Сладковский дирижер биография происхождение корни. Александр Сладковский: «Дирижёр в России больше, чем дирижёр

Александр Сладковский - художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан , Заслуженный артист России, Посол Универсиады-2013. Окончил Московскую консерваторию им. Чайковского и Санкт-Петербургскую консерваторию им. Римского-Корсакова. Как дирижер дебютировал в государственном театре оперы и балета Санкт-Петербургской консерватории с оперой Моцарта «Так поступают все». В 1997-2003 гг. Александр Сладковский - дирижер симфонического оркестра государственной академической Капеллы Санкт-Петербурга, в 2001-2003 годах - главный дирижер государственного театра оперы и балета Санкт-Петербургской консерватории, с 2004-2006 - главный дирижер Капеллы Санкт-Петербурга, с 2006 по 2010 - дирижер Государственного симфонического орестра Новая Россия, с июля 2010 г. - художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан.

За это время оркестры под управлением Александра Сладковского принимали участие в крупных международных и федеральных проектах и фестивалях: «Музыкальный Олимп», «Петербургская музыкальная весна», фестиваль Юрия Темирканова «Площадь искусств», Всероссийский конкурс оперных певцов Ирины Богачевой, Молодежные Академии России фонда Александра Чайковского, Родион Щедрин. Автопортрет, Young Euro Classic (Берлин), Дни культуры Санкт-Петербурга в Алматы с участием звезд оперы и балета Мариинского театра, музыкально-театральный фестиваль Почетные граждане Санкт-Петербурга - юбилею города, XII и XIII Пасхальный фестиваль, «Крещендо», Schleswig-HolsteinMusikFestival, Kunstfest-Weimar, Budapest Spring Festival 2006, V фестивале симфонических оркестров мира.

В своих концертах исполняет музыку современных композиторов: А.Петрова, Р.Щедрина, Г.Канчели, С. Губайдулиной, А.Рыбникова, С.Слонимского, Б.Тищенко, Ю.Красавина, Р.Леденева, а также сочинения молодых композиторов Москвы, Санкт-Петербурга, Казани и Екатеринбурга. Неоднократно исполнял сочинения А.Чайковского, а в марте 2003 г. дирижировал мировой премьерой его 3-ей симфонии в Большом зале Московской консерватории.

Александр Сладковский выступал в концертах с известными российскими и зарубежными солистами. Среди них Ю. Башмет, Д. Мацуев, В. Третьяков, Д. Ситковетский, Д. Герингас, Р. Аланья, А. Рудин, А. Князев, А. Менезис, М. Кабалье, Л. Казарновская, Б. Березовский, Н. Луганский, Е. Мечетина, С. Ролдугин, А. Баева.

В качестве приглашенного дирижера сотрудничает с оркестром Государственного Большого театра России, Государственным академическим оркестром России, Заслуженным коллективом России Академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии, Большим симфоническим оркестром им. П.И.Чайковского, Санкт-Петербург Камерата, с оркестром Symphonica-Siciliana(Италия), с Дрезденским филармоническим оркестром, с симфоническим оркестром Нижней Саксонии, с оркестрами Московской, Новосибирской и Белградской филармонии, с симфоническим оркестром Будапештской Национальной оперы.

В мае 2001 года в Эрмитажном театре дирижировал в концерте, данном в честь визита Ее Величества Королевы Нидерландов Беатрикс, а также дирижировал в концертах для президентов В. Путина, Дж. Буша, Б. Клинтона и М. Горбачева. Указом Президента Российской Федерации награжден медалью «В память 300-летия Петербурга». В 2003 году был номинирован на премию «Золотой софит», как лучший дирижер года. Лауреат III Международного конкурса дирижеров имени С. С. Прокофьева.

А. Сладковский является основателем и художественным руководителем шести музыкальных фестивалей в Казани: «Рахлинские сезоны», «Белая сирень», «Казанская осень», «Сoncordia», «Денис Мацуев у друзей», «Творческое открытие». Концерты первого фестиваля «Денис Мацуев у друзей» были показаны на Мedici.tv. В 2012 г. Государственный симфонический оркестр РТ под управлением Александра Сладковского записал Антологию музыки композиторов Татарстана и альбом «Просветление» (Симфония «Манфред» П. И. Чайковского и симфоническая поэма «Остров мертвых» С. В. Рахманинова) на лейблах Sony Music и RCA Red Seal Records. C 2013 г. является артистом Sony Music Entertainment Russia.

Государственный симфонический оркестр Республики Татарстан (ГСО РТ) и его художественный руководитель и главный дирижер Александр Сладковский не только стали любимыми гостями в Москве, но и получили собственный абонемент в Московской консерватории в 52 сезоне. Тонкий слушатель главного музыкального заведения страны высоко ценит музыкантов из Казани, и старается не пропустить ни одного их концерта.

Культурно-политический журнал «Э-Вести» узнал секреты того, как главе коллектива это удаётся и что подпитывает его силы. Предлагаем читателям, среди которых немало поклонников Госоркестра Татарстана, интервью с маэстро Александром Сладковским.

ЭВ : Александр Витальевич, в чём Вы черпаете своё вдохновение, как самореализуетесь? У всех ведь этот процесс проходит по-разному…

Сладковский А.В. : Более того, на разных фазах есть разные маяки, степени привязанности и притяжения. Есть разные якоря.

На сегодняшний день я черпаю своё вдохновение в красоте природы тех мест, где живу, в людях, с которыми я общаюсь, в партитурах, которые я продолжаю учить, и в книгах, которые я читаю. Наверное, это – самый большой источник вдохновения.

Всё остальное – внешнее. Семья может распасться, но то, что ты впитываешь и вдыхаешь, то, что ты слушаешь и видишь, никогда не уйдёт от тебя. Это гораздо сильнее всего остального.

Мне уже много лет… Я чувствую это. Меня сегодня вдохновляют сиюминутные радости, я пытаюсь черпать вдохновение из того, что меня окружает, не находясь в поиске каких-то особых вещей. Жизнь потрясающа тем, что она непредсказуема.

ЭВ : Что именно Вы читаете, какие темы Вас привлекают в жизни?

Сладковский А.В. : В жизни меня интересует больше всего то, что её касается. То, как правильно её устроить. В этом смысле есть какие-то изотерические вещи, которые расширяют представление о мире. Это – одна сторона моих интересов. Второй аспект, который меня привлекает – это то, как в жизни выдающихся людей реализовывали все эти практики. То есть, я с большим интересом читаю изотерическую литературу и какие-то мемуары, письма людей.

ЭВ : Ходят слухи о том, что Вы и Ваш коллектив затрачиваете массу времени и сил на подготовку каждого концерта. Сейчас есть тенденция на Западе, и она приходит в нашу страну, готовиться к выступлению за пару дней, которых якобы достаточно профессионалу. Может ли артист, как кубик, встроиться в новый музыкальный организм?

Сладковский А.В. : Я люблю проводить параллели со спортом. Был такой бразильский футболист Халк, которого завезли сюда за безумные не то миллионы, не то миллиарды рублей. Его взяли в петербургский Зенит, чтобы он вывел футбольный клуб на немыслимые высоты, к еврокубкам. Из этого получилась пародия. Это пример того, как можно бездарнейшим образом выбросить на ветер огромные средства, которые в конечном счете не частные, а наши.

Футбол, как и оркестр, это командная игра. Я в этом смысле человек ответственный, даже чрезмерно ответственный. Я понимаю, что чудес не бывает, особенно в академическом искусстве. Оркестр – организм, который должен постоянно работать в одном составе, чтобы каждый музыкант чувствовал плечо своего коллеги как в прямом, так и в переносном смысле. Чтобы все участвующие в этом процессе были заинтересованы в результате.

В чём преимущество нашего оркестра – нам удалось создать в коллективе такую атмосферу, при которой не бывает проходящих концертов. Люди относятся как к огромному достижению к тому, что они имеют возможность играть в залах потрясающие программы, с невероятными музыкантами-солистами. Это очень мотивирует, когда музыканты видят плоды своего труда. Они начинают эмоционально и интеллектуально выкладываться всё сильнее. Чем ближе музыканты друг к другу, чем чаще они выступают и чем мотивированней они как профессионалы, тем это все результативнее.

ЭВ : Скажите, пожалуйста, какой Вы дирижер в общении с коллективом, мягкий или деспотичный?

Сладковский А.В. : Сейчас это уже превратилось в ярлыки, примитивные наклейки. Этот дирижер – диктатор, этот – нет. Понимаете, самое главное – результат.

Но если бы я был злой и кровожадный, кто бы стал это сегодня терпеть и ради чего? Мы знаем примеры людей, достигавших очень высоких рангов в карьере, которые слетали оттуда за одну минуту, потому что были хамами. Это хамство они при этом маскировали под деспотичностью.

Времена сейчас непростые. Любое сказанное слово может обернуться неприятностями. Поэтому даже если я сейчас скажу Вам, что я жёсткий – конечно, я жёсткий. Если я скажу, что я мягкий – какой я мягкий? Я не могу позволить себе эту вольность.

Полководец не может быть мягким. Если он будет мягким, то он проиграет. Если ты мямля и не понимаешь то, что ты хочешь, то ты не можешь быть дирижером.

Другое дело – какой уровень культуры этого человека и насколько он может деликатно реализовать свою жёсткость. Вот в чём по-настоящему состоит искусство дирижера. Проявить волю можно разными способами. Можно шарахнуть кулаком по столу, а можно, подняв бровь (как это в своё время делали наши титаны) одним взглядом убедить сто человек моментально.

На Западе система простая – ты подписываешь контракт на несколько лет, и у тебя соблюдаются все условия. В России много особенностей: ты обязан убедить руководство в том, что твой оркестр реально приносит пользу в широком образовательном и культурном смысле. Дирижер у нас – это не только дирижер, но и человек, отвечающий за зарплаты, за инструменты. В этом есть определенная сложность, но тем интересней эта работа.

ЭВ : Вы много общаетесь с людьми, по крайней мере, в профессиональном плане – здесь и Хибла Герзмава, и Денис Мацуев, и другие певцы и дирижеры. Вы, я полагаю, не с каждым общаетесь, как Вы выбираете людей?

Сладковский А.В. : Можно, конечно, самонадеянно сказать: я выбираю их по такому-то признаку. Но непонятно, кто кого выбирает. Я бы такими категориями не разбрасывался.

Любая встреча – это провидение и Божий промысел. Я считаю, что дружба – это как Божий дар и талант. Люди, с которыми мне посчастливилось дружить или быть знакомыми, творить на одной сцене – это Божий дар.

Если ты не соответствуешь уровню людей, с которыми ты хотел бы совпасть, то ты никогда с ними не совпадёшь. Когда я был ещё совсем молодым музыкантом и учился в Москве, я смотрел на Юрия Башмета. Я восхищался им, глядя на него со стороны, а подсознательно очень хотел с ним хотя бы познакомиться. Так сложилось, что по его приглашению я с ним проработал очень много лет в его оркестре Новая Россия.

Могу сказать, что так было и с другими. Например, с Александром Чайковским. Я слушал его музыку и никогда не думал, что мы будем так близко сотрудничать и дружить. То же самое с Денисом, с Хиблой. Этот список очень большой, я не хочу всех перечислять и я боюсь кого-то обидеть, но огромное количество музыкантов, которые сегодня приезжают в Казань и выступают с нашим оркестром, высоко ценят наших музыкантов. Всё это не просто так. Так что ты искусственно ничего не можешь сделать, кроме как приблизиться к мастерству тех людей, которые могли бы быть вместе с тобой на цене. Поэтому я очень дорожу тем, что Бог даёт и тем, что благодаря моим друзьям произошло столько событий в Москве и в Казани.

ЭВ : Александр Витальевич, Вы родились в Таганроге, закончили консерваторию в Санкт-Петербурге, сейчас работаете в Татарстане и, насколько я понимаю, привязались к Казани?

Сладковский А.В. : Я пожил в разных местах, но в Казани мне очень нравится, здесь особая атмосфера. Я тут серьёзно обосновался. Здешние красоты дают мне силы, и не только они, всё вместе. К тому же в Татарстане ты можешь о многом мечтать и многое реализовывать.

ЭВ : Когда сегодня речь заходит о Татарстане, этот регион вызывает ассоциации с чем-то передовым, инновационным, каково там сегодня культуре? Ваш коллектив имеет высочайшую репутацию, но помогают ли ему условия, или это не зависит от места?

Сладковский А.В. : Вы сами ответили на вопрос. Как это ни банально прозвучит, для меня показателен рейтинг. Если говорить о региональных оркестрах, то мы – лидеры, и мы этим очень гордимся.

Результат налицо и это – следствие культурной политики, которую проводит правительство республики Татарстан и лично президент Рустам Нургалиевич Минниханов. Он очень воспитанный, цивилизованный человек и прекрасно понимает, насколько важна культура насколько важно поддерживать проекты, являющиеся национальной гордостью. Рустам Нургалиевич показывает пример другим регионам, как надо строить культурную политику и какие дивиденды приносит правильно выстроенная политика.

Дивиденды – это солисты, с которыми постоянно выступает оркестр, залы, куда приглашают артистов, звукозаписывающие и телевизионные компании и т.д. Могу Вам сказать, что при таком отношении можно делать невозможное. Я очень рад, что мне оказана высокая честь и доверие восьмой год подряд стоять во главе Госоркестра Татарстана. Наш оркестр – это визитная карточка культурной политики республики Татарстан.

ЭВ : Мне хотелось бы ещё немного коснуться кадрового вопроса, ведь Вы сами из музыкальной семьи. Насколько сегодня легко найти людей высокого профессионального уровня, которых можно пригласить в такой коллектив?

Сладковский А.В. : Конечно, если бы не было сложностей, было бы неинтересно. Сложности сейчас повсеместные, особенно они касаются духовых инструментов и школы духовиков в России. Вы знаете, что сейчас поднимается вопрос – кажется, он уже даже решен – чтобы в конкурсе Чайковского были заняты духовики. Это очень важный аспект, потому что в отличие от струнной школы, которая всегда процветала, у духовиков сегодня есть тенденция к деградации. Она сейчас обсуждается на уровне министерств, советов, разных структур, заинтересованных в том, чтобы мы не потеряли духовиков.

Но, если говорить о Татарстане, здесь есть консерватория, которая кует кадры и поставляет музыкантов. Лучшие из них занимают места в оркестре. Ротации кадров нет, состав постоянный. Это 110 человек, которые трудятся изо дня в день.

У меня главная цель – воспитывать свои казанские кадры, а не приглашать легионеров из других стран, городов, оркестров за счёт бюджета Татарстана. Я считаю это плохой тенденцией. Я уверен, что музыканты, гуляющие из оркестра в оркестр, по своей сути – наёмники. Они не радеют за честь того коллектива, где они постоянно работают. Это сложная проблема, но я считаю, что здесь есть определенный моральный аспект, который мы обязаны поддерживать и его соблюдать.

ЭВ : У Вас, наверное, много планов на будущее? Вообще, дирижеры, мне кажется, самые занятые и погруженные в профессию люди.

Сладковский А.В. : Да, иначе невозможно. Конечно, у меня всегда есть, как говорят фокусники, что-то в рукаве. Но я человек суеверный и не буду говорить конкретно, что именно. У меня есть гигантский план и я его реализую. По масштабу он как запись всех симфоний и инструментальных концертов Д.Д. Шостаковича. А, может быть, даже и больше. Я сейчас эту идею вынашиваю и думаю, как её реализовать.

Когда я её реализую со своим оркестром, это снова даст возможность говорить о Татарстане в превосходной степени. Здесь дело не в сюрпризе или мистификации, но в огромном желании объять необъятное.

ЭВ : Возможно, если конкретизировать не планы, а мечты, у Вас есть ощущение, что какая-то программа или композитор непозволительно мало исполняются?

Сладковский А.В. : Конечно, есть. Музыки столько, что в жизни невозможно всю её сыграть. И я просто-напросто исхожу в планировании из того, что я сам хотел бы делать. Например, я хочу сыграть и записать всего Малера. И мы потихонечку приближаемся к этой сверхидее.

Второй аспект – я ищу, а что в Казани ещё не звучало? Такие партитуры, чтобы показать нашим меломанам и студентам то, что они никогда не слушали будучи постоянными слушателями Госоркестра Татарстана.

Мы ни разу не играли Сибелиуса, и давно не исполнялась Симфония ре минор С. Франка, которую я вскоре исполню. На моей памяти, до моего приезда сюда не играли Восьмую симфонию Шостаковича, которой в этом году я открываю Рахлинские сезоны. Это – фестиваль, посвященный основателю оркестра Н.Г. Рахлину – великому русскому советскому дирижеру.

ЭВ : Последний вопрос, раз уж Вы говорите о зрелом возрасте… Есть ли сегодня шансы пробиться у молодого дирижера и что бы Вы порекомендовали для самореализации?

Сладковский А.В. : Я думаю, что ничего нового никому не открою – надо просто безумно этого хотеть. Причем не стать дирижером, а хотеть звучать своим корпусом, своей душой и формировать ту музыку, которую ты слышишь.

Когда мне было 28-29 лет, я начал жить с белого листа. Я оставил всё, чем я занимался раньше, ради того чтобы сделать то, что я делаю сегодня. Мне многие говорили, что я – сумасшедший, и что у меня ничего не получится. Я сам иногда не верил, что это возможно, но одновременно знал, что я всё это смогу.

Надо очень этого хотеть, без этого ничего дальше нет, и нет никаких шансов.

Родился в г. Таганрог. Окончил Московскую Государственную консерваторию им. П.И. Чайковского и Санкт-Петербургскую консерваторию им. Н.А. Римского-Корсакова.

В 2001 г. — дирижер Симфонического оркестра Государственной Академической Капеллы Санкт-Петербурга.
С 2001 по 2003 гг. — главный дирижер Государственного театра оперы и балета Санкт-Петербургской консерватории.
С 2001 по 2005 гг. — главный дирижер совместного проекта министерства культуры РФ и Санкт-Петербургской консерватории« Национальный студенческий симфонический оркестр России».
С 2006 по 2010 гг. — дирижер Государственного симфонического оркестра« Новая Россия» под управлением Юрия Башмета.
С 2010 г. — художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра РТ.
В 2012 г. — запись« Антологии музыки композиторов Татарстана» и альбома« Просветление» на лейблах Sony Music и RCA Red Seal Records.
С 2013 по 2014 гг. — приглашен для работы с оркестром Национальной академии Santa Cecilia(Рим) в юбилейных концертах, посвященных С. Рахманинову, сотрудничал также с оркестром Государственного академического Большого театра России, ГАСО России, РНО, Заслуженным коллективом России Академическим симфоническим оркестром Санкт-Петербургской филармонии, БСО им. П. И. Чайковского, Национальным филармоническим оркестром России, с оркестром Symphonica-Siciliana(Италия), Дрезденским филармоническим оркестром, Симфоническими оркестрами Нижней Саксонии и Будапештской Национальной оперы, оркестром Оперного театра Сан-Паулу(Бразилия), оркестрами Московской, Новосибирской и Белградской филармоний, Sinfonia Varsovia, с оркестром Национальной академии Santa Cecilia, с оркестром Maggio Musicale Fiorentino, Филармоническим оркестром Монте-Карло, с оркестром Concerto Budapest(Венгрия).
В апреле 2014 г. — ГСО РТ под управлением Александра Сладковского выступил в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже на церемонии присвоения Денису Мацуеву звания Посла доброй воли.
С 2014 по 2015 гг. — с ГСО РТ выступил в Большом театре России — в рамках юбилейного концерта, посвященного 10-летию фестиваля Crescendo, и в Санкт-Петербурге.
В 2016 г. — реализованы музыкальные проекты совместно со звукозаписывающей компанией« Мелодия»: запись трех симфоний Густава Малера, запись всех симфоний и инструментальных концертов Д.Д. Шостаковича.

Народный артист России(2016 г.).
Посол Универсиады 2013.

Награжден медалью« В память 300-летия Петербурга», памятным знаком — медалью« Николай Римский-Корсаков»(июнь 2015 г.), орденом« Дуслык»(октябрь 2015 г.).

Дирижер года по версии национальной газеты« Музыкальное обозрение» и «Человек года в культуре»(2016 г.).

Является основателем и художественным руководителем семи музыкальных фестивалей в Казани: «Рахлинские сезоны», «Белая сирень», «Казанская осень», «Сoncordia», «Денис Мацуев у друзей», «Творческое открытие», «Мирас».

Александр Сладковский в разделе« »

20 октября маэстро Сладковскому исполняется 50 лет. Накануне важного события мы пообщались с Александром Витальевичем.

Бывают люди, как глыбы, которые меняют судьбу любого, кто с ними встретится. Масштаб и сила их личности таковы, что после общения с ними ощущаешь, как весь наполняешься особым светом, ясной уверенностью, многогранным и свежим восприятием мироздания…

Они тебя вдохновляют, щедро делятся своими знаниями и эмоциями, сияющей радостью и безграничной любовью к тому, чем занимаются. Они могут быть разными – жесткими и добрыми, упрямыми и мягкими, но одно у них не меняется никогда. Это – ощутимость. Их невозможно не заметить. От их существования возникает огромный резонанс, и да, не побоюсь этого определения – они меняют мир.

С одним из них, дирижером Александром Сладковским, мы подружились два года назад, и с тех пор «Музыкальный Клондайк» с честным восхищением и искренним удовольствием отслеживает все события, происходящие в жизни этого талантливейшего дирижера и руководимого им коллектива – Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан. Кстати, примечательно, что и оркестр в следующем сезоне отметит свой золотой юбилей.

— Человеческая жизнь состоит из прошлого, настоящего и будущего. То, что происходит в настоящем, мы более-менее знаем, то, что ждет нас в будущем, планируем, хотя оно нам неизвестно…

Давайте начнем разговор с прошлого – истока и настоящего, и будущего. Что в прошлом сформировало Вас как личность, как человека?

— Гены, наверно. Моя фамилия, моя семья. Среда, в которой я очутился. Время, в котором я оказался, у которого тоже были свои герои, благодаря которым все мое поколение так или иначе двигалось вперед и развивалось. Если говорить о прошлом – то все стандартно: семья, среда, окружение и кумиры.

— А был ли случай, который перевернул всю судьбу? Повлиял на будущее?

— Я много раз уже вспоминал об этом. Это мое первое осознанное впечатление от концерта Юрия Хатуевича Темирканова в Большом зале Московской консерватории. Наверно, тогда этот концерт был для меня очень знаковым, потому что в тот момент я почувствовал, что хочу стать дирижером. Мне было 13 лет, и я это увидел. Потом уже спустя много-много лет я всегда это вспоминал и думал, что этот случай настроил всю дальнейшую мою жизнь.

— Темирканов, кстати, сказал замечательную фразу, что «Дирижерами становятся лет в пятьдесят или не становятся». Подходя к этому рубежу, как думаете, Вы стали дирижером?

— Ну, это надо у Темирканова спросить (смеется).

— Вы-то сами ощущаете себя дирижером?

— Да. Но дирижером во младенческом возрасте. Говорят же: в 30 лет ты еще вообще не дирижер, в 40 – только начинаешь что-то понимать, а в 50 приближаешься к тому, чтобы что-то понимать. Так говорят. Но так ведь и есть на самом деле. Во всяком случае, мне так кажется.

— А что или скорее, кто вылепил Вас как дирижера?

— Опять-таки, масса факторов и стечение обстоятельств. Среда формирует личность и профессионала, так что, во-первых, среда, во-вторых, окружение, и, конечно, та школа, в которую тебя впускают или не впускают.

Да, мне очень повезло, я поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию, которую закончили наши выдающиеся российские дирижеры, и я счастлив, что моим учителем и наставником, моим проводником в эту профессию стал Владислав Александрович Чернушенко. То есть меня, как дирижера, сложило сразу несколько факторов.

Во-первых, класс Чернушенко, поскольку он был учеником Ильи Александровича Мусина, и фантастически ставил руки на место. Чернушенко – это был человек, который, помимо всего прочего, просто поставил мне руки, а петербургская школа всегда отличалась тем, что там в первую очередь ставили руки. Во-вторых, это, конечно, Ленинград с его традицией и шлейфом Заслуженного коллектива еще Мравинского и уже Темирканова… Конечно, Кировский театр со шлейфом Темирканова и уже Гергиева.

Я попал как раз в тот момент, когда в Филармонии и в театре происходили эти тектонические сдвиги, определившие дальше не только мою жизнь, но и вектор развития российского музыкального искусства на годы вперед. Свидетелем этих перемен я как раз был, и это меня формировало. Меня формировала музыка, которая тогда звучала, дирижеры, которые приезжали, музыканты, которые выступали с этими оркестрами в знаменитых ленинградских залах…

Наверное, самая большая удача в этом смысле – это то, что я жил в Петербурге и учился там. Это была самая заветная моя мечта и самая большая удача с точки зрения среды и образования, сформировавшей очень много дирижеров и музыкантов, которые сейчас всемирно известны и несут славу российской музыкальной культуры во всем мире.

— Вы говорите – петербургская школа дирижирования… А где она сейчас? Почему у нас нет или есть так мало настоящих молодых дирижеров?

— Почему нет? Я не буду их называть, но они есть. Это же штучная профессия, их не может выпускаться десяток в год. Не может быть большого количества… Вернее, может быть, но это неправильно.

Если мы сейчас вернемся в память тех лет, о которых мы сейчас говорили, в Москве, по большому счету, было два оркестра – это Госоркестр и оркестр Гостелерадио, который стал потом БСО им. П. И. Чайковского, то есть оркестр Светланова и оркестр Федосеева…

Да, еще был оркестр филармонии в Москве, и два оркестра в Ленинграде: Заслуженный коллектив (Мравинский и потом Темирканов) и симфонический оркестр Ленинградской филармонии (им руководит Дмитриев уже многие годы). Потом это превратилось в гонку, в калейдоскоп – все стали создавать оркестры и дирижировать. Наверно, это хорошо. Но, если мы говорим серьезно о дирижировании, то, конечно, это единицы людей, которые не просто получают образование и становятся дирижерами, а оставляют после себя какой-то след.

Очень много дирижеров было в советское время, но мы помним три – четыре фамилии настоящих титанов, и это нормально. Поэтому – никуда молодые дирижеры не делись, они есть. Просто их не может быть много. Это абсолютно естественный отбор. И их столько, сколько надо. Школа – она ведь никуда не девается. Она самовоспроизводится. Даже если она разрушается (а она – не разрушается), она воспроизводится.

Вот Гергиев – не преподает в консерватории, но дает мастер-классы в мире. Он – прямой потомок Мусина. Он его ученик плоть от плоти. И передает дальше то, чему тот учился у Гаука, собственно, отсюда и берется ленинградская школа. Это долгая история, я могу об этом говорить часами…

Так что я считаю, что дирижеров вообще не должно быть много, даже молодых. История сама показывает, что людей, которым это по-настоящему по силам – единицы. И они в истории остаются. Я однажды летел в самолете и познакомился с девушкой, и она мне очень польстила. Это было очень давно. Я ей сказал – «Знаете, я дирижер». А она ответила – «Боже мой, это так здорово! Я Вам могу сказать, что ведь академиков-то больше чем дирижеров!». Да, это правда.

— Настоящих дирижеров – от Бога – действительно мало. Многие переходят от своей профессии к дирижированию, и потом ничего хорошего из этого не получается.

— Никто же не может лишить права делать человека то, что он хочет. Если он в состоянии, и примеров таких у нас много, создать оркестр, прославить этот оркестр, если у него есть потенция и силы осуществить это, почему бы нет? Другое дело, что я пережил два десятилетия, когда смысл профессии очень девальвировался. Но, тем не менее, я уверен, что любой такой спад все равно приводит к какому-то подъему, это совершенно нормально.

— В своей жизни Вы повстречали много выдающихся людей. Кто из них оставил наиболее яркий след в душе? Вообще, не только в музыке?

— Леонид Михайлович Рошаль. Алексей Герман-старший. Мне посчастливилось у него сниматься. У меня был очень сложный период в жизни, и он меня к жизни вернул.

— Что это был за фильм?

Александр Сладковский. Фото – пресс-служба ГСО РТ

— «Хрусталев, машину!». Предпоследний его фильм. Я там играл очень короткую эпизодическую роль, которая снималась десять лет. Я постарел за это время. Врасплох меня вопрос застал… Еще Александр Розенбаум. Да, были фазы такие в жизни. Это совершенно другой мир, но это все равно человек, с которым я общался…

Дальше, скорее всего, все-таки люди, связанные с музыкой. Из таких глыб, встречи с которыми были незабываемыми, и оказывающими влияние – а это бесконечный список людей, которые повлияли по-настоящему на представление, на слышание, – все связаны с музыкой.

— Никогда не возникало желания пообщаться с кем-нибудь из великих людей, композиторов прошлого? Вопросов не было по партитурам?

— Нет. Я, конечно, могу сейчас придумать что-нибудь заумное и сказать: да, я хочу пообщаться… Но для меня бесспорный гений каждого из них заключается в том, что у них все сказано в музыке. И к ним у меня нет никаких вопросов. У меня масса вопросов к современным композиторам, но, к счастью, я могу им их задать. Правда, мне это неинтересно, и я их не задаю совершенно по другой причине.

А если говорить о совершенных партитурах, если говорить о гениях, которых мы играем постоянно, с которыми мы соприкасаемся, – у них все сказано до последней ноты. Хотя, конечно, некоторый момент фетишизма присутствует так или иначе, но это совсем другое. В этом смысле Петербург, конечно, для меня совершенно мистический город. Это уникальный город, когда ты ходишь по этим улицам мимо дома, где умер Чайковский, или по консерватории, в которой он учился… Та же самая история с Римским-Корсаковым, или, бродя по коридорам Капеллы, представляешь, что в этом кабинете Глинка сидел.

Но у меня никогда не было к ним вопросов, к этим личностям. Они настолько для меня всегда были данностями, абсолютными кумирами, и я все время чувствовал их присутствие, да, и в этом смысле ощущение такого прикосновения к этим людям – оно, бесспорно, есть. Благодаря тому, что сохранились эти места. Или, допустим этот маленький домик в лесах на берегу озера Вертерзее, где Малер закончил Четвертую симфонию, и создал еще четыре…

В этом домике сохранились даже ручки медные на окнах, и его хранитель мне сказал – «Вот это он точно трогал». И, когда ты к этому прикасаешься, в тебе происходит что-то необъяснимое: это из области эмоционального прикосновения к тому, что тебе невероятно дорого и тобой очень любимо. В этом смысле эту связь я постоянно ощущаю, а вопросов у меня к ним нет.

— Интересное совпадение, Вам исполняется 50 лет, и оркестр Республики Татарстан, возглавляемый Вами, входит в юбилейный, 50-ый сезон…Можно сказать, Вы с оркестром – ровесники. Насколько близок Вам этот коллектив?

— Я отношусь к нему как к члену своей семьи. Для меня это часть моего бытия, и я думаю, что, если бы был другой оркестр, я бы делал то же самое, потому что в этом – мое кредо. А если к этому относиться иначе, то очень мало шансов добиться того, что нам удалось достичь. Когда ты относишься к этому как к части себя самого, с огромной любовью и бережно, тогда и возникает тот самый эффект, который дает совершенно уникальный мгновенный рост.

— Ну, не мгновенный, это произошло минимум за пять лет..

— Я имею в виду, что с точки зрения 50 лет – мгновенный. И я очень рад, что за пять лет нам это удалось.

— В юбилейный сезон оркестр вступает концертом с участием мировой звезды Леонидаса Кавакоса. И дальше – судя по программе, уровень не снижается: в репертуаре юбилейного сезона – великолепные концерты с участием Юрия Башмета, Дениса Мацуева, Екатерины Мечетиной, Венеры Гимадиевой, Ильдара Абдразакова, молодых талантливых артистов – Андрея Гугнина, Гайка Казазяна, Златы Чочиевой, Дмитрия Маслеева.

А чтобы уж совсем добить нас, московских меломанов, Вы делаете такую «Белую сирень», что дух захватывает: к вам приезжают Миша Дамев, Николай Луганский, Денис Мацуев, Владимир Федосеев… И Михаил Плетнев в Казани уже освоился за роялем! Такое впечатление, что Казань в культурном разрезе становится привлекательнее, чем Москва.

— Нет, это невозможно…

— Почему?

— Потому что десятилетиями складывалась традиция, и за пять лет невозможно ее изменить.

— Раньше же этого не было!

— Да, не было. И у нас есть исторический уникальный шанс этот стереотип провинции и столиц привести в какой-то баланс. Потому что Россия огромная, и, чем больше будет центров притяжения, чем больше будет таких институций в России, тем она будет объемнее.

Очень хорошая тенденция всегда была во Владивостоке, Новосибирске, Красноярске, Екатеринбурге, в Поволжье, там есть эта культурная ось. Там вообще много оркестров, и никто не мешает сделать хороший оркестр, просто этим никто никогда всерьез не был озабочен. Считалось, что, если это провинция, как-нибудь перебьемся, без хорошего оркестра… А на самом деле если этот город – столица республики (Казань ведь столица республики), или крупный областной центр, ничто не мешает сделать то же, что сделали мы.

Мне кажется, весь вопрос заключается в том, каковы амбиции людей, которые представляют эти регионы, и насколько они заинтересованы в этом. Конечно, желательно, чтобы там существовали определенные инфраструктурные условия, такие, к примеру, как наличие консерватории, колледжа, десятилетки. Там, где есть кузница кадров, больше шансов. Но это надо делать, и это возможно делать, надо найти подходы, убедить руководство, надо получить возможности материальные, чтобы жизнь музыкантов сделать лучше, чтобы они не чувствовали себя ущербными…

Это все очень большой длительный процесс. Но никто не мешает нигде никому этого делать. Вот мы – убедительный пример. Пять лет назад нас просто не было на музыкальной карте. Ну, не было. Оркестр, конечно, был, но его как бы и не было, хотя он существовал 45 лет к этому времени.

— Все равно нужна поддержка власти.

— Без поддержки власти, конечно, ничего не может быть, но вопрос-то в том, что никто из больших руководителей никогда не придет к тебе и не скажет: миленький, чем мы можем тебе помочь? Проблема в том, что люди этого ждут. В данном случае надо самому идти к руководителю и напрямую честно говорить, что есть необходимость в том-то, в том-то и том-то, но для того, чтобы тебя услышали, ты должен иметь авторитет. Ты должен иметь основания ставить серьезный вопрос.

Без этого ничего не может быть. Поэтому для того, чтобы руководить, надо иметь – кстати, к вопросу о дирижерской профессии – авторитет и понимание, зачем это надо, в том или конкретном регионе, и идти уже с конкретными предложениями и ясным представлением, а что бы ты хотел? И как ты это представляешь, чтобы это здесь работало и развивалось. Да, это очень сложно, но другого пути нет.

— Но без личного влияния и личных связей это не было бы возможно.

— Нет, конечно. В России вообще невозможно ничего без личных связей.

— Если бы не сила и харизма Вашей личности, вряд ли бы это произошло…

— То же самое я могу сказать о Гергиеве, Плетневе, Спивакове, Башмете, всех этих титанах, без которых вообще не было бы того, что мы имеем. Конечно, все упирается в личность. Фокус в том, чтобы постараться на ровном месте сделать то, что имеет вес, правду, силу и авторитет. Надо к этому стремиться. Не просто дирижировать. Дирижировать умеют многие.

– Возвращаясь к планам оркестра на юбилейный сезон. Накануне 110-летия Дмитрия Шостаковича готовите что-то особенное? Ведь этот композитор, как и Малер, имеет для вас особое значение?

— К этому юбилею хочу сыграть весь цикл симфоний и инструментальных концертов – мы распределяем эту работу на два года, на этот сезон и следующий. Мало того, в будущем году на фирме «Мелодия» планируется запуск глобального проекта – записи нашим оркестром всех симфоний и инструментальных концертов Шостаковича.

Могу сказать, что региональные оркестры такие амбициозные проекты еще не осваивали. Я думаю, нам хватит силы и ресурсов, чтобы сыграть и записать это уникальное сокровище. И это будет абсолютно бесценной школой, базой для оркестра на многие годы вперед. Такая практика у нас уже была: два сезона назад мы исполняли все симфонии Бетховена, в прошлом сезоне – все симфонии Чайковского, мы переиграли все симфонии Брамса. Частично, очень серьезно продвинулись в симфонический цикл Малера, сейчас начинаем осваивать Брукнера.

И мне очень приятно, что Валерий Гергиев снова пригласил нас в следующем сезоне в Мариинку-3, и мы будем играть два вечера австрийской музыки. Я считаю, что для нашего оркестра это выдающееся предложение, очень важное, то, что мы играем Моцарта, Бетховена, Брукнера и Малера в два вечера в концертном зале Мариинского театра.

— А 7-я Малера?

— Всему свое время. Шестая и Седьмая еще не охвачены.

— Было бы здорово записать и Малера.

— С Малером гораздо сложнее. Но посмотрим. Меня всегда один аспект интересует – если есть ресурс сделать, то мы, конечно, это сделаем.

— Вы говорили как-то, что собираетесь делать концертную постановку оперы Чайковского «Иоланта». А вообще в этом направлении собираетесь развиваться? То есть оперу исполнять?

— Поскольку есть оперный фестиваль, то он предполагает, что когда-то будут оперные постановки (улыбается). Если бы не было желания, мы бы и не делали это. Это ведь нормальная мировая практика.

В любом оркестре, как минимум, раз в сезон идет опера. Это прекрасно, это очень важно для симфонического оркестра – примерять на себя фрак оперного оркестра. Это необыкновенно развивает музыкальную культуру. Это другой масштаб мастерства. Я обожаю оперу, и, конечно, в планах это есть.

Все упирается только в возможности – для того, чтобы делать оперу, нужен хор, нужен ансамбль солистов, а это все проблематично, потому что хора у нас нет, с ансамблем солистов всегда какие-то сложности. С певцами даже в репертуарных театрах не так просто и не так гладко все бывает. Так что постепенно, шаг за шагом…

Я бы очень хотел поставить в Казани одну из любимейших моих опер, «Иоланту», и это будет в следующем году. Будет обязательно.

— В России оркестр РТ уже завоевал репутацию как один из лучших оркестров страны. А что с покорением мировых площадок?

— В юбилейном сезоне у нас очень много планов в этой связи. Это и «Безумные дни» Рене Мартена в Нанте, и, надеюсь, в Японии в 2016 году. И, конечно наши совместные действия с моим другом, нашим партнером Денисом Мацуевым, с которым планируются как минимум два больших тура, в сентябре 2016 года, и большой европейский тур в декабре 2016 года, а это в том числе Прага, Будапешт, Франкфурт-на-Майне, и самая главная точка в этом турне – венский «Мюзик ферейн».

Да, это тоже в планах. Мне кажется, что это – очень важная и неотъемлемая часть нашей работы для паблисити России и Татарстана в мировом музыкальном пространстве. Да, сейчас мы имеем творческие ресурсы, которые позволяют на серьезном уровне говорить о настоящих ангажементах и партнерах. И мы будем также неуклонно в грядущей пятилетке выходить на мировой уровень – в этом я вижу очень большой смысл.

— По поводу паблисити. Читаю с удовольствием Ваш блог на сайте казанского портала «БИЗНЕС Online», и поражаюсь точности, наполненности и грамотности текстов. Честно, Вы сами пишете или Вам помогают? И как находите время еще и на это?

— Спасибо большое! Это прямая речь, которую оформляет редактор. Что-то сразу получается легко, а что-то приходится переделывать, переосмысливать, переструктурировать… Бывает всякое, бывает по-разному, но это часть моей работы. На все должно хватать времени.

Александр Сладковский. Фото – пресс-служба ГСО РТ

В Татарстане очень уважают оркестр. Это действительно не какой-то придуманный раздутый, но заслуженный последовательным трудом авторитет. И для меня огромная честь, что это не просто отношение ко мне как к руководителю этого оркестра, а отношение ко мне, как к представителю всей отрасли, потому что за нами следом идут огромные количества учреждений культуры, наших коллег, авторитет которых благодаря нашим активам и каким-то важным прорывам сейчас тоже растет, их зарплаты растут, и мы не можем этого не отмечать и этим не гордиться.

То, что Вы сказали про мой блог – это часть той самой работы, которая и является связующим звеном между публикой, между социумом, между людьми, потребителями этой продукции и музыкантами. Очень хорошо, что эта возможность есть, но она тоже не с неба упала. Это всё результат очень больших задумок и их воплощений.

— У Вас бывают такие моменты, что кажется, мир рухнул, ничего не получается, но надо дальше идти? Что Вам помогает справляться в таких ситуациях?

— Жена. Когда рушится весь мир, мне помогает только один человек.

— Вам все в себе нравится или что-то хотели бы изменить?

— Мне не нравится то, что я бываю очень прямолинейным и нетерпеливым. Да, и мне это не нравится. Но я ничего не могу с собой поделать. У меня нет времени на то, чтобы терпеть фальшь, у меня нет времени на то, чтобы терпеть непрофессионализм. У меня нет времени на то, чтобы участвовать в каком-то чужом эксперименте. Я в этом смысле, правда, очень нетерпелив. И, если бы я был более сдержанным, я бы, наверно, меньше успел. С одной стороны, это мой недостаток, с другой стороны, наверно, и то, что относится к моим достоинствам. Поскольку я Весы, все очень противоречиво.

— Сладковский-дирижер уже хорошо нам знаком и представлен. А вот Сладковский-человек, что любит делать, когда выдается свободная минутка?

— Поспать. Погулять. Подышать воздухом. Побегать, заняться спортом, но так, очень в легкую, с удовольствием, без всякого напряжения. Это так заряжает!

— Как будете отмечать юбилей?

— Концертом на сцене. Друг мой любимый в Казань приезжает, Денис Мацуев, и мы проводим двухдневный фестиваль «Денис Мацуев у друзей». В первый день играем только Прокофьева: Мацуев исполнит 2-й Концерт, а мы – сюиту из музыки к балету «Ромео и Джульетта». И это все про любовь.

А в мой день рождения 20 октября – это будет второй концерт фестиваля – мы играем с Денисом Первый концерт Петра Ильича, и потом сюиту из музыки к балету «Щелкунчик». Я обожаю эту музыку, я обожаю эту сказку, и, как «Ромео и Джульетта» фантастически прекрасна с точки зрения идеи и мысли о том, что любовь – это что-то совершенно неповторимое, и ради этого мы живем, так же и «Щелкунчик» для меня – это чистый символизм.

Это первый балет, который я дирижировал в своей жизни – из балетов Чайковского «Щелкунчик» был у меня первым. Конечно, идея победы над крысиным королем и перерождения – это волшебство, это тоже любовь, которая делает невозможное возможным. Вот, собственно, я так и буду встречать свой юбилей – в кругу семьи, с ближайшими друзьями и музыкой про любовь. Думаю, что будет хорошо.

— А что было бы для Вас лучшим подарком?

— Я себе лучший подарок и выдумать бы не мог – к 50-летию я бросил курить. Я сделал себе лучший подарок, который только можно придумать.

Худрук Госоркестра Республики Татарстан - о Караяне, нездоровой любви общества к разоблачениям и тирании дирижеров.

Не так много культурных явлений в России, возникших буквально на наших глазах: одно из них - возрожденный из пепла Госоркестр Республики Татарстан, сделанный «от и до» дирижером Александром Сладковским за семь лет.

А ведь это так важно - видеть творческий организм на взлете: то они «берут высоту» с симфониями Брукнера и Малера, то разбивают сезон на четыре собственных тематических фестиваля, то записывают в месячный срок (!) все симфонии Шостаковича, то покоряют лучшие залы Европы и России (как недавно произвели фурор концертным исполнением оперы «Иоланта» Чайковского).

Всё бы это могло подтолкнуть маэстро Сладковского к «бронзовению», но он как был, так и остается открытым, цельным, настоящим, а потому с ним легко безо всяческих умных словес обсудить краеугольные моменты музыкальной жизни. Итак, поехали…

«У нас с Мацуевым - лаборатория!»

Александр Витальевич, спрашиваю то, что мне самому интересно, о чем сам размышляю. Вот перед нами фигура Баха. После смерти был забыт на довольно продолжительное время.

Потом его «реанимировали», и с тех пор он становится основой основ. Но дело ведь не только в красоте музыки, он создает зону актуальности, порождает смысловые цепочки, которые можно передавать дальше и дальше…

Слушай, для исполнителей Бах - это в чистом виде история музыки, такая какая есть, без приукрас. История стилей. Архитектура музыки. И тут музыканты - счастливые дети, которым свыше преподнесли такие невероятные подарки в лице Баха, Генделя или Моцарта.

Тут пример Дениса Мацуева очень показателен. Вот говорят, что «Мацуев - рахманиновский интерпретатор». Это не совсем так. Я с ним что только не играл - от Моцарта до Стравинского и Щедрина, - пережил всё это от корки до корки. В чем его сила?

Вот говорят - «а он - паблисити», «его приглашают на телеканалы», «а он там шутит», - вот потому и приглашают, потому что это - абсолютный уникум, который владеет любым стилем. И я сам тоже к этому стремлюсь - постижению стиля.

И для меня тот же Бах - с чего мы начали разговор - это не просто красивая музыка. Это сотканная история, которая теперь передается из поколения в поколение, и мы наблюдаем развитие этой стилистики.

- Много баховских и моцартовских современников ныне забыто…

Из опыта могу сказать: автоматически забывается музыка, которая не столь талантлива. Ну что может быть рядом с Чайковским или Шостаковичем? Это самые исполняемые композиторы в мире!

Вот мы играли «Иоланту» Чайковского, и там в либретто много - про слёзы. И потом солисты мне говорили после спектакля: «мы сами в шоке, еле сдерживались». У них связки сводило, горло пересыхало, ком стоял… почему? Потому что весь зал рыдал. Вот это то самое, ради чего творил Чайковский или Бах. Музыка - самый сильный способ очищения души.

- То есть здесь можно спорить с терминологией: дело не в актуальности, а в очищении…

Они очищают. И чем больше охват аудитории, тем больше для этого шансов. Возьмем Татарстан. Не случайно же на ровном месте появился такой оркестр, о котором сейчас не говорит только ленивый. Значит, был на то запрос в обществе.

И тут же нашлись средства, возможности, люди… то есть и зрители, и музыканты оказались остро мотивированы. Запрос души. И вы не представляете, сколько я сам слез пролил над пассакалиями и фугами Баха: там космический запас музыкальных кодов!.. На тысячелетия вперед.

- Вы считаете - на тысячелетия?

Думаю, да. Это как первоисточник. Основа. Можно, конечно, думать - а кто стоял рядом с ним… но история сама сделала выбор.

- Хотя сам Бах не думал, что так получится.

Никогда! Он ушел нищим, его дети умирали от голода. Бах просто творил, был такой коммуникатор: ему это всё приходило, он записывал в ноты, и спустя многие годы эта музыка всплыла на поверхность, к счастью, не была утрачена.

- И мы не можем ощущать - что останется от нашего времени, а что нет?

Нет. Ну, понятно, что музыка Шостаковича - как обожженный кирпич, проверена временем. А дальше… это загадка.

Но и из Шостаковича в цифровой век вынут уже другие смыслы, а не Великую отечественную войну и блокаду Ленинграда.

Блокада была ужасным испытанием, но правда заключается в том, что даже сейчас уже далеко не все об этом знают… да, музыка пишется в контексте времени, но гений в том и заключается, что становится шире любого контекста.

Мравинский говорил: важно - не сколько дней ты провел за партитурой, а сколько ночей. Как вы для себя открываете дирижера? Как с ним общаетесь?

Всё, что касается ночи - это всё очень интимно. Я не могу вам сейчас рассказать, как я переживаю какие-то фантастические моменты с женщиной, любовные потрясения… Ночные размышления о музыке - сродни этому. Это самая близкая аналогия. Прикосновение к партитуре - это как свидание, которого трепетно ждешь, и ты не знаешь, чем оно закончится.

- Непредсказуемо?

Абсолютно. Почему какие-то симфонии уходят из контекста, звучат реже, чем другие? Потому что разные уровни возбуждения. А чем сильнее эти переживания (это я могу сказать точно из своего опыта), тем ярче получается картина в окончательном написании, в звучании на концерте.

- Вот вы лично выходите к оркестру на репетиции с уже готовым решением?

Всегда. Генерально - да. Репетиция - это полигон, на котором ты можешь попробовать разные технологии: тембральные, акустические… Решение всё равно уже в тебе. А если его нет, то просто нельзя появляться перед оркестром. И этим, кстати, болеют очень многие дирижеры…

Ну представляете, каково вам было записывать всего Шостаковича за месяц, когда надо было прийти с готовым решением на каждую симфонию…

Послушай, прежде чем записывать, мы его в сезоне сыграли. Всего. Огромная подготовительная работа. И для меня было важно не просто его «проиграть», а постичь. А если бы мы, не играя прежде, записывали бы его с листа, то даже, стоя на голове, ничего бы не получилось. Даже под страхом смерти.

Правда. Поэтому когда нам говорят - «вот вы с Мацуевым часто играете», - ну и слава богу, потому что, играя в Казани или на многочисленных фестивалях Дениса в регионах, мы, по сути, создали с ним совместную исполнительскую лабораторию: смысл нашей работы не в том, чтобы сыграть хорошо или плохо, а в том, чтобы постичь те или иные смыслы, те коды, которые мало кому удается расшифровать. А постижение не терпит суеты, оно требует времени.

Это редкий случай, когда у дирижера с пианистом возникает лаборатория, - спроси сейчас у кого: а у тебя с кем лаборатория? Никто и не скажет… ну да, удобно кому-то с кем-то раз в сезон сыграть по-дружески.

Нет, слава богу, у нас с Денисом действительно лаборатория, я на этот счет много думал. У нас было много потрясений, но они все не спонтанные, но подготовленные. И я рад, что, тем самым, мы стараемся показать пример служения музыке. А не просто - сыграли и сыграли, ну хорошо, ну молодцы, ну ребятки - супер! Не надо - супер, проживание нужно. Про-жи-ва-ние. Для меня только это и имеет значение.

То есть ваш дуэт - это пример такого тактильного, человечного отношения к музыке, не умозрительного, не метафизичного…

Конечно, пример с Денисом не уникален, это есть и у других музыкантов, но, увы, в большинстве случаев суть уходит на второй план. Сейчас главное - касса, зрительская любовь, медиа, пиар. А вот постигать суть музыки людям некогда.

Ну, слушай, жизнь проходит - какая там суть?! Ну? К сожалению, но это так. И это повсеместная тенденция, которая девальвирует невероятно отношение к искусству. Пиар, народная любовь - это всё хорошо, но это вторично. Для того, чтобы любовь была - надо работать много и по-настоящему.

«Караян был не просто пиарщиком, за ним стояло великое содержание»

- К вопросу об общении с композиторами: часто мне музыканты рассказывают, как общаются с иными гениями «напрямую», ведут диалоги, спорят…

Ох. Наверное, меня коллеги уличат в поверхностности: меня вообще не интересует биографический контекст. Меня трогает только музыка, - а каким образом она написана, при каких обстоятельствах, это уже такая препарация.

Всё-таки я практик. Я отношусь к профессии не как исследователь, а как интерпретатор. Ну да, мне скажут - «Ну как можно трактовать сонаты Бетховена, не зная исторического контекста?». Ребят, да всё это полная чушь. Потому что музыка сама за себя говорит. Она самодостаточна.

Я не хочу сказать, что не надо знать исторических контекстов, но не надо это возводить в фетиш. Чтобы мне передать тот смысл, который я прочел в «Иоланте», мне не надо выключать свет, делать каких-то эффектов, мне не надо запахом ладана наполнять закулисье, чтобы мои артисты под кайфом лучше играли. Самой «Иоланты» достаточно: у солистов ком в горле, потому что они видят плачущий зал. Всё остальное - от лукавого.

Смотрите, вот перед вами партитура одной из симфоний Малера. И вам для этого не надо с ним встретиться на звездном мосту и задать пару вопросов?

Да, я слышал, что такие встречи у иных случаются, и считаю это неким психическим отклонением. Когда дирижеры говорят музыкантам - знаешь, я вчера с Моцартом разговаривал ночью… нет, ну когда выпьешь и говоришь такое ради хохмы, - это одно.

А вот на полном серьезе - это либо клинический случай, либо из области «старик, это уже совсем не смешно». Нет, мне не надо с Малером встречаться. Достаточно того, что он БЫЛ. И я боготворю его.

А самое смешное, что вот встретишься с ним, а он скажет - «да это вообще у меня неудачная вещь, не хочу обсуждать».

И разочаруешься. Такая встреча будет самым глубоким разочарованием. Бред просто. Разве нет? Зачем встречаться с ними? Если переходить на метафизический язык, наши души и так близки уже тем фактом, что и он - композитор - выбрал музыку в качестве профессии, и я выбрал как дирижер.

Мы сейчас - дети этих богатейших родителей, которые нам оставили такое наследство. От Баха до Щедрина. Кто как этим наследством пользуется - другой вопрос.

Герберт фон Караян - настоящий кумир для дирижеров, но как вы для себя решаете эту фигуру? Ведь его упрекают и в служении нацизму, и в том, что он коммерциализировал классическую музыку, задрав непомерно гонорары… его память соткана из противоречий.

Для любого дирижера, поверьте, Караян - пример для подражания. Он был иконой стиля. Модник. Красавчик. Пикировал с высоты в восемь километров на собственном самолете, ставил рекорды. И на этом самолете он сам перелетал в разные страны Европы, дирижируя то в одном зале, то в другом. Это абсолютно легендарная личность. Ну какой дирижер что тут вам скажет… этому либо завидуют, либо к этому стремятся.

Знаешь, в чем самое главное противоречие? Наше время исказило его фабулу. Его фабула заключалась в чем? Да, пиар - очень важная вещь. Но. Любой пиар должен быть содержателен, он должен иметь под собой основания. Караян не пропагандировал свои запахи или свою прическу. Да? Он был великим интерпретатором. И оперным, и симфоническим, каким угодно.

Он оставил гигантское наследие эталонного качества. Его пиар был зашкаливающим в свое время. Так же как и пиар, допустим, Сальвадора Дали. Но я это связываю только с зовом тех лет - 60-70-х годов XX века.

То есть - чтобы точнее сформулировать - это было НОВО для тех лет. Чем великие и воспользовались. Не то что - «ах он негодяй, пиарился», а это был абсолютно новый контекст отношений, новая медийная практика…

Это было веление времени. А сегодня… сегодня время над этим посмеялось, потому что мы видим, что посредством пиара из любого «ничто» можно сделать «что-то». Ну не знаю, из насмешки сделать «мировую премьеру». Из насмешки просто!

- А вы что сейчас имеете ввиду? Хотя я догадываюсь…

Не важно, что я имею ввиду, я же могу не всё говорить… имею право. Смотри, просто сейчас время пиара, который не имеет отношения к содержанию. Это гигантская беда наша. Потому что Караян был не просто пиарщиком, он был гениальным пиарщиком самого себя.

Но он оставил бесценное наследие, которое до сих пор питает умы и внутренний слух людей. Это не просто «А вот я - Караян, я дирижирую с закрытыми глазами»; он передавал смысл музыки! А сейчас мы можем легко пиарить то, что не имеет ни смысла, ни содержания… вообще ничего! Это насмешка времени.

Почему? Потому что отношение к подлинному, - к эталонам, к мерам вещей, - очень сильно девальвировалось. Подлинники утрачены. И сегодня белое - это черное, а черное - белое. Повсеместно. В любом направлении.

Сейчас на кучу дерьма можно сказать, что это шедевр. И если это скажет «уважаемый» в кавычках критик, то все тут же подхватывают - да-да, это шедевр, давайте все об этом говорить. Время ржёт над нами. И все равно мы никуда от традиции не денемся. А те, кто ее нарушают, рано или поздно вылетят из этой центрифуги как мыльные пузыри…

До конца про Караяна - ему ставят в упрек: а вот, он открыл этот ларчик коммерции. Но не он, так другой бы открыл. Другой великий…

Караян был великий. Время все равно бы к этому подтолкнуло, это объективная реальность.

- Пошли развиваться бурно звукозаписывающие компании…

Ну конечно. Его англичане вытащили. Он оказался в нужное время в нужном месте. Вопрос не в этом. Ведь куча его современников тоже оставила свои следы в истории. Я говорил с выдающимися критиками по-настоящему, с очень мудрыми людьми: вот при всем уважении к Бернстайну, который бесспорно был абсолютно гениальным музыкантом - композитором и дирижером, - но если сейчас поставить на весы его и Караяна, то их просто невозможно будет даже поставить вместе…

Что делает время? Оно акцентирует внимание на главном. Записи Бернстайна, некогда тоже имевшие бешеный маркетинговый успех, невозможно даже попытаться сравнить с записями Караяна по содержательности, глубине и отношению к музыке. Бернстайн был неподражаемым мастером эффектов, но вот он и остался в памяти как мастер эффектов… это шоу.

А Караян не просто прочитывал музыку, он ее познавал. В этом гигантская разница.

Как дирижер объясните: почему Караян часто дирижировал без партитуры, а когда его заставляли при Гитлере - он клал ее на пюпитр вверх ногами?

Послушай, многие дирижеры говорят - ну, это понты. На самом деле, если ты знаешь произведение наизусть, то партитура тебе очень мешает. Хотя бы тем, что надо переворачивать страницы. Тосканини тоже не дирижировал по партитуре.

А Тосканини для Караяна был как бог, Караян на велосипеде ездил в Парму по горам, чтобы его услышать и увидеть. И Аббадо тоже без нот дирижировал: мне очевидцы рассказывали, что он чуть ли не сам писал партитуру… такая степень глубины знания. А не просто когда знаешь, что сейчас в басах происходит или в медных…

Караян одним из первых сказал, что партитура звучит тогда, когда ты слышишь ее внутренним слухом. И сидя в горах Северной Италии (в момент денацификации, когда он прятался от ловцов за нацистами), и не имея оркестра, Караян заново начал постигать профессию.

Он изучал инвенции Баха внутренним слухом. А это очень сложная штука, на самом деле. Когда пять голосов звучат абсолютно независимо друг от друга, а ты их можешь одновременно вести пальцами.

И вот почему Мравинский говорил про ночи - ночью идеальное время для того, чтобы ничего не мешало слышать всё, что происходит внутри тебя. Нет шумов посторонних, шума улицы, сигналов машин, мигалок полиции или скорой помощи. Ты в этой темноте погружен в космос.

Вот что делал Караян: он время коротал таким образом, он развил в себе феноменальную способность всё слышать внутри. Да, без оркестра. Он в этот момент учился по-настоящему властвовать собой. Такие паузы даже необходимы. И очень правильно этой паузой воспользовался. И стал сильнее, чем был.

«Дирижер не должен раздавать конфетки и гладить по головке»

Я до интервью прослушал аудиозапись одной из репетиций Тосканини, где он орет на музыкантов… и Марис Янсонс в одном из интервью говорил, что Тосканини бы в пять минут сегодня выкинули из любого оркестра - грубость категорически запрещена. Но Тосканини тоже был человеком своего времени?

Для себя я это решаю очень просто. Вот посмотрите тренировки любой спортивной команды. Той, которая не просто играет, но и выигрывает. Ну нет там такого, что тренер ходит и всех хвалит, гладит по головке и дает конфетку. Понимаешь? Идет жесткий принцип взаимодействия. И все понимают, что тренер - это тот самый цепной пёс, который мотивирует разными способами.

И дирижер должен владеть широким спектром мотиваций. Не просто кричит или топает ногами, а может и пошутить, и испепелить взглядом, может кого-то выгнать. И так далее. В России есть дирижеры, которые являются хозяевами, худруками своих оркестров. И, как настоящие домостроевцы, они переживают за судьбу коллектива. И для этого надо уметь давать по голове, когда это необходимо.

Для меня, как для человека, который живет в России всю жизнь, и на Запад выезжает достаточно редко и то со своим оркестром, - для меня нет такого компонента как «хороший дирижер». «Хороший дирижер» по российским понятиям - это абсолютно немощное существо; поверь, ни Гергиев, ни Темирканов не заискивают со своими музыкантами, не дают им конфетки.

Но у них звучат оркестры, и они известны на весь мир. Есть и дирижеры, исповедующие иную религию, мол, музыкантов надо хвалить. Ну так эти музыканты сидят у них на шее, болтают ногами на груди. И это в звуке отражается сразу же.

Просто есть традиция определенная. И Тосканини - эталон этой традиции, и Никиш до него, и другие мастодонты… А вы думаете, оркестранты любили Голованова? Да нет, конечно! Его ненавидели! Он был тираном и деспотом. Так же как Тосканини, Мравинский, Светланов.

Но эти люди - феноменальные образцы служения. Они не искали хорошие слова и добрые пожелания. У них была мистическая миссия, и они ей следовали максимально искренне. Шлепали по пюпитру партитурами, ломали палки об пульт.

- Мужское начало уйдет, если не ломать…

Ну дирижер не может быть пай-мальчиком. Дирижер, который не может шарахнуть по пульту ладонью, он становится кастрированным. Кто такой дирижер? Это полководец. А разве можно представить Жукова, который перед всеми бы извинялся и гладил по головке?

Так что всё это чушь полная про диктатуру… без этого нет звучания. Оно может быть, но для этого нужна другая формация. Мариса я понимаю прекрасно. Был бы я там, на Западе, я, может, был бы вынужден по-другому к этому относиться. Они там и живут, извините, по-другому. Другие уклады. Их и заставлять не надо. Нам до этого, как до Луны. Пока еще.

- А у нас-то что?

Если русскому музыканту сказать: вот тебе неделя выходных, за эту неделю выучи симфонию… он через неделю придет и ничего вам не сыграет. Потому что - ну мало ли, что ты ему сказал. Это тебе надо. А ему это не надо, у него выходные. Ну другой менталитет.

А на Западе веками отработано: дается музыканту задание и на первую репетицию он приходит не «сырым», а с выученным материалом. И вот в этом сегодня преимущество казанского оркестра: я требую, чтобы оркестр пришел с выученным текстом, знал, о чем будет речь. Тогда можно начинать заниматься чистым творчеством. У меня очень жесткая организация!

О жесткости. Часто можно слышать упреки в адрес тех или иных конкурсов - кого они выпускают? Художников или спортсменов?

В определенном возрасте, на старте надо познать этот стресс. Ну интересно же - чем закончится? Момент адреналина должен присутствовать. И у тебя другого способа мобилизовать свои ресурсы просто нет, кроме как через конкурс.

Он как открытое окно дает кислород, чтоб человек смог взлететь на более высокую орбиту. Так что я ничего в конкурсах плохого не вижу. Плохое в том, что люди, пройдя через него, говорят - «жизнь удалась, я всё выиграл», и далее останавливаются в развитии. Это порочно, конечно.

«Все талантливые люди с прибабахом!»

Мне интересна ваша позиция вот на какой момент: вы знаете все секс-разоблачения с Харви Вайнштейном, а если ближе к музыке - с дирижером Ливайном, которого отстранили от оркестра за подозрения в домогательствах столетней давности… понеслась волна.

Видимо, общество дозрело до новой этики. Когда-то домогаться было нормой, сейчас это вызывает вопросы. Но я боюсь, что это приведет в итоге к некой стерильности, мы получим существо третьего пола, гомункула.

Слушай, конечно, мораль и этику никто не отменял. Но также никто не отменял личную жизнь людей. Ужас-то в том, что сейчас при помощи современных технологий можно вскрыть переписку любого, все это выложить на всеобщее обозрение.

Ну в конце концов, если говорить про случай Ливайна: мне кажется, что всё это притягивается за уши, имея одну только цель - опорочить. Существует масса методик и механизмов, образовался целый класс СМИ, который специализируется на инсайде…

Ну да, огромный информационный тренд, куча инсайдерских телеграмм-каналов, открыто объявляют: пишите нам в личку о ваших корпоративных дрязгах, всё с удовольствием опубликуем…

Ну да, хочется всем посмотреть какая грудь у той или иной телеведущей. Но в итоге-то - что мы получаем? Вся эта инсайдерская волна - это тоже отсутствие этики. Потому что люди, по-хорошему, не должны этим интересоваться.

То есть, грубо говоря, разоблачая Ливайна или Вайнштейна, и смакуя эти разоблачения, люди не понимают, что в самом факте разоблачения и смакования еще бОльшая аморальность и неэтичность.

Нет, а что - двадцать лет назад об этом никто ничего не знал? Да чушь. Все прекрасно знали. Просто сейчас, наверное, потребовалось освободить место Ливайна для какого-то другого, условно говоря, извращенца.

Все люди - порочны. Любой человек, тем более, творческий, тем более артист - да все чокнутые. Нет такой гребенки, по которой можно всех выровнять и сказать - да, вот он хороший, вот он молодец. Все талантливые люди с прибабахом.

Ну зачем это все вываливать на потребу публике? Да все прекрасно знали давно, что Ливайн любил… вот это направление в сексуальном искусстве. Но и работал прекрасно, все знают его достижения. О чем тут говорить?

Он сейчас несчастный, больной человек, у него Паркинсон. Но для чего, блин, понадобилось поднимать скандал? Я правда не понимаю. Не убил. Не принуждал. Не растлил. Все это происходило добровольно, я уверен. Да загляни сейчас в телефон к любому - что там происходит, мамочки! Это такое откровение будет.

Но это нельзя опубликовывать, потому что это развращает людей. Это еще больше раскачивает аморальность. Вместо того, чтобы люди занимались своим развитием, мы показываем, что у наших кумиров дырявые носки и трусы без резинки… Это чушь дешевого уровня, но она повсеместна.

- А закончим все-таки музыкой: Рикардо Мути говорил, что нельзя на репетициях мириться с рутиной…

Ну какая у нас рутина, ну что ты. Мы-то сезон выстраиваем из произведений, которые сами любим и жаждем к ним прикоснуться. Вот закончилась «Иоланта», и я уже жажду «Зимние грезы». Потом по плану - Шостакович, Реквием Верди, Седьмая Малера, - я всё это жажду!

Рутина, знаешь когда? В каком-нибудь заштатном театре, в котором идет с купюрами «Спящая красавица», эти котики, пупсики-шмупсики, и музыканты сидят там за 5000 рублей, и думают - ну когда же это закончится всё?

А когда у тебя такие классные музыканты, солисты, произведения, - это счастье! Наш сезон - сплошное приключение. Годы пролетают как миг. Семь с половиной лет у меня прошло на посту в Госоркестре РТ, а такое впечатление, что я только вчера приехал в Казань. Тут не до рутины! Жизнь!

- А Штокхаузена вы хотели сыграть, но пока не берете?

Пока нет. Мы с Пендерецким потихонечку решаем, Лигети у нас будет в следующем году (что ранее в Казани вообще не звучало). Нельзя сразу родить ребенка, мы проходим пока другие ипостаси. И это благодарное ощущение бурлящей жизни - видишь горящие глаза, и ради этого стоит жить.