частью сценографического решения»19. Так и зритель может быть либо лишь только наблюдающим, либо проводящим параллели между собой и ролью, исполняемой на сцене. То есть, мы имеем дело здесь с многослойным пространством: пространством произведения, пространством сцены, пространством местоположения. М. Хайдеггер писал: «Нам следовало бы научиться сознавать, что вещи сами суть места, а не только принадлежат определенному месту»20.

К. Возгривцева, на наш взгляд, приходит к правильному выводу о том, что «театральное пространство - подвижная структура, в которой осуществляется появление и взаимодействие элементов театральной культуры; театральное пространство возникает в результате освоения, преобразования человеком действительности и самого себя при помощи феноменов и институтов театральной культуры (игра, перевоплощение, критика, режиссура и т. д.)»21.

Вообще, пространство может заключать в себе не только образную функцию, но и восприниматься чувственно, вызывать интеллектуальную активность, а подчас своей физиологией пробуждать и медицинские проблемы психологического характера - агорафобия, клаустрофобия.

В приемах «открытого» театра, когда зритель видит всю «поднаготную» постановки и подготовки к спектаклю и многого другого, при всеобщей десакрализации искусства это явление постигло и театральное искусство, которое за пределами религиозной практики и народной культуры, должно подыскивать средства выражения, выстраивать особую систему отношений со зрителем. Хотя, исходя из статьи А. Михайловой «Пространство для игры», где она описывает спектакль В. Спесивцева «Не больно?» (по повести А. Алексина «Действующие лица и исполнители», 1974, театр-студия «Гайдар»), можно говорить об открытом и даже постмодернистском приеме использования пространства. Разумеется, мы помним, что сценическое пространство в постмодернистском театре может быть «перегруженным» или «пустым», «нигилистическим» или «гротескным»22.

Сценическое пространство может проявляться в неожиданных местах и, разумеется, природных условиях. Это могут быть водные или околоводные пространства, площади, стадионы и др. О сценическом пространстве на открытом воздухе вспоминал и английский режиссер Питер Брук. Он писал, как его пригласи-

ли поставить спектакль с группой иранских актеров в Персеполисе. Очень сильным было его впечатление от открытого пространства. Оно было не специально приготовленным, оно не было сценическим. Но та энергетика развалин, скал Персеполиса убедила его в том, что выбор места для зрелищ и праздников также диктовался выбором центра особой энергетической силы, которую чувствовали все участники спектакля. «После многих лет, когда нашей средой были дерево, холст, краски, рампа, прожектора, здесь в древнем Иране солнце, луна, земля, песок, скалы, огонь открыли нам новый мир, который будет влиять на нашу работу еще долгие годы»23. В условиях открытого природного или уличного пространства художник вместе с декорационным оформлением создает «окружающую среду», становясь архитектором, дизайнером ландшафта и в условиях современных технологий - в инженера-конструктора. Погружение зрителя в соответствующее пространство и атмосферу может начинаться с пригласительного билета (оформленного в стилистике предстоящего представления).

Ярким примером преобразования и конструирования сценического пространства можно привести постановки одного из авторов данного исследования М. Павлова в театре «На Миллионной» Санкт-Петербургского государственного института культуры. Студенты кафедры режиссуры театрализованных представлений и праздников участвуют в различных постановках театра поэтического представления («Медный всадник», «Конек-Горбунок», «Слово о полку Игореве», «Двенадцать», «Снегурочка», «Снегопад» и др.). В них сценическое пространство и сценография преображаются в соответствии с авторским замыслом, используя специфические особенности современной режиссуры театрализованных представлений.

Исходя из вышесказанного, можно попытаться ответить на вопросы, заявленные в начале данной работы.

В конкретном восприятии зрительской аудиторией сцены есть ее сущность, бытие. Парадигмой сценического пространства становится тот момент, когда появляется граница между смотримым и смотрящим. То есть это должно быть место, где будут находиться артисты и/ или технологическое оборудование и зрители/ аудитория. Исходя из этого, мы называем сценическим то пространство, в котором можно, но необязательно реализовывать явление театрализации.

В театрализованном пространстве контами-нируются несколько видов пространств, среди которых текстовое, драматическое, сценическое

Сценические пространства как смысловая связь кодов

и сценографическое как вытекающее из сценического.

Задачей режиссера является не только лишь растолкование драматургического текста, переводя его в интертекст, но и установить соответствия, пропорции, смысловую связь посредством кодов между адресатом и адресантом. Это очень важно, чтобы сценическое пространство несло знаковый посыл, открывая новые физические, духовные реальности для реципиента, для диалога между артистом и зрителем. Чтобы игра и смысл стали главными в представлении, спектакле.

Сценическое пространство это не только физическая величина, но и психологическая и его можно осмысливать с этих точек соприкосновения. То есть, с позиций, как его воспринимают пластически и психологически артисты/актеры, как реагируют и участвуют ли в процессе передачи информации зрители. Очень важно помнить, что сценическое пространство, существуя по физическим законам, предназначено для иллюзии. Сценическое пространство, коды и режиссура тесно взаимосвязаны между собой.

Примечания

1 Введение в театроведение / сост. и отв. ред. Ю. М. Барбой. СПб.: Изд-во СПбГАТИ, 2011. С. 197-198.

2 Гвоздев А. О смене театральных систем // О театре: временник Отдела истории и теории театра Государственного института истории искусств: сборник статей. Л.: Academia, 1926. С. 10.

3 Мейерхольд В. Э. Статьи, письма, речи, беседы. М.: Искусство, 1968. Ч. 1: 1891-1917. С. 152.

4 Михайлова А. Пространство для игры: из опыта театра 70-х гг. // Театр. 1983. № 6. С. 117.

5 Мейерхольд В. Э. Указ. соч. С. 156.

6 Леман Х.-Т. Постдраматический театр / пер. с нем. Н. Исаевой. М.: ABCdesigh, 2013. С. 248.

7 Давыдов Ю. Социальная психология и театр // Театр. 1969. № 12. С. 29.

8 Введение в театроведение. С. 195.

9 Михайлова А. Указ. соч. С. 117.

10 Пави П. Словарь театра: пер. с фр. М.: Прогресс, 1991. С. 262.

12 Там же. С. 337.

14 Леман Х.-Т. Указ. соч. С. 152.

15 Лотман Ю. М. Семиотика сцены // Лотман Ю. М. Статьи по семиотике культуры и искусства / сост. Р. Г. Григорьева, предисл. С. М. Даниэля. СПб.: Академ. проект, 2002. С. 408. (Серия «Мир искусства»).

16 Возгривцева К. И. Театральное пространство: культурол. аспект // Изв. Урал. гос. ун-та. 2005. № 35. С. 57.

18 Там же. С. 59.

19 Возгривцева К. И. Указ. соч. С. 62.

20 Хайдеггер М. Искусство и пространство // Самосознание культуры и искусства XX в.: Западная Европа и США. М.; СПб., 2000. С. 108.

21 Возгривцева К. И. Указ. соч. С. 60.

22 Леман, Х.-Т. Указ. соч. С. 43.

23 Брук П. Нити времени: воспоминания / пер. с англ. М. Строн // Звезда. 2003. № 2. URL: http: // magazines. russ. ru (дата обращения: 14. 04. 2015).

Вопрос о сценическом пространстве и времени мало разработан в специальной литературе, касающейся драматического театра. Однако без обращения к ним не обходится ни один театровед, критик, анализирую­щий современные театральные произведения.

Тем более его трудно обойти в современной режис­серской практике. Что касается литературного театра сегодня - это вопрос основополагающий. Мы попыта­емся наметить самые очевидные закономерности, кото­рые характеризуют жанры современного литературно-поэтического театра.

В предыдущих главах уже наметился разговор о сце­ническом пространстве как важном материале искус­ства в конкретных формах и жанрах литературного театра.

Мы подчеркнем, что одной из основ театрального языка вообще и языка литературно-поэтического теат­ра в особенности является специфика художественного пространства сцены. Именно она задает тип и меру театральной условности. Художественное пространство, будучи образным воплощением жизненного простран­ства, как всякий образ отличается высокой знаковой насыщенностью, то есть смысловой многозначностью.

Вспоминаются слова известного современного тео­ретика поэтического искусства Ю. Лотмана, который справедливо отмечает, что все, что попадает на сцену, получает тенденцию насыщаться дополнительным смыс­лом, помимо прямого функционального назначения вещи, явления. И тогда движение уже не просто движе­ние, но жест - психологический, символический; а вещь деталь графическая или живописная, деталь оформле­ния, костюм - образ, несущий многомерное значение. Именно эту особенность сцены имел в виду Гете, когда отвечал на вопрос Эккермана: «Каким должно быть произведение, чтобы быть сценичным?» - «Оно должно быть символично».

Аналогичное имел в виду и Б. Брехт, когда отмечал, что в жизни люди не так уж много двигаются, не ме­няют положения, пока не изменится ситуация. В теат­ре еще реже, чем в жизни, требуется менять положе­ние: «...в сценическом воплощении явления должны быть очищены от случайного, малозначащего. Иначе произойдет настоящая инфляция всех движений и все потеряет свое значение».

Именно природу сценического пространства Пушкин положил в основу «условного неправдоподобия» языка сцены.

В набросках предисловия к «Борису Годунову» он писал: «...Не говоря уже о времени и проч., какое, к чер­ту, может быть правдоподобие в зале, разделенном на две половины, в одной из коих помещается две тысячи человек, будто бы невидимых для тех, кто находится на подмостках...»

Многозначность на сцене слова, поступка, движения, жеста по отношению к аналогичному в жизни обуслов­лена коренным законом сцены - двойственностью при­роды адресата. Возникает взаимодействие явлений, лиц. Их речи одновременно адресованы друг другу и публи­ке, зрительному залу.

«Участник действия может не знать того, что со­ставляет содержание предшествующей сцены, но пуб­лика это знает. Зритель, как и участник действия, не знает будущего хода событий, но в отличие от него он знает все предшествующее. Знание зрителя всегда вы­ше, чем персонажа. То, на что участник действия мо­жет не обратить внимания, является для зрителя на­груженным значением знаком. Платок Дездемоны для Отелло - улика ее измены, для партнера - символ ко­варства Яго».

Все, что попадает в орбиту сценического простран­ства, обретает многократность смысла и по другой при­чине. Действующий актер вступает в контакт со зри­тельным залом. Посылая туда мыслительные, волевые, эмоциональные импульсы, будя творческое воображение зрителя, актер воспринимает идущие от него ответные сигналы (выраженные самой разнообразной реакцией - молчанием, гробовой напряженной тишиной, знаками одобрения или возмущения, смехом, улыбкой и т. д.). Все это диктует импровизационность его существования, обнаружение новых смысловых акцентов, открытых именно сегодня в контакте с данным зрительным залом. Выключенные из художественного пространства сцены актер, предметы, действие выпадают из поля театраль­ного зрения.

Пространство участвует, таким образом, в созидании всей структуры зрелища, его отдельных звеньев, эпизо­дов. Испытывая превращения и взаимодействия со сценическим временем, оно обусловливает развитие ви­деоряда на подмостках, его качественно-смысловое обо­гащение.

Сценическое время - также художественное отра­жение реального времени. Сценическое время в услови­ях сценического пространства может быть равно реаль­ному, концентрировать его или раздвигать миг до веч­ности.

В этих условиях сценическое слово, в особенности поэтическое, хотя и приближенное к реальной разго­ворной речи, бесконечно превышает свою смысловую насыщенность, которую бы аналогичные высказывания имели в жизненной ситуации. Обретая внутреннее дей­ствие, подтекст, оно может не совпадать с тем, что ска­зано, своим прямым назначением, быть ему прямо про­тивоположно, приобретать символическое толкование.

Одна из важнейших функций пространства в совре­менном литературном театре, в спектаклях поэтическо­го представления - проявить зримость, осязаемость мыслительного процесса на сцене. Особенно это важно в монтажных структурах, где должен быть виден ход сопоставления, сшибки фактов, доводов, образных ана­логий, ассоциаций. В работе «Я пишу огнем» (Гарсиа Лорка) понадобились разные точки сценического про­странства для того, чтобы зримо сопоставить доку­мент- историю гибели поэта и его поэзию с ощущением тревоги, предсказанием бед перед лицом «черной жан­дармерии». Понадобилось так разделить участки сцены и построить между ними переходы, чтобы выявить пе­реключение артиста от одного жанра мышления к дру­гому (медитация в лирическом стихе, зачитывание до­кумента, фрагмент речи поэта, его статьи и т. д.). Каж­дый из них отличается способом сценического сущест­вования, характером общения со зрительным залом. Кроме того, на площадке есть свои «зоны молчания», личностного присутствия артиста, человека из сегодня, устанавливающего прямую связь с сидящими в зале. Иными словами, пространство становится средством выявления отношения исполнителя к автору, к ситуации, средством передачи подтекста, внутреннего действия.

Внутри жанров мышления, которым соответствуют разновидности литературных текстов, при сценическом воплощении обнаруживается свой конкретный, простран­ственный видеоряд. Он возникает в результате сцени­ческой драматургии отношений между исполнителем и объектами видений, адресатов, обращений, в том чис­ле и зрителей. В некоторых литературных произведе­ниях, где сочетается мгновение сегодняшнего бытия ге­роя, лирического субъекта с памятью прошлого, пере­житого, рождающего психологическую ретроспекцию, число объектов видений нарастает. Они должны быть соответственно очерчены, обозначены в сценическом пространстве местоположением, с помощью движения, жеста, переключения взгляда.

К примеру, стихотворение В. Маяковского «Тамара и Демон». Оно входит в литературную программу - «В. Маяковский «О времени и о себе» (Ленинград, ДК им. Володарского).

Каковы здесь объекты видений? Это и сам поэт с са­монаблюдением, обращением к себе. Это и Терек, ко­торый у него поначалу вызывал взрыв негодования и он приехал к нему, чтобы удостовериться в правильно­сти оценок, но резко их пересмотрит, это и горы, и баш­ня, и царица Тамара. С ней возникнет контакт, диалог, роман. И наконец, Лермонтов, который «сходит, презрев времена», чтобы благословить союз двух сердец пред­ставителей лирики XIX и XX веков, классики и совре­менности.

Построить между объектами видений зримую связь в пространстве, смену этих объектов во времени - уже дать возможность сценическому действию, развитию мысли и образу обрести плоть.

В литературном театре в отличие от драматическо­го, как уже говорилось, мы имеем дело с пустой сце­нической площадкой. Художественная ткань спектакля творится с помощью нескольких стульев (или одного), предметов, с которыми вступает во взаимоотношения действующий актер.

Одной из важных функций сценического простран­ства, в том числе пустого, является воплощение места действия. Известно, что в шекспировском поэтическом театре «Глобус» место действия обозначалось на сцене табличкой, при его смене вешалась новая табличка. В современном же литературном театре зритель при­учен уже к иной мере условности. Сменяющиеся места действия закрепляются за определенной системой эпи­зодов.

Например, стоит А. Кузнецовой в моноспектакле «Фауст» сделать несколько шагов по сцене, и она из кабинета Фауста перенеслась в другое место действия - в сад у дома Маргариты, в тюрьму, на шабаш ведьм и т. д.

Или в моноспектакле «Франсуа Вийон» (исполни­тель Е. Покрамович) одновременно на сцене представ­лены четыре сферы, места действия: тюрьма, куда не­однократно попадает герой (у рояля слева на среднем плане), храм - его обозначает распятие на заднем плане по центру сцены, трактир- справа на стуле с женской шляпкой и, наконец, пленэр (по центру сцены средний, первый план, авансцена) -лесная поляна, ули­ца, площадь, могила Вийона. Переключения происхо­дят на глазах у зрителей. Смене места действия соот­ветствует новый эпизод, рождающийся по ходу разви­тия сценической драматургии, сделанной на основе сти­хов поэта, Малого и Большого завещаний. Сценическое пространство, таким образом, испытывая превращения, участвует в преобразовании предлагаемых обстоятельств, что влечет за собой изменения в поведении актера.

С. Юрский уделяет большое внимание в своих ра­ботах решению сценического пространства. «Простран­ство для меня всегда двусмысленно. Это реальное про­странство автора, находящегося сейчас на сцене,- ав­тора, которого я играю. Для него все вещи адекватны самим себе - стол, стул, кулиса, сцена, зрители. Но это реальное пространство может и должно превращаться в воображаемое пространство его сюжета, его фанта­зии, его воспоминаний (курсив мой.- Д. К.). И тогда два стула - это дверь, или скамья, или два берега, или... Пол сцены - и поле, и зал дворцовый, и сад в цвету».

Актер подчеркивает, что все фантазируемое, превра­щаемое исполнителем должно быть убедительным для зрителя, чтобы он поверил в эту воображаемую реаль­ность. Он показывает, как в «Графе Нулине» с помощью стульев он мизансценирует сценическое действие в про­странстве: «Поставлю стул спинкой к зрителям, сяду и навалюсь на спинку локтями, и посмотрю в самую дальнюю точку зала, на красную лампочку над выхо­дом - и будет уже не стул, а подоконник. Слова, взгля­ды, ритм помогут угадать окно над подоконником и пей­заж за окном» 2 .

Уже приводились примеры использования двух стуль­ев в литературных спектаклях двух актеров по произ­ведениям Н. Гоголя, М. Зощенко.

В «Манон Леско» стулья также участвуют в преоб­разовании пространства, в формировании мизансцен. Поставленные друг от друга на некотором расстоянии (ребром к зрителю) - комната и дом Манон и де Грие. Стулья, сдвинутые плотно,- карета, в которой де Грие найдет девушку с письмом от Манон, и т. д.

Тайна мгновенного превращения подмостков в лес, поле брани, дворец, корабль не только в исполнении артиста, но и в воображении зрителей, легко давалась шекспировскому театру, обладавшему магией театраль­ной метаморфозы. С тех пор театр прожил долгий срок, испытывая периоды обновления сценических форм, уходя от поэзии и приходя к удвоению реальности, правдоподобию и снова возвращаясь к «условному не­правдоподобию».

Перевоплощение пространства - одно из достиже­ний современного сценического языка, который обога­щался не только за счет изменения актерской техноло­гии, рождения новых форм драмы, но и за счет того, как пространство и время становились материалом ис­кусства.

И здесь важно вспомнить для интересующей нас те­мы поворотные моменты, связанные с реформой сцени­ческого пространства. Она во многом была определена борьбой со сценическим натурализмом, связанным с копиистическим, детальным воспроизведением на сцене бытовой и социальной обстановки, окружающей челове­ка. Сам человек со своим духовным миром потеснился на второй план. Сценическое пространство у натурали­стов становится обыденно-жизненным, теряет свою зна­ковую насыщенность. Ведь копия всегда уступает в концентрированности смысла метафоре. Последнюю заме­няет опись опознавательных признаков среды. В центре внимания на сцене становится неподвижная картина «выреза из жизни» или «куска жизни». Сценическая композиция строится на замкнутости пространства. Дви­жение времени - логически-последовательное - воспро­изводится сменой картин.

Изживая натуралистические тенденции первых своих постановок, К. С. Станиславский обращается к пере­смотру функций сценического пространства. Не исклю­чая значения среды, углубляя диалектические взаимо­отношения характеров и обстоятельств, великий рефор­матор сцены лишает, однако, среду фаталистической силы, подавляющей личность. Человеку не отказывается в духовном самоопределении. Не случайно Станислав­ский выдвигает в качестве определяющей формулу «правды жизни человеческого духа».

Вместо «описи среды» режиссер утверждает идею отражения на сцене идейно-художественной концепции действительности, «внутренней постановки», определяю­щей художественную целостность спектакля. Простран­ство в такой ситуации приобретает важную функцию - интерпретации жизни, мироотношения, а не воспроиз­ведения отдельных знаков реальности. При постановке поэтически многозначной драмы А. П. Чехова сценичес­кое пространство у Станиславского обретает атмосфе­ру. Ее образует не только воздух, природа, входящая на сцену (в «Чайке» - сырой весенний ветер, сад на берегу озера, кваканье лягушек, шорохи, звуки ночи и т. д.), но и раскрытие «подводного течения» пьесы, самой интимной глубины произведения.

Возникла новая диалектика слагаемых пространст­ва. Свободное включение широких и глубоких сфер внешней и внутренней жизни предполагало композицию спектакля предельно внутренне организованную. Автор в создании образа проявлял свободу, но в согла­сии с общей целостной формой спектакля, с режиссер­ской концепцией. Насыщенность внутренней жизни, ее текучесть в спектакле обусловили качественные приоб­ретения в области сценического времени. Оно обрело ощущение необычайной протяженности и подвижности.

Другое важное завоевание К. С. Станиславского - эксперименты в области превращения сценического пространства, связанные с поисками новых форм тра­гического на сцене.

Так, в 1905 году, ставя «Драму жизни», Станислав­ский экспериментирует с «палатками»-экранами, а в «Жизни человека» А. Андреева использует черный бар­хат и веревочные контуры вместо бытовой обстановки.

Режиссер ищет универсальный «простой фон», спо­собный преображаться, чтобы наиболее рельефно воплотить на сцене «трагедию человеческого духа». Таким образом, сам предмет искусства - духовные борения личности - влечет за собой отыскание форм поэтического пространства. К новому этапу поисков привела практика Г. Крэга и К. С. Станиславского при постановке трагедии Шекспира «Гамлет». Как пишут ис­следователи, этот опыт имеет значение для всей исто­рии мирового театра XX века, в частности поэтического театра.

В этой постановке получила развитие концепция ки­нетического пространства, динамических пространст­венных метаморфоз. Их обеспечило движение переме­щающихся по сцене вертикальных плоскостей. Они ни­чего не изображали из области конкретно-бытовой, но рождали «символ самого пространства, как категории физической и философской». Кроме того, крэговское пространство становилось выражением состояния души и движения мысли, рожденной трагическим сознанием.

Замысел Крэга и Станиславского в «Гамлете»-«все происходящее на сцене не что иное, как проекция взгля­да Гамлета». Трагедия происходила в сознании героя. Все действующие лица - плод размышлений, персони­фикация его мыслей, слов, воспоминаний. В сценической драматургии фактически предлагалась модель лиродрамы. Чтобы выразить жизнь человеческого духа, Крэг и Станиславский прибегли не к реальным челове­ческим фигурам, а к тому, что лишено плоти и мате­рии,- к движению самого пространства.

Путь к этой идее Крэг прокладывал через весь свой предшествующий опыт, обращенный к воплощению шекспировской поэтики. Режиссер стремился совершен­но освободить сцену от мебели, бутафории, вещей. Аб­солютно пустая сцена и мгновенное ее преображение с помощью света, звука, движения актера, чтобы сде­лать видимым развитие поэтической мысли, образа. Позже эти идеи найдут развитие в практике европей­ской режиссуры, в частности, поэта, композитора, ре­жиссера и художника Э. Буриана (с его лозунгом «Под­метите сцену!») при постановке поэтических спектак­лей в пражском Театре «Д-34», а также в опытах Вс. Мейерхольда, Питера Брука, автора книги «Пустое пространство», и других.

Динамика, поэтическая суть пространства, преобра­зующегося на глазах у зрителей, - все это было неотъ­емлемой чертой театра Вл. Яхонтова, говорившего на языке сценической метафоры. В его спектаклях реали­зовалось функциональное или символическое движение одной, но преобразующейся детали («игра с вещью»), которая по ходу действия перевоплощалась, обретая но­вый смысл (кибитка, гроб Пушкина и т. д.).

Позже подобный принцип найдет широкое примене­ние в современном поэтическом спектакле - занавес в «Гамлете», доски в постановке «А зори здесь тихие...» в Театре на Таганке и др. Эксперименты с поэтическим пространством оказались в тесной взаимосвязи с кате­горией сценического времени.

Путь, который проходил Гамлет Крэга и Станислав­ского в мучительном осознании своего гражданского долга - осуществить месть во имя справедливости, во имя блага своей страны,- предполагал «разрывы про­странственной ткани», совершающиеся на глазах у зри­телей, что соответствовало стремительному распаду вре­мени. Этим оправдывалась циклическая (поэпизодная) структура трагедии.

Как мы помним, «Борис Годунов» Пушкина имеет также поэпизодное строение. Вс. Мейерхольд придавал огромное значение темпо-ритму, времени, затраченному на смену эпизодов. И вот не случайно поэтическая дра­матургия и соответствующая ей сценическая форма отражают ход, драматургию авторской мысли. Она воз­никает через монтажно-сопоставительный ряд фактов, событий, метафор, явлений, часто впрямую не связан­ных между собой. В. Белинский в свое время заметил, что «Борис Годунов» А. Пушкина производит впечат­ление монументального произведения, но построенного так, что отдельные куски, сцены можно ставить само­стоятельно.

Последнее можно отнести к поэтическому театру: «Художественное сообщение может передаваться не только по прямому проводу фабулы, но и посредством сопоставления («монтажа») неких образных обособленностей: метафор, символов...».

В поэтическом спектакле обрывистые, как пунктир, куски сюжетно-повествовательных линий, образы пер­сонажей, сценические метафоры - не самоцельны. Они средство для лирических зон присутствия создателя спектакля. Все отдельные, не связанные на первый взгляд фрагменты, эпизоды подчиняются не повество­вательной, а поэтической логике сцеплений (как в ме­тафоре - сравнение, уподобление, ассоциативная связь). Драматургия авторской поэтической мысли проступает рельефнее, если «монтажные кадры», элементы сцепле­ния интенсивнее, динамичнее сталкиваются. Иными сло­вами, скорость, напряженность этого процесса играют не последнюю роль.

Всякого рода вялость, замедленность, ровность тече­ния может привести к торможению, размыванию, рас­паду мысли. Обращение со сценическим временем, темпо-ритмом, вступающим в прямую связь с кинетичес­ким пространством, приобретает важное значение.

В записях репетиций «Бориса Годунова» у Вс. Мей­ерхольда, сделанных В.Громовым, мы находим немало важных на этот счет наблюдений. Режиссер стремился насытить спектакль динамикой мизансцен, разнообраз­ными ритмами, вихревым темпом кипения страстей, за­ставляя актеров двигаться как молено больше: «...надо скорее все дать зрителю, чтобы он ахнуть не успел. Скорее давать ему скрещивающиеся события - ив резуль­тате зритель поймет целое» (курсив мой. - Д. К.).

Режиссер ставит в прямую зависимость рождение целого от скорости «скрещивания событий». К примеру, стремясь сократить перерывы между картинами «Бориса Годунова», Мейерхольд отводит на них минимум, толь­ко по пятнадцать секунд. Он находит оправдание этой скорости в тексте Пушкина, который стремительно, поч­ти с кинематографической быстротой дает разворот трагедии.

Закономерность, проявляющаяся в скорости «скре­щивания событий», не раз подтверждалась практикой поэтических спектаклей нашего времени. Достаточно вспомнить «Короля Лира» П. Брука, «Медею» П. Охлоп­кова, «Историю лошади» Г. Товстоногова, «Товарищ, верь!», «Гамлета» Ю. Любимова. Их построение отли­чается рельефной очерченностыо эпизодов - ступеней сценического действия, - внешне и внутренне динами­чных, с осязаемой скоростью развития.

Огромную роль в темпо-ритмической гармонизации спектакля Вс. Мейерхольд, как и многие режиссеры поэ­тического спектакля, отводит мизансцене, называя ее «мелодией, ритмом спектаклей», образным претворе­нием характеристики происходящего.

Сценическое время современного литературного спек­такля, и особенно спектакля в театре поэтического пред­ставления, неизбежно включает темп - смену скоростей в эпизодостроении, в сценическом поведении персона­жей, в мизансценировании и ритм - степень напряжен­ности действия, обусловленного интенсивностью, количе­ством действенных задач, реализованных в единицу вре­мени.

Вс. Мейерхольд, заботясь о предельной гармониза­ции зрелища и считая режиссера композитором, вводит сочетание двух понятий. Это - метр (счет на 1,2 или 1,2,3), метрическая канва спектакля. И ритм - то, что преодолевает эту канву, вносит нюансы, осложнения, вызванные внутренней линией действия, событий, персо­нажей. Огромную, ритмически организующую роль он отводит музыке.

В том же «Борисе Годунове», помимо музыкальных кусков, специально написанных для отдельных картин, он предполагает ввести несколько песен восточного ха­рактера и русского. Их основная тема, как вспоминает В. Громов, «грусть, печаль одинокого человека, зате­рявшегося среди необозримых полей и лесов». Песни должны были звучать на протяжении всего спектакля. Характер музыки свидетельствует о том, что она лишена иллюстративного начала. Музыка вступает с происхо­дящим на сцене в сложные контрапунктические, ассо­циативные связи, участвует в сценической драматургии спектакля, несет ауру времени - его образный кон­центрат.

Роль музыки в поэтическом спектакле - эта тема заслуживает специального рассмотрения. Необходимо сказать, что в современном литературно-поэтическом спектакле музыка - важнейший компонент сценической композиции, ее смыслового наполнения, источник до­полнительных значений.

Обращаясь к теме сценического пространства в важ­ном для нас качестве - поэтическом, следует заметить, что его во многом формирует характер движений, плас­тики актера.

Пустое пространство, освобожденное от вещей, неиз­бежно концентрирует зрительское внимание на духов­ном мире личности, ее внутренней жизни, обретающей пластические формы в мизансценировании мыслитель­ного процесса. Каждое движение. актера, жест - слу­чайное, не отобранное или заимствованное из поэтики бытового театра, оказывается разрушительным по от­ношению к художественному целому. Вот почему воп­рос о пластической культуре в литературном театре, в театре поэтических представлений сегодня становит­ся одним из злободневных. Если обратиться к люби­тельской сцене, то в крупных коллективах ему отводит­ся подобающее место.

Так, в Ивановском молодежном народном театре драмы и поэзии, в Орловской теастудии поэзии и публицистики, наряду со словом, актерским мастерством, занятия про­водятся по движению, пластике. Тем более пластический образ в поэтических спектаклях театра играет важную роль.

Нам представляется интересным опыт И. Г. Василь­ева (Ленинград), создающего модель поэтического теат­ра (ДК им. Карла Маркса) с активным участием плас­тики, пантомимы.

Первый опыт - спектакль «Реквием Пьеро» - це­ликом построен музыкально-пластическими средствами. Работы же, включающие прозу и поэзию - впереди.

Материалом «Реквиема Пьеро» послужила одно­именная поэма, посвященная ее автором И. Васильевым памяти своего учителя. Спектакль построен на полифо­ническом сочетании мотивов творчества, борьбы, жиз­ни и смерти, объединенных темой Художника, его мыс­лей, сопряженных с трагическими испытаниями. В во­площении себя в других, в передаче эстафеты следую­щему поколению - бессмертие творческого духа.

Раскрывая путь Пьеро в жизни и искусстве, его при­ход в театр-балаган, его способность делиться тем, что знает и умеет, с творческими собратьями, его борьбу за право воплотиться, состояться, поединок с силами зла, создатели спектакля обратились к синтезу разных ис­кусств - актерского, пантомимы, хореографии, цирка, песни, поэзии, музыки. И в этом их близость истокам устной народной поэзии, не расчленяющей драму, танец, жест. Ища поэтический эквивалент отношениям Пьеро с миром, И. Васильев использует эпизоды классической пан­томимы (оживление бабочки, рождение дерева с плода­ми) в создании образа искусства, строит зрелище на­родного балагана, театра масок.

Большое место в спектакле занимает духовная жизнь героев, ищущих человеческие контакты, содружество. Для выражения этой сферы используются приемы поэ­тического театра жеста (пантомимы), пластической им­провизации. Объединяющим началом выступает образ поэта, музыканта, автора зрелища, исполняющего сти­хотворные строфы лирических отступлений, партию фортепиано, флейты и барабана (И. Васильев).

Спектакль пространственно и ритмически четко ор­ганизован, почти по законам хореографии, при этом до­стигнута органика внутреннего поведения действующих лиц.

В процессе репетиций режиссером была разработана система упражнений по актерскому мастерству, танцу, пантомиме, ритмике. Следующий этап жизни коллекти­ва- включение в поэтическое представление слова - стихотворного и прозаического, слова-поступка, слова-исповеди, обращение к поэзии А. Тарковского, русской и зарубежной классике. Еще один путь к театру поэзии.

Современный литературный театр находится в поис­ке, Он открывает для себя заново старые и новые ма­терики поэзии и прозы.

Обращаясь к литературным произведениям высокой идейно-художественной значимости, он вносит в искус­ство энергию историко-философских, нравственных ис­каний. И тем самым расширяет емкость художествен­ного образа, обновляет сценические формы, рождая новые идеи в искусстве - в профессиональном и люби­тельском. Литературный театр наряду с другими направлениями искусства создает духовные ценности, обогащая нравственно и эстетически всех, кто с ним соприкасается,- и участников и зрителей.

Ирина Горбенко

8 мин.

Как видео и проекции помогают режиссерам и художникам погружать зрителей в спектакль, порой ставя их в неловкое положение

Актеры – герои реалити-шоу, а спектакль – подглядывание без осуждения. В конце концов, желание зрителя заглянуть в скрытую часть жизни другого человека объясняется не только любопытством, но и желанием сопоставить свои переживания с переживаниями героев спектакля. Об этом и не только – читайте в нашем материале.

Видео в театре: вуайеризм, реалити-шоу и технология охранных систем

Франк Касторф

В 90-е годы бунтарь и провокатор, немецкий режиссер Франк Касторф сделал видео частью спектакля, причем записи, которые транслировались зрителям, зачастую носили провокационный характер. Практически во всех его постановках на сцене есть один или несколько больших экранов. Касторф часто обращается к классическим произведениям и превращает их в реалити-шоу. В происходящем на сцене – эпатаж и штампы из поп-культуры, а в персонажах узнаются герои современности.

Например, действие спектакля «Мастер и Маргарита» по роману Булгакова переносится в современный мегаполис – с высотками, машинами и бурной ночной жизнью. За актерами повсюду следуют камеры – когда они уходят за кулисы, на экране, установленном на сцене, транслируется все, что происходит с героем. Таким образом режиссер-провокатор заставляет зрителя подглядывать – как в настоящем реалити-шоу. Иногда на экраны выводятся заранее снятые записи – то, что осталось вне страниц классических произведений.

Спектакль «В Москву! В Москву!», режиссер – Франк Касторф, театр Фольксбюне (Берлин).
Источник: Фольксбюне, фото – Thomas Aurin

Кэти Митчелл

Британский режиссер Кэти Митчелл регулярно использует в своих спектаклях видео, работая на грани театра и кино. Митчелл пользуется приемом, выводя на экраны крупные планы персонажей, благодаря которым можно разглядеть не только взгляд или жест, но даже морщинки или мельчайшие изъяны. Если добавить к этому провокационность темы, например, в «Желтых обоях» (Шаубюне, Берлин) режиссер исследует послеродовую депрессию, получается крайне интимный разговор между героем и зрителем. Камера следует за героями повсюду – вот героиня лежит в постели с мужем, вот она принимает ванну, вот на стену с обоями проецируются ее страхи – все это на экранах демонстрируется крупным планом. Если зрители хотят реалити-шоу, они его получат, но с одним условием – им покажут всю жизнь героини, а не смонтированную для телевидения картинку.

Спектакль «Желтые обои», режиссер Кэти Митчелл, Шаубюне (Берлин).
Источник: Шаубюне, фото – Stephen Cummiskey

Константин Богомолов

Видео и проекции – частые атрибуты спектаклей режиссера Константина Богомолова и художника Ларисы Ломакиной. Авторы используют возможности видео сразу для нескольких целей, в том числе, чтобы продемонстрировать жизнь героев за сценой. В его «Карамазовых» появлению героев предшествует их проход по белому коридору – прием, который часто используется на телевидении. На видео попадает и то, что осталось за кадром спектакля – когда полицейские приезжают арестовывать Митю Карамазова, на экране видно, как два героя поднимаются по лестнице многоэтажного дома, звонят в дверь, а ее им открывает сам Богомолов в халате.

Спектакль «Карамазовы», режиссер – Константин Богомолов, МХТ им. А.П. Чехова.
Источник: МХТ им. А.П. Чехова, фото – Екатерина Цветкова

Мурад Мерзуки

Несмотря на активное использование новых технологий в театре, возможности видео и проекций еще долго не исчерпают себя. Театр будущего сможет использовать датчики движения, которые будут реагировать на действия героев и давать «умную картинку» или реагировать проекцией. В этом направлении работает французский хореограф Мурад Мерзуки. В прошлом году фестиваль «Территория» представил его танцевальный спектакль Pixel («Пиксель»). Постановка проходит в виртуальном пространстве: пол и стена за сценой представляют собой экран, выводящий 3D-изображение, которое позволяет создавать оптические иллюзии – так, танцоры словно парят в воздухе.

Спектакль «PIXEL / Пиксель», хореограф – Мурад Мерзуки, Национальный хореографический центр Кретей и Валь-де-Марн / Компания Käfig (Франция).
Источник: фестиваль «Территория», фото – Laurent Philippe

5 российских спектаклей, которые сложно представить без видео и проекций

«Гамлет. Коллаж», Театр Наций
Режиссер – Робер Лепаж

В своем первом российском спектакле «Гамлет. Коллаж» Лепаж использует сцену-куб, придуманную им в начале 90-х. В этом кубе есть двери и вынимающиеся элементы, однако декорации оживают только тогда, когда на них проецируется изображение. Удивительно, как пространство, по сути состоящее из трёх поверхностей, превращается то в мрачную комнату Гамлета, то в роскошный обеденный зал замка, то в реку, в которой топится Офелия.

Спектакль «Гамлет. Коллаж», режиссер – Робер Лепаж, Театр Наций.
Источник: Театр Наций, фото – Сергей Петров

«Дракон», МХТ им. Чехова
Режиссер – Константин Богомолов

В «Драконе» по обеим сторонам сцены установлены камеры, которые выводят на экран над сценой крупные планы – таким образом, даже сидящие на балконе зрители видят выражения лиц героев, которые часто говорят одно, а их мимика при этом выражает другое. Кроме того, проекции дают свет – то ярко-белый, то красный, то розовый. «Красный цвет, выцветая, становится розовым» – эта фраза появляется на стене после одной из сцен. Пролитая героем кровь, в итоге выцветает и превращается в гламурное розовое пятно – опять же, не без помощи световых проекций.

Спектакль «Дракон», режиссер – Константин Богомолов, МХТ им. А.П. Чехова.

Устройство сцены.

Источник: «Что есть что? Справочник-словарь для молодого человека» Петр Монастырский

Арьерсцена. Задняя часть сцены, служащая резервным помещеньем для хранения декораций.

Колосники. Верхняя часть, расположенная над планшетом сцены. Основной элемент колосников настил брусьев, смонтированных на соответствующем расстоянии друг от друга. Такое их положение позволяет осуществлять подъем или спуск декораций и других элементов идущего спектакля. Над и под колосниками устанавливаются блоки для двигающихся тросов, осветительные приборы и все, что необходимо упрятать от глаз зрителей.

Планшет. Пол в сценической коробке. Кладется он, таким образом, чтоб в нем не было щелей. Это связанно с охраной здоровья, с безопасностью для ног. В драматических театрах планшет делают с врезными поворотными кругами и концентрическими кольцами. Такая «малая механизация» позволяет решать дополнительные творческие задачи.

Кольцо-круг. Одним из важнейших элементов машинерии на сцене является круг, врезанный в планшет и вращающийся вровень с неподвижной частью планшета. В последние три- четыре десятилетия появилось в сценической машинерии еще и кольцо. Оно может вращаться вместе с кругом, если его крепят соответствующими креплениями. Если в этом есть необходимость, оно может вращаться автономно от круга. Эта сложная механика помогает решать многие сценографические идеи художника и режиссера. Особенно когда круг, допустим, движется по часовой стрелке, а кольцо – против часовой. При правильном использовании этих средств могут возникнуть дополнительные видеоэффекты.

Авансцена. Часть сцены, несколько выдвинутая в зрительный зал. В драматических театрах служит местом действия для небольших сцен перед закрытым занавесом, являющихся связным звеном между основными картинами спектакля.

«Карман». Удобные служебные помещения по обеим сторонам сценической коробки, где, во-первых, могут храниться элементы сценического оформления спектаклей текущего репертуара, во-вторых, монтироваться движущиеся фурки, на которых собирают нужные декорации для подачи на сцену, чтобы на их фоне мог быть сыгран следующий эпизод. Таким образом, пока левая фурка задействована в спектакле, правая загружается для следующего эпизода. Такая технология обеспечивает динамику смены «места действия».

Кулисы. В театре часть подвесной декорации, часть «одежды сцены». Расположены по бокам сценической коробки, параллельно или под углом к порталу, ограничивают игровое пространство, маскируют стоящую по бокам сцены декорацию, прикрывают боковые пространства сцены, скрывая техническое оборудование, осветительную аппаратуру и артистов готовых к выходу. Кулисы делают невидимым то, что за ними.

Портал сцены. Вырезы в передней стене сцены отделяющие ее от зрительного зала левый и правый порталы образуют так называемое зеркало сцены. Кроме постоянных каменных на сцене есть два подвижных, при их помощи сцена может сокращаться в размерах.

Зеркало сцены. Прием в архитектурном портале, отделяющем сценическую коробку от зрительного зала.

Декорация. В наши дни при решении художественного оформления спектакля предпочтительней говорить о сценографии, а не о декорации. Сколько существует театр, декорация к спектаклям была обязательной составной частью лишь как характеристика места действия. К этому обязывали, во-первых, назначение спектакля, в котором актеры рассказывали сюжет. Во-вторых, авторские ремарки обязывали оформить их по подсказке место действия. Но с тех пор как в театре появилась фигура режиссера, все стало меняться в сторону создания образа спектакля, эмоционального его толкования… Театр перестал быть прямолинейным зрелищем, он заговорил иносказаниями, намеками. Элементарная декорация в этом случае уже пригодиться не могла: она не могла обеспечить сколько-нибудь интересного союза сцены и зрителей. В новых условиях нужной стала уже сценография, которая с течением времени стала все больше завоевывать сердца и зрителей, и самых больших художников-создателей спектакля.

Одежда сцены. Обрамление сценической коробки, состоящие из кулис, падуг, задника. Падуги закрепляются над планшетом на горизонтальных штанкетах. Они «прячут» все хозяйство, располагающееся вверху, подзор тоже падуга, но он располагается ближе к зрителю и прикрывает батарею и первый софит. Половиками прикрывают дощатый не очень привлекательный на вид деревянный пол, в каждом серьезном театре таких комплектов бывает несколько, в зависимости от обстоятельств. Как правило, одежда сцены удовольствие довольно дорогое.

Падуга. Полоса ткани такого же цвета, что и кулисы, подвешенная горизонтально в верхней части сценической коробки. Она же и перекрывает взору зрителей «техническую грязь, расположенную под колосниками (софиты, подсветки, другие элементы оформления).

Подзор. Оборка, кружевная кайма идущая по краю чего-либо. Закреплен на штанкете.

Штанкет. Деталь сценического механизма – штанга от левого до правого мостика, опускающая и поднимающая подвязные к ней элементы декораций, приводимые в движение руками или мотором.

Задник. Большое живописное полотно, которое может являться фоном для спектакля. Следует напомнить, что задник не обязательно должен быть живописным. Он иногда может являться просто частью одежды сцены. Значит, он может быть нейтральным таким же по цвету, как кулисы и падуги.

Софит. Батарея светильников, собранных в определенной запрограммированной последовательности, направленных вниз на планшет или на задник или на зрительный зал, или на разные части сценической коробки.

Рампа. Длинный низкий барьер вдоль авансцены, скрывающий от зрителей осветительные приборы, направленные на сцену.

Просцениум. Сценическое пространство перед занавесом. Просцениум это и дополнительная площадь, которая может быть использована для интермедий, заставок между картинами, для общения со зрителями.

Занавес. Завеса, которая отделяет сцену от зрительного зала, после каждого действия завеса, чтоб после антракта вновь подняться. Кроме основного занавеса, в больших театрах есть еще супер-занавес, висящий на первом штанкете и занавес противопожарный, который после каждого спектакля опускается, чтобы отгородить сцену от зрительного зала. Каждый день перед началом спектакля противопожарный занавес поднимается и висит там, наверху, в боевой готовности, на случай пожара.

Введение

Современный сценический язык своим возникновением обязан не только процессам обновления, происходившим в драматургии и актерском искусстве на рубеже веков, но и реформе сценического пространства, которую одновременно совершила режиссура.

В сущности, само понятие сценического пространства, как одной из структурных основ спектакля, возникло в процессе эстетической революции, начатой натуралистами в прозе и на театре. Еще у мейнингенцев в 70-е годы прошлого века их писаные декорации, тщательно выверенные и приведенные в соответствие сданными, которыми располагала тогда историческая наука, учитывавшие даже новейшие открытия археологов, были тем не менее всего лишь фоном для игры актеров. Функции организации – такой или иной – пространства сцены исторически достоверные декорации мейнингенских спектаклей не выполняли. Но уже в Свободном театре Антуана, равно как и у немецких или английских режиссеров-натуралистов, декорация получила принципиально новое назначение. Она перестала выполнять пассивную функцию красивого фона, перед которым развивается актерское действие. Декорация взяла на себя куда более ответственную миссию, заявила претензию стать не фоном, а местом действия, тем конкретным местом, где протекает жизнь, схваченная пьесой, будь то прачечная, трактир, ночлежка, мясная лавка и т. п. Предметы на сцене, мебель у Антуана были настоящие (не бутафорские), современные, а не музейные, как у мейнингенцев.

В развернувшейся впоследствии сложной и острой борьбе различных художественных направлений в театральном искусстве конца XIX-начала XX. сценическое пространство всякий раз по-новому интерпретировалось, но неизменно воспринималось как мощное, а подчас и решающее средство выразительности.

Организация сценического пространства

Для осуществления театральной постановки нужны определенные условия, определенное пространство, в котором будут действовать актеры и располагаться зрители. В каждом театре- в специально построенном здании, на площади, где выступают передвижные труппы, в цирке, на эстраде - всюду заложены пространства зрительного зала и сцены. От того, как соотносятся эти два пространства, каким образом определена их форма и прочее, зависит характер взаимосвязи между актером и зрителем, условия восприятия спектакля.Это деление является отправным в сценографическом решении спектакля. Типы взаимоотношения актерской и зрительской части театрального пространства исторически изменялись («шекспировский театр», сцена-коробка, сцена-арена, площадной театр, симультанная сцена и т.д.), и в спектакле это находит отражение в пространственной заданности театрального произведения. Здесь можно выделить три момента: это архитектурное деление театрального пространства на зрительскую и сценическую часть, иначе говоря, географическое деление; деление театрального пространства на актерскую и зрительскую массу, а значит, и взаимодействие (один актер и зал, наполненный зрителем, массовая сцена и зрительный зал и т.д.); и, наконец, коммуникационное деление на автора (актера) и адресата (зрителя) в их взаимодействии. Все это объединяется понятием сценографии – «организация общего театрального пространства спектакля». Непосредственно термин «сценография» часто употребляется как в искусствоведческой литературе, так и в практике театра. Этим термином обозначают и декорационное искусство (или один из этапов его развития, охватывающий конец ХХI – начало ХХ вв.), и науку, изучающую пространственное решение спектакля, и, наконец, термином «сценограф» обозначают такие профессии в театре, как художник-постановщик, художник-технолог сцены. Все эти значения термина являются верными, но лишь постольку, поскольку они очерчивают одну из сторон его содержания. Сценография – это вся совокупность пространственного решения спектакля, все то, что строится в театральном произведении по законам визуального восприятия.

Понятие «организация сценического пространства» является одним из звеньев теории сценографии, и отражает взаимоотношение реального, физически заданного, и ирреального, формируемого всем ходом развития действия спектакля, сценического представления. Реальное сценическое пространство определяется характером взаимоувязанности сцены и зрительного зала и географическими особенностями сцены, ее размеры, технической оснащенностью. Реальное сценическое пространство может диафрагмироваться кулисами, падугами, уменьшаться по глубине «завесами», т. е. оно изменяется в физическом смысле. Ирреальное сценическое пространство спектакля изменяется за счет взаимоотношения масс пространства (света, цвета, графики). Оставаясь физически неизменным, оно в то же время меняется в художественном восприятии в зависимости от того, что изображено и как заполнено сцена деталями, организующими пространство. «Сценическое пространство отличается высокой насыщенностью, - замечает Ю. Лотман, - все, что попадает на сцену, получает тенденцию насыщаться дополнительными по отношению к непосредственно-предметной функции вещи смыслами. Движение делается жестом, вещь – деталью, несущей значение» . Ощущение размеров, объемности пространства в его художественном восприятии есть отправной момент организации сценического пространства, следующим является развитие данного пространства в определенном направлении. Можно выделить несколько типов такого развития: замкнутое пространство (как правило, это павильонное строение декораций, изображающее интерьер), перспективное и горизонтально развивающееся (например, изображение при помощи писаных «завес» далей), симультанное или дискретное (показ одновременно нескольких мест действия со своим заданным пространством) и устремленное ввысь (как в спектакле «Гамлет» Г. Крега)

Сценическое пространство является по существу инструментом для игры актера, а актер, как самая динамическая масса сценического пространства, является его акцентирующим началом в построении композиционного строя сценографии спектакля.И поэтому необходимо такое понятие в теории сценографии, как «взаимоотношение масс в актерском ансамбле». оно отражает не только взаимодействие актерского ансамбля в пространстве сцены, но и его динамическое соотношение в ходе развития театрального действия. «Сценическое пространство, - как отмечает А. Таиров, - в каждой своей части есть архитектурное произведение, и оно еще сложнее архитектуры, его массы – живые, подвижные, и здесь добиться правильного распределения этих масс – одна из главных задач». Актеры в ходе сценического представления постоянно образуют отдельные смысловые группы, каждый актер-пресонаж вступает в сложные пространственные отношения с другими актерами, со всем игровым пространством сцены, в ходе развития действия пьесы варьируются составы групп, их массы, графика построения, выделяются светом и цветовым пятном отдельные актеры, акцентируются отдельные фрагменты актерских групп и т.д. Эта динамика актерских масс во многом уже заложена в драматическом материале спектакля и является главным в создании театрального образа. Актер неразрывно связан с окружающим его миром предметов, со всей атмосферой сцены, он воспринимается зрителем только в контексте сценического пространства, и на этом взаимоопределении строятся все художественно значимые образы пространственных отношений, сама динамика регулирования масс, визуально значимой среды спектакля с точки зрения эстетического восприятия.

Три названных понятия являются звеньями единой системы упорядочения масс сценического пространства и образуют композиционный уровень теории сценографии, который определяет взаимоотношение масс (тяжестей) в пространственном решении спектакля.

Следующим композиционным планом сценографии является колористическая насыщенность спектакля, которая обусловлена законами распределения света и цветовой палитры сценической атмосферы.

Свет в театральном произведении проявляется в своей внешней форме в первую очередь как общая освещенность, общая насыщенность пространства спектакля. Внешний свет (театральных осветительных приборов или естественная освещенность на открытой сценической площадке) призван высветить объем сцены, насытить его светом, главное – сделать его видимым. Второй задачей является общее световое состояние, определенность времени действия, создание настроения спектакля. Внешний свет также выявляет форму, цветовую палитру организуемого сценического пространства и действующего в нем актерского ансамбля. Все это должно быть включено в понятие теории сценографии «внешний сценический свет».

Колористическое многообразие проявляется в цветовой определенности всех сценических предметов, объемов, в цветовой гамме завес, в костюмах актеров, в гриме и т.д. Все это должно найти свое отражение в понятии «внутренний свет сценических форм», которое сконцентрирует общею закономерность цветовых взаимодействий в сценическом пространстве.

Внешний и внутренний свет (цвет) разделить полностью можно только теоретически, в природе они неразрывно увязаны, а на сцене это находит свое выражение в свето-цветовом взаимодействии цветовой гаммы масс пространства, включая костюм, грим актера и световые лучи театральных прожекторов. Здесь можно выделить несколько основных направлений. Это выявление сценического пространства, где каждая деталь должна быть проявлена или «уведена» в глубину пространства в зависимости от логики действия театрального представления. Взаимопроникновением света и цвета масс сцены определяется в спектакле весь колористический строй. Характер свето-цветового взаимодействия зависит в спектакле также и от смысловых нагрузок в ходе развития действия. Это также участие света, световых и цветовых пятен в пространстве сцены, цветовых доминант в игровой стихии сценического представления: свето-цветовые акценты, диалогичность света с актером, зрителем и т.д.

Третьим композиционным уровнем сценографии является пластическая разработанность сценического пространства. Поскольку на сцене действует актер, то данное пространство должно быть пластически развито и должно отвечать пластике актерского ансамбля. Композиция пластического решения спектакля проявляется через пластику сценических форм – во-первых; во-вторых – через пластический рисунок актерской игры, и, в-третьих, как коррелирующее взаимодействие (в контексте развития театрального произведения) пластического рисунка актерской игры и пластики форм сценического пространства.

Переходным звеном от единой массы к пластике является тактильность поверхности, определенность фактуры: дерева, камня и т.п. В складывающейся теории сценографии содержание понятия «пластика сценических форм» должно диктоваться главным образом влиянием на предметный мир сцены динамики линий и пластики тела. Сценические вещи находятся в беспрерывном диалоге с пластическим развитием поз актеров, ансамблевых построений и т.д.

Пластика человеческого тела нашла свое отражение в искусстве скульптуры, получив в произведениях театрального творчества, особенно в балете, свое дальнейшее развитие. В спектакле пластика актерского ансамбля проявляется в построении и динамическом развитии мизансцен, которые подчиняют актеров и все сценическое пространство единой задаче, наплавленной на раскрытие содержания сценического произведения. «Пластика актерской игры» - наиболее разработанное понятие сценографии. Оно раскрывается в работах К.С. Станиславского, А.Я. Таирова, Е.Б. Вахтангова, В.Э. Мейерхольда, А.К. Попова и др.

Свое композиционное завершение пластическая разработанность сценического пространства находит во взаимодействии актерской игры и пластики сценических форм, всей визуально определенной среды спектакля. Мизансценический рисунок сценического произведения развивается в динамике действия, каждая деталь его связана с актером прямой и обратной связью, включена в развитие действия спектакля, постоянно меняется, каждый миг – это новое визуально значимое «слова» с новыми акцентами и нюансами. Многообразие пластического языка связано как с перемещением сценических масс, изменением свето-цветовой насыщенности и направленности, так и с ходом развития драматического диалога, действия пьесы в целом. Пластическое решение спектакля формируется в постоянном общении актеров с предметным миром сцены, совокупной сценической средой.

Три композиционных уровня сценографии спектакля: распределение масс в сценическом пространстве, свето-цветовое состояние и пластическая углубленность этого пространства находятся в театральном произведении в постоянном коррелирующем взаимодействии. Они образуют каждую сценическую деталь, поэтому мы можем в теории сценографии рассматривать актера, который является главным в сценографии спектакля, как определенную массу театрального пространства, находящуюся во взаимодействии с другими массами этого пространства, как цветовое пятно в общем колористическом строе спектакля, как динамически развивающуюся пластику во всем пластически углубленном пространстве сцены.

1 | |